Брандвахта

Фрагмент 12

23

Пока я мотал вокруг голеностопа бинт, на пороге возникла Фельдман.

— Ты почему Римме ключи от оружейной комнаты не даёшь?

— Потому что за сохранность оружия отвечаю я, а не она. И что это за херня? Кто твоему Шамилю разрешил кому-то отдавать наше оружие и запасы продовольствия?

— Мохнашов, что ты несёшь? Кто может хозяину всего вот этого запретить что-нибудь продать? — сделала округлый жест рукой Юля.

— Кому? Хозяину? А с каких это пор он стал хозяином?

— С тех самых, когда возглавил фирму. Это всё — собственность ТОО «Башкинтерком», директором и владельцем которой он является.

— Стоп-стоп-стоп! Владельцем? На основании чего он вдруг стал владельцем, если учредителем фирмы является… являлся Барисыч?

«Начальник коммерческого отдела» посмотрела на меня, как на пятилетнего дауна.

— Янбарисов, как тебе известно, умер. А Шамиль был его заместителем. Поэтому права собственности перешли именно к нему. Как и руководство компанией. У него печать! Это я тебе говорю, как юрист по второму образованию.

— Пусть засунет эту печать себе в жопу. А ты, если ты всё-таки юрист с образованием, а не самозванка, то должна знать, что права собственности переходят к родственникам умершего. И таковых в живых двое: Наташа и Васька Богдановы. Но никак не какой-то там Шамиль Мусихин, которого эти наследники даже не назначали директором доставшегося им в наследство ТОО.

Нет, я-то точно не юрист. Но как-то слышал разговор на эту тему шефа конторы, где я работал, с приятелем. И обсуждали они права того самого приятеля, младшего компаньона и дальнего родственника одного пристреленного предпринимателя, на имущество, оставшееся после гибели «главного компаньона». Там много заморочек упоминалось, включая очереди наследования. Первая очередь — жена, дети и родители, вторая — братья-сёстры, третья — вся прочая родня, четвёртая — остальные, кто заявил права на наследования. Ну, там любовницы, друзья-товарищи, компаньоны и тому подобное. И пусть Богдановы относятся к третьей очереди, но они — единственные, поскольку никого из предыдущих очередей нет в живых.

— Ах, вот, значит, как ты разговариваешь? Я говорила Шамилю, что с тобой каши не сваришь, а он — «этот тюфяк всё проглотит и сделает так, как ему сказали».

Накрыло. Ну, ребята, сейчас я вам покажу, какой я тюфяк!

— Наташа!

Юлькины каблучки торопливо цокают по коридору к выходу на палубу, а я ковыляю к двери каюты.

— Я обед готовлю, мне некогда!

Да твою ж мать!

— Бегом!!! Бросай всё, и бегом сюда!

Да пофиг, что Шамилька слышит этот мой рёв.

— Я тебе не собачка, чтобы бегом к тебе бегать!

Тем не менее, как была, в кухонном фартуке и с разделочным ножом в руках, высунулась с камбуза. Нашла, блин, время, характер показывать!

— Скорее!

— Что-то случилось?

Простенький навесной замок с двери оружейки летит на пол, дверь нараспашку. Никаких оружейных пирамид у нас нет, просто присобачили к стенке полочки, на которых лежит оружие: автоматы, карабины, пистолеты. Вот они, три обреза, которые проще всего зарядить, поскольку запасные магазины к многозарядному оружию лежат неснаряженные, чтобы не просаживались пружины. А патроны для изуродованных дебилами ружьянок просто стоят на полочке рядом с ними: у них другой калибр, не подходящий к многозарядному ружью, и таких патронов всего шесть.

— Быстро вскрой ящик с ружьём и приготовься отдать его мне.

У меня один обрез уже по-пиратски за поясом, а во второй загоняю патроны.

— Я же говорил, что он всё отдаст сам.

Это голос Мусихина.

— Карабин положи на пол.

Обрез, у которого я только что защёлкнул патронник, смотрит в направлении вошедшего внутрь «гостиницы» Шамиля.

— Ты что, Мохнашов, совсем взбесился? В своих уже стрелять собрался? Почему не исполняешь приказы директора?

— Положи карабин. Считаю до трёх. Раз!

Отталкиваю левой рукой Наташу, пытающуюся высунуть нос из-за моего плеча. Казалось бы, на мгновение переключил внимание, а Мусихин уже вскидывает СКС. Не к плечу, а просто направляя на меня ствол, и нажимает на спусковой крючок.

Нет, не ковбой он, навскидку точно стрелять не умеет, и пуля вышибает щепки из притолоки дверей «оружейки». Сильно в стороне от моей головы. Или это, чтобы я инстинктивно дёрнулся в сторону, а он успел взять оружие уже обеими руками?

Дёрнулся. Но заряд картечи тем и хорош, что всё равно летит облаком. Особенно — из укороченного ствола.

Отдача просто ломовая, чуть кисть руки не выбило.

Удары дробин, диаметр каждой из которых лишь немногим меньше, чем калибр карабина, Шамиль почувствовал, но импульсов боли нервные клетки ещё не успели донести. Дошли, судя по исказившемуся лицу, лишь в тот момент, когда я нажимал на второй спусковой крючок обреза «бескурковки».

Даже сквозь «вату» в ушах, образовавшуюся из-за стрельбы в закрытом помещении, слышен дикий визг в комнатах, куда по приказу Шамиля загнали всех женщин. Особо надрывается, едва ли не переходя на ультразвук, Рита: её почти детский голосок ни с каким другим не перепутать.

Сам Мусихин уже мешком опустился на пол, из него начинает вытекать кровь. Юльке тоже немного досталось, но не в живот и лицо, как её дружку, и она тихонько скулит, уронив на пол лакированную чёрную сумочку.

— Ты убил его! Сволочь! Что ты наделал? Тебя тоже убьют за это.

Но и она со стоном опускается вдоль стенки. Лицо перекошено болью.

Теперь можно оглянуться и на жену: со слишком уж сильным грохотом он брякнулась, когда я её оттолкнул.

Нет, у Натальи, кажется, всё в порядке. Только потирает «пятую точку» и мотает головой: выстрелы и ей по ушам шарахнули.

— Надя! Бивалькевич! Сюда, скорее!

Наша «Айболит» высовывает перепуганное лицо в приоткрывшуюся дверь.

— Надя, надо её перевязать.

— За что ты меня ударил?

Кажется, моя дражайшая в ярости.

— Извини, моё счастье. Не ударил, а оттолкнул. Чтобы ты под случайно пулю не попала.

— Никогда больше так не делай! — после секундной паузы потребовала она и выглянула в коридор.

— Не буду. Но и ты больше не лезь под выстрелы.

— За что ты его?

— А ты предлагаешь, чтобы я смирно ждал, когда он меня продырявит из карабина? Ты же слышала, что он выстрелил первым. Да за то, что он собирался сделать, его мало один раз пристрелить!

— А что он собирался сделать?

— Воспользоваться тем, что никого из мужчин, кроме Васьки, вместо которого мне пришлось остаться, на брандвахте нет, и вывезти все наши запасы. Все! Подчистую! Вон, Римму спроси: у неё накладные на то, что по приказу этого говнюка нужно кому-то отдать и оставить нас здесь подыхать с голода.

Это уже, конечно больше для остальных женщин, чем для моей. С ней-то я всегда смогу объясниться, а те реально смотрят на меня, как на взбесившегося маньяка, начавшего убивать уже своих.

— Риммка, правда, что ли? — округлила глаза Икрамова.

— Не знаю. По накладным — отгрузить практически всё, что у нас на складах… Ну, кроме всяких варений-солений и рассыпных круп из домов. Шамиль Фаридович приказал… Они с Юлией Эдуардовной с какими-то оптовыми покупателями договорились. Те уже минут через сорок приедут…

Кажется, до этой деревенской девчонки начал доходить смысл приказа «директора». Как, блин, до утки — на третьи сутки!

— Юлька, так, что ли? — перекосился рот Натальи.

Фельдман лишь высокомерно отвернула от неё мокрое от слёз, искажённое гримасой боли лицо.

— За то, что твой козёл сделал, я сама прослежу, чтобы вас всех самым гнусным уродам в подстилки отдали.

— Юля, что ты такое говоришь⁈

Бивалькевич даже бинтовать раненую перестала.

— Вы и до этого ничего лучшего не заслуживали, а теперь… теперь, когда он Шамиля убил…

— Надя, заканчивай её бинтовать, и отведите в каюту. Пусть отлёживается.

У гадюки вырвали зубы. И если, когда вернутся наши, она будет способна что-то рассказать, то, как мне кажется, мы услышим много интересного о том, что задумала эта парочка. А пока нужно срочно поднять трап, чтобы предприимчивые «партнёры» этих аферистов не смогли просто так зайти на борт брандвахты.

24

Травмированная нога, зараза, болит, даже несмотря на плотную, давящую повязку. Так что до лебёдки, поднимающей и опускающей трап, я ковылял очень осторожно. Покрутил рукоятку, зафиксировал сколоченную при моём активном участии конструкцию в максимально высоком положении. А для верности ещё и заблокировал шестерни каким-то болтом, попавшимся под руку, положив его между «зубами» одной из шестерёнок. Всё. Надо заниматься организацией обороны.

Господи, с кем обороняться-то? С горсткой перепуганных женщин, большинство из которых никогда оружия в руки не брали? Если не считать учебного на уроках НВП. У кого в школе оно было. Ну, хорошо: Наталью я немного поднатаскал обращаться с пистолетом Макарова и «калашом». Но реально она ни из того, ни из другого не стреляла. Надя Бивалькевич, как военнообязанная, стреляла в институтском тире из «мелкашки». Ах, да. Лиля Икрамова говорит, что её брат научил стрелять из «газовика». «Почти такого же», как я нашёл в кармане у Шамиля перед тем, как попросил девчонок перекатить его тушку на кусок полиэтилена и замыть кровь на полу. Стены брандвахты достаточно тонкие, и если какая-то из них высунет нос в окошко, чтобы пальнуть, то её с лёгкостью «снимут», прострелив стенку ниже окна. Если у «партнёров» имеется что-нибудь серьёзнее обреза или даже двустволки. Да даже из ружья пуля с пятнадцати-двадцати метров пробьёт её «на счёт раз».

Рассчитывать можно только на самого себя. А значит, нельзя позволить убить себя. Не только потому, что своя шкура ближе к телу, и дырки в ней, не предусмотренные конструкцией, штуки очень болезненные. Это значит, наше имущество всё равно достанется другим, но уже в придачу с моей тушкой. И мразь Фельдман точно отыграется на остальных женщинах. И в первую очередь — на Наташе, чтобы отомстить мне.

— А может, всё-таки отдать им что-нибудь, чтобы нас не трогали?

Это Вафина. Девочка явно невеликого ума. К тому же, перепуганная нашей с Мусихиным стрельбой и угрозами Юльки.

— Римма, включи мозги! Если их впустить на брандвахту, тогда они заберут всё. Просто грохнут меня, чтобы под ногами не мешался, и заберут.

Пистолеты — Наталье и Лиле. Остальным, пригодным хоть к чему-то, автоматы, у которых лично выставил переводчик огня на стрельбу одиночными и приказал не касаться оружия до первого выстрела снаружи.

Почему именно такое распределение оружия? Да потому, что пистолет нужно ещё и уметь держать. Нам в части при обучении обращению с ним всю плешь проели тем, что при неправильном хвате затворная рамка «пестика» вырывает мясо между большим и указательным пальцем. А у автомата, если его не совсем уж извращенческим способом держать, дёргающийся при выстреле затвор ничего не повредит.

Пригодные хоть к чему-то — это Надежда и Фая. Туповатая и перепуганная Римма и малолетняя Рита — вне игры. Какое им оружие? Пусть молча валяются под кроватями и не шевелятся. Молча! Без каких-либо панических визгов, на чём я особо настоял.

— Девочки, ваша задача — просто лежать на полу и раз в пять-десять секунд стрелять в открытое окошко. Повторяю: просто лежать и время от времени стрелять в воздух. Неприцельно. Просто для того, чтобы снаружи были слышны выстрелы. Если узнаю, что кто-то решил геройствовать и высовывался в окошко, чтобы в кого-нибудь попасть, самолично отхожу вот этим ремнём по голой пятой точке! И хоть зажалуйтесь после этого своим мужикам: мне кажется, они не только меня одобрят, но и сами добавят.

— Что, Мохначёв, на чужие женские задницы полюбоваться захотелось?

Вот язва!

— Ревнуешь? Значит, любишь.

— Да люблю, люблю! Вынудил всё-таки признаться…

А ведь верно. Никогда моя ненаглядная мне таких слов не говорила.

— И я тебя люблю. Но слова про наказание за «героизм» и тебя касаются. Ты мне нужна тёпленькая, а не остывшая, как Шамилька.

Ну, вы помните нашу семейную хохму про то, что два индейца под одним одеялом не замёрзнут.

— И ты себя береги. Ты же, как я поняла, «гостей» на открытой палубе будешь встречать.

На палубе. Но не на такой уж и отрытой. Хотя, конечно, с «укрытиями» на ней пришлось повозиться, нагромождая всякий хлам. Включая, например, «столовский» обеденный стол с толстой алюминиевой столешницей, который мы с Наташей приволокли, уложенный набок мангал, одну из лавок, сколоченных из доски-пятидесятки, бухту пенькового троса. В общем, будет за чем укрыться с началом перестрелки.

А в том, что она состоится, у меня нет ни малейшего сомнения. Это придурок Шамиль с идиотским газовым пистолетом бегает в надежде на то, что наживётся на наших запасах, и его после этого в живых оставят. А я бы, по нынешним временам, имея их или «рыжьё» (он же даже договор подготовил, в котором прописано, сколько ему должны передать золота после сделки! В его понтовитой папочке лежал), без трёх-четырёх «стволов» не рискнул бы такое возить.

О том, что в нашу сторону едут чужаки, известил выстрел из ружья. Дед службу знает, вот и пальнул в воздух, как мы договаривались, когда он заселялся в «выморочный» дом. Еле успел разложить рядом с баррикадой собственный арсенал: два автомата (чтобы не возиться с заменой магазинов), ещё один карабин, так полюбившееся мне четырёхзарядное ружьё. С пулями во всех патронах. Избыточно, конечно, поскольку вряд ли перестрелка затянется дольше, чем на пять-десять минут. Но лучше уж пусть останется, чем не хватит.

— Всё, девчонки! По местам. Напоминаю: лежать на полу тихо, как мыши, чтобы вас никакой шальной пулей не зацепило. И, когда стрельба начнётся, очень редко стрелять в открытое окошко. Будет сильно бить по ушам, но терпите.

«Камазов» целых три. А перед ними новенькая чёрная «двадцать девятая» «Волга». С её переднего пассажирского сиденья вылезает счастливо улыбающаяся фиксатая морда.

— Мужики, не соврал Шаймулло про то, что баб будет на чём везти, — тычет он пальцем в «Рафик», на котором салаватцы собирались ехать домой.

«Мужики» разнокалиберные, от восемнадцати до примерно сороковника, как этот золотозубый. Автомат только у одного. Но не «Ксюха», а армейский АКМС. Очень серьёзная машинка. Куда более мощная, точная и дальнобойная, чем наши «укороты». У пары выбравшихся из грузовиков — нормальные, необрезанные ружья (не понимаю придурков, которые ради удобства ношения обрезают не только приклады, но и стволы, превращая тем почти полноценное оружие в этакие мега-пистоли, годные для стрельбы метров на десять, не больше), у главаря — кобура с чем-то, более крупным, чем ПМ. Судя по размерам, даже не ТТ, а, скорее всего, «Стечкин». Не штатная деревянная, а именно кожаная. Такие, насколько я знаю, обычно использовали оперативники. Ещё у двоих, приехавших в легковушке, включая водителя, тоже пистолетные кобуры, но точно «пээмовские».

— А где сам Шаймулло?

Это фиксатый уже мне кричит.

— Посрать ушёл. Просрётся и появится.

Вместе с водителями грузовиков — десять человек. Четверо вылезли из «волжанки», по два человека из каждого «Камаза». Дружно ржут. Как будто речь идёт о чём-то донельзя позорном, а не об естественной функции организма.

— А ты кто?

И тут меня что-то дёрнуло соврать.

— Василий.

— Понятно. Этот… засранец говорил, что на его корыте будет только какой-то пацан по имени Васька. Только на пацана ты уже не очень похож. Но всё равно, Вася, давай, опускай эту лестницу. Мы пока, как договаривались, ваших баб в маршрутку погрузим, а потом и товар таскать начнём.

Вот же тварь! Он, оказывается, и женщин наших продал!

— Ребята, стреляйте в него! Он Шамиля убил! Он ничего вам не отдаст!

Голос Юльки хоть и ослаб после полученных ранений, но его слышно даже мне. А уж этим… «партнёрам» сквозь открытые окна кают — и подавно.

Сучка! Всё-таки набралась сил, чтобы подняться с кровати и нагадить нам.

Какой-то невнятный шум и ослабленный расстоянием и стенами пистолетный выстрел. Но я уже ныряю с лавки на палубу, за бухту каната, поскольку понимаю, что сейчас начнут стрелять и по мне.