Утром я первым делом съездил в пункт проката автомобилей. Давешний «плимут» был всё ещё доступен, и я арендовал его на два месяца. В моём личном бюджете сразу возникла здоровенная брешь, но теперь меня это не пугало. К маю должна была появиться прибыль от проката первого фильма, ждать осталось недолго.
Вернувшись к дому, я отнёс в «плимут» сумки и постучался к Джессике:
— Ты готова? Хотя вопрос риторический. Уже вижу.
Возле двери стоял чемодан — двухпудовый монстр, с которого начиналось наше знакомство. Крякнув, я приподнял его, вынес за порог.
— Что ты сюда напихала, Джесс? Признавайся. Ты девчонка с экватора, у тебя в багаже должны быть только бикини и мини-платья. А ощущение, что там кирпичи и чугунные сковородки.
— Может, у меня много бикини, и все тяжёлые.
— Юмор прогрессирует, — кивнул я. — Ещё год-другой — и напишем с тобой сценарий кинокомедии.
Мы спустились на лифте, и я, поднатужившись, запихнул чемодан в багажник. Когда мы сели в машину, я сказал:
— Симпатичный здесь всё-таки квартал, хоть и небогатый. Буду скучать. Особенно по закусочной.
— Да, я тоже, — сказала Джессика. — Хорошо, что я поселилась именно здесь. Хотя поначалу дом показался мне неуютным, почти уродливым.
Я сверился с картой, и мы направились в припортовый район, где жила графиня. Та уже тоже собрала вещи. Перетащив в «плимут» два объёмистых саквояжа, я вновь завёл мотор. Из окон нам вслед смотрели соседи.
Когда мы добрались до нового дома, я констатировал:
— Ну вот, теперь вместе и живём, и работаем. Объявляю нас хипповской коммуной.
— Как пожелаете, Дмитрий, — усмехнулась графиня. — Можете считать нас хоть плясовым ансамблем, если будете по утрам возить нас на студию.
— Зависит от ваших плясок.
Перетаскав их вещи в квартиры, я спросил:
— Распаковываться будете сразу?
— Нет, лучше вечером, — ответила Джессика. — У нас ведь работа.
— Твоё занудство, Джесс, компенсируется лишь твоей красотой.
И мы отправились на студию.
Там оказалось довольно людно — оформлялись актёры для первых сцен. Сон-Хи и Мей-Лин давали им пояснения.
Тех, кто разобрался с бумажками, я позвал в павильон, и мы доработали уже отснятые эпизоды. Экранные персонажи, которые оставались до этого затуманенными, теперь обрели индивидуальность — таможенник, хозяин кафе и вредный клиент, секретарь декана и второкурсники, с которыми говорила шпионка.
Затем мы сняли следующую сцену.
Ребекка, выйдя из университета, взглянула на часы и подошла к таксофону. Набрала номер и поднесла трубку к уху.
— Тату-салон «Тетерев», — отозвался невидимый собеседник.
— Я хотела бы уточнить, — сказала Ребекка, — по поводу изменений в эскизе.
— Изменения внести можно, но надо согласовать отдельно. За срочность — доплата по действующим расценкам.
Услышав это, она нахмурилась:
— Хорошо, я подъеду.
Повесив трубку, она вернулась за руль и несколько секунд обдумывала что-то сосредоточенно. Затем её глайдер тронулся и скользнул по улице прочь.
Стоп-кадр.
И сразу последовал ещё один эпизод. Участвовала Розанна с новым актёром — парнем немного старше неё.
В кадре появился крошечный дворик с глухой кирпичной стеной и мусорными баками. Видна была приоткрытая деревянная дверь с облупившейся краской — служебный вход в забегаловку, где работала официантка Сьюзи.
Та была тоже в кадре — мрачно курила, привалившись плечом к стене. Поверх форменного платья она надела короткую кожаную куртку с заклёпками.
Чуть поодаль был припаркован грузовичок-фургон. Из кабины выбрался коренастый парень и, обойдя машину, открыл задние створки. Собрался вытащить из фургона картонный ящик, но посмотрел на Сьюзен и направился к ней.
— Привет, — сказал он.
Она скривилась, ничего не ответив. Парень продолжил:
— Сьюзи, пошли в субботу на «Дуговую сварку»? Ты ж их фанатка вроде. Билеты есть.
Смерив его взглядом, она лениво сказала:
— Брешешь.
— Ну, я достану. У меня один кореш, он обещал…
— Отвянь.
— Да чё ты выпендриваешься? Нормально же предлагаю. Если со «Сваркой» вдруг не срастётся, то просто так зависнем. В субботу как раз компашка нормальная подбирается…
— Слышь, алё, — перебила Сьюзи. — Ты деревянный? С одного раза не догоняешь? Сказала же — не отсвечивай. Иди лесом.
— Хамишь, коза?
Он шагнул ней, но она отпрыгнула и быстрым движением выхватила из-за пазухи нож. Выкидной клинок сверкнул угрожающе.
— Ты больная, — констатировал парень, отшатнувшийся рефлекторно.
Сплюнув на асфальт, он вернулся к грузовичку, взял ящик и вошёл в здание.
Сьюзи спрятала нож, швырнула окурок наземь.
Камера поднялась над двориком. Открылась панорама — река и автомобильный мост с массивными пилонами-башнями. Их медная облицовка позеленела от патины, выделяясь на фоне осенних туч.
Стоп-кадр, конец эпизода.
— Благодарю, — сказал я актёрам, — отработали хорошо.
— С таким оборудованием, — хохотнул парень, игравший шофёра-грузчика, — я бы хоть весь фургон разгрузил. С бумажки читать — не ящики ворочать.
Розанна от комментариев воздержалась. Как только эпизод кончился, она молча вышла из павильона.
Мы с Йенсом пересмотрели сцену, и он сказал:
— Пусти меня к монитору, Дмитрий, на пять минут. Пока не забыл, добавлю пару пометок, чтобы камера поднималась красивее.
Я уступил ему место, Йенс ввёл с клавиатуры несколько фраз, и мы повторно включили воспроизведение.
Но что-то пошло не так.
Сначала изображение утратило резкость и стереоскопичность, стало зернистым и блёклым. Зарябили помехи, по экрану метнулись серые зигзагообразные линии, похожие на царапины. Кадр застыл, как будто заело плёнку.
— Не понял… — пробормотал я. — Джеф, подойди, пожалуйста!
Тот со скучающим видом слонялся по павильону, но, услышав меня, приблизился, взглянул на экран и мрачно спросил:
— Что за хрень вы там написали?
— Да ничего такого, — растерянно сказал Йенс. — Стандартные операторские пометки, я их десятками делаю. Сам проверь.
Джеф перечитал написанное и буркнул:
— Выглядит безобидно, не спорю, но лучше убери.
Йенс послушно стёр курсором написанное. Мы вновь попытались пересмотреть эпизод, но ничего не вышло. Кадр застыл неподвижно, помехи не исчезали.
— Так, — сказал Джеф, и в голосе его слышалось явное беспокойство, — сейчас всё перезагрузим. Выключим, в смысле, и включим снова. Если не восстановится, прекращаем работу и начинаем глубокую профилактику. Проверю все элементы, цепи…
Выключив машину и монитор, он подождал с полминуты, затем запустил всё вновь. Компьютерный экран замерцал, замигали лампочки на передней панели «шкафа». Мы напряжённо ждали.
Настенный экран протаял, картинка восстановилась — яркая и трёхмерная, как обычно. Стоп-кадр последнего эпизода.
Мы с облегчением выдохнули и переглянулись.
— Случайный сбой? — спросил Йенс. — Или дело всё-таки в тех пометках, что я добавил? Но, говорю же, такие формулировки я использовал постоянно. Могу ещё раз ввести для проверки, но… Джеф, тут ты командуешь. Без твоего разрешения не полезу…
Поколебавшись, Джеф всё-таки кивнул:
— Напиши ещё раз, дословно. Надо понять, обо что споткнулась машина.
Йенс напечатал те же самые фразы, вернул курсор в начало абзаца. Мы затаили дыхание, глядя на настенный экран.
Эпизод воспроизвёлся нормально, без единой помехи. Камера поднялась над крышей кафе, показала мост.
— Уже легче, — констатировал я. — Значит, дело не в тексте. Но в чём тогда? Джеф, есть варианты?
— Я сначала подумал — ослаб контакт или что-то вроде того. Механическая причина. Но теперь подозреваю — дело не в этом. Тем более что техобслуживание я делал на днях… Скорее всего — природная флуктуация. Но, может, всё сложнее. Например, иссякает информационный заряд, полученный во время грозы…
— Вот этого не хотелось бы, — озабоченно сказал я. — Если вдруг растает тот сгусток, который усилил твою машину, то весь наш проект развалится. Никаких больше фильмов и фестивалей, никаких прибылей от проката…
— Слушай, не каркай, — пробурчал Джеф. — И время не трать, работай. Если вдруг и правда сгусток сдувается, то надо спешить. И тебе — особенно, Дмитрий, чтобы поднакопились сцены в запасе. Тогда не будет пауз со съёмками…
— Можно подумать, я сижу в офисе и плюю в потолок. Работаю побольше тебя вообще-то. Все выходные долбил сценарий…
— Хватит собачиться, — сказал Йенс. — Что у нас на очереди? Есть материал для съёмок? Новая сцена?
— Да, — подтвердил я, — сейчас введу. Говорю же — в черновике уже сцен хватает. Бочку катить на меня не надо.
На съёмочную площадку вернулась Анастасия, теперь с партнёром.
В кадре — пустырь где-то на окраине города, рыжеватая глина. К пустырю подбирался чахлый кустарник, уже почти облетевший. Чуть поодаль торчала решётчатая опора высоковольтной линии. И совсем уж на заднем плане виднелась шеренга блочных многоэтажек.
Неброский глайдер, пепельно-серый, был припаркован возле куста. Водитель прохаживался по пустырю — небритый субъект в помятом плаще. Из-под воротника виднелась татуировка на шее, драконий хвост.
Подъехал глайдер Ребекки. Выбравшись из кабины, она неприветливо посмотрела на человека с татуировкой:
— Слушаю. В чём проблема?
— Изменения в обстановке, — ответил тот. — Эксфильтрацию придётся ускорить.
— Дайте конкретику.
— Спящая сеть Концерна, по нашим данным, переводится в рабочий режим. Вероятность того, что это связано с фигуранткой, превышает восемьдесят процентов. Так говорят наши аналитики. Вам предписано принять меры.
— Кто бы мог подумать, — усмехнулась Ребекка холодно. — Сроки?
— До завтрашнего утра.
— Я буду вынуждена отойти от первоначальных инструкций. И мне потребуются дополнительные возможности.
Её собеседник молча кивнул и открыл багажник. Там обнаружился круглый диск диаметром в фут, отполированный и прозрачный. Материал напоминал стекло или плексиглас — как и тот кристалл на маячной башне, который давал сигналы прибывающим лайнерам.
Ребекка, поморщившись, положила ладонь левой руки на гладкую поверхность.
Спустя несколько секунд вокруг началось движение воздуха. Поначалу ветер просто ерошил сухие листья, лежащие на земле, затем эти листья, смешавшись с пылью, взмыли над пустырём, закрутились смерчем, в центре которого стояли Ребекка и её собеседник. Вихрь не касался их.
Ещё через полминуты Ребекка убрала руку с диска — и в тот же миг смерч развеялся. Пожухлые листья медленно опускались.
Ребекка, всё так же морщась, встряхнула кистью, несколько раз согнула и разогнула пальцы. Папиллярные линии на ладони синевато мерцали.
Тип с татуировкой протянул Ребекке колечко, тоже прозрачное. Она надела его на указательный палец. Синие линии вспыхнули ещё ярче, но затем потускнели, стали почти невидимыми.
— Что-нибудь ещё? — спросил тип.
— Нет, этого хватит.
— В случае дальнейшего обострения дам сигнал на ваш личный сенсор.
— Приняла к сведению, — сказала Ребекка холодно. — Выход с континента — по согласованной схеме?
— Да. Эксфильтрационная капсула готова к использованию. Координаты вы знаете.
Она разошлись по своим машинам. Глайдер Ребекки тронулся первым, заскользил вдоль края кустарника. Из-под днища взмётывались жёлтые листья и клубы пыли.
Стоп-кадр.
— Ещё эпизоды будут сегодня? — поинтересовался Йенс.
— У меня они пока только в черновике, — сказал я. — Предварительные наброски, их надо довести до ума.
— Тогда занимайся ими, а я пока поработаю с отснятым материалом.
— Ага, давай.
Джефу я сказал:
— Если хочешь, бери Розанну, и езжайте домой. Сегодня она уже сниматься не будет. Или ты собирался перепроверить технику?
— Надо бы, по идее, но с другой стороны — не хочется лишний раз туда лезть. Может, это информационное поле уже еле-еле держится, и если я полезу, то сделаю только хуже. Короче, пока машина работает, я бы её не трогал.
— Тебе виднее. Тогда до завтра.
Джеф с Розанной уехали. Я вернулся в офис, вчитался в свой черновик и принялся чёркать. Возился с час, затем показал графине. Она подправила стиль, и я переписал длинную сцену в свою клеёнчатую тетрадь, теперь уже начисто.
Рабочий день кончился. Я довёз Джессику с Анастасией до дома.
— Ладно, красавицы, — сказал я, — не поминайте лихом. Утром увидимся.
— А ты не идёшь домой? — удивилась Джессика.
— Меня сегодня обгладывает акула пера.
— Звучит многообещающе, — сказала Анастасия. — Удачи.
Двадцать минут спустя я затормозил возле таунхауса, где обитала Коллинз, и посигналил — так мы договорились. Сдвинулась штора на втором этаже, в освещённой комнате. Я увидел Коллинз в окне, а вскоре она вышла из дома. Правда, вместо того чтобы сесть в машину, сказала:
— Паркуйся вон там, Свиридов, рядом с моим «жуком».
— Мы же в ресторан собирались?
— Тут за углом, две минуты ходу. А возле ресторана фиг припаркуешься в это время. Проще пешком дойти.
Я поставил «плимут», куда попросила Коллинз, вылез и оглядел её. Против обыкновения, она надела не брюки, а ультракороткую юбку. Ножки у неё оказались неожиданно стройные, хоть и тонковатые, если уж придираться.
Заметив мой интерес, она повернулась на каблуках, чтобы предъявить себя во всех ракурсах. Спросила с усмешкой:
— Думал, я курица кривоногая?
— Да.
Расхохотавшись, она вцепилась в моё плечо и сказала:
— Пошли, пока я тут не примёрзла. Вчера в Канаде было и то теплее.
— Что там за фестиваль хоть был?
— «Ванкуверские огни». Авторские фильмы, артхаус. До такого ты ещё не дорос, Свиридов, можешь не напрягаться.
— Подозреваю, что и не дорасту. Хоть что-нибудь интересное было? Или там априори всё офигительное, потому что артхаус?
— Очень смешно, ага. Тонко пошутил, молодец. А вообще, программа у них там разнообразная, тем и славится. От бездарных поделок до новаторства высшей пробы. Три классных фильма там было точно, даже четыре.
Мы прошагали полторы сотни метров по тротуару, освещённому фонарями, и вошли в ресторан. Тот был стилизован по старину, но без фанатизма. Светильники на кронштейнах напоминали дизайном керосиновые лампы, а на стенах висели дагерротипы прошлого века, с видом на порт и набережную. Мы заказали говядину в кисло-сладком соусе.
— И по бокалу красного для начала, — сказала Коллинз официанту.
— Формулировка изящная, — сказал я, — но я за рулём не употребляю.
— Такси возьмёшь, если что, Свиридов. Не умничай. Или мы с тобой не отметим эпическую премьеру, которую я вам обеспечила?
— Аргумент.
Пока нам несли вино, она достала из сумки пластмассовый диктофон с гнездом для компакт-кассеты. Размерами он напоминал небольшую книжку.
— Красиво жить не запретишь, — сказал я. — Завидую.
— А в вашем медвежьем царстве такого нет?
— Уже появились, но цены дикие.
— Ну, в Нью-Пасифик тоже, знаешь ли, не задаром, но я решила себе побаловать. Я же в «Таймс» работаю, а не в школьной газете. Да и вообще, твою болтовню в блокноте стенографировать — не-не-не.
— А может, я выдам что-нибудь многоумное.
— Ты себе беспардонно льстишь.
К своему устройству она подключила провод от микрофона. Передвинула стул и села от меня слева, чтобы было удобнее. Поинтересовалась:
— Ну что, Свиридов, начнём, пока ты ещё способен связать два слова?
— Давай. Но предупреждаю заранее — не расспрашивай про саммит наследников, не трать плёнку. Сама ведь знаешь — подробности рассказать не могу.
— Стоп-стоп, так дело не пойдёт. Продюсершу я ещё пожалела, как договаривались, но с тобой — разговор особый. Унылую тягомотину мне не впаришь.
Официант поставил перед нами бокалы.
— Ладно, — сказала Коллинз, — давай сначала за удачный прокат, чтобы вы побольше захапали и слегка приподнялись. А то на ваш так называемый офис без слёз не взглянешь.
Бокалы звякнули, мы сделали по глотку.
Коллинз вновь взяла микрофон. Сказала:
— Сделаем всё красиво. Тем более что ты сам в газете работал, брал интервью. Иногда даже неплохие.
— Ты их читала?
— Времени у меня было достаточно, — усмехнулась она, — и справки я навела. Узнала о тебе кое-что неожиданное, вот и обсудим. На старт, внимание, марш!
Она надавила кнопку, включая запись.