Пробуждение парня было похоже на АД. Сознание возвращалось медленно и неохотно, продираясь сквозь сонную одурь. Марк не знал сколько времени он проспал, но отдохнувшим он себя не чувствовал. Первым к нему опять пришло ощущение боли. Она была всеобъемлющей, разлитой по всему телу тупой, ноющей агонией. Голова раскалывалась на части, виски сдавливало тисками, каждый удар сердца отзывался огненным спазмом в ребрах. Горло пересохло до хрипоты, а желудок сводила мучительная судорога голода.
Марк лежал, не открывая глаз, пытаясь справиться с накатывающей болью и тошнотой. Не такого пробуждения он ожидал. Он до последнего надеялся, что все произошедшее было дурным кошмаром и проснувшись он вернется в свою убогую, но такую родную реальность. Но реальность была другой. Он ощущал это внутри своей головы.
Его череп был переполнен, раздут изнутри чужеродным знанием. Он не мог думать — по его изможденным нейронам проносились вихри формул, схем, принципов построения энергии, обрывки воспоминаний о невиданных городах и летающих кораблях. Это было похоже на то, как если бы в его голову влили океан, а он пытался удержать его в чайной чашке.
Только невероятным усилием воли он заставил себя приоткрыть веки. Слепящий, резкий свет из окна ударил в зрачки, заставив снова зажмуриться от новой волны боли. Он лежал на своей кровати, в той же одежде, в которой рухнул здесь прошлой ночью. Пыль серебрилась в луче света, падающего из окна.
«Я дома», — промелькнула первая связная мысль, слабая, как первый вздох утопающего. Но это не принесло облегчения. Дом, его крепость, его убежище, теперь ощущался ловушкой. Стены, хранившие тепло семьи, теперь давили грузом молчания и утраты.
Парень попытался подняться, опираясь на дрожащие, непослушные руки. Мир поплыл перед глазами, закружился в зловещем хороводе. Его вырвало — судорожно, болезненно, во рту чувствовался вкус кислой желчи. Он тяжело дышал, прислонившись лбом к холодной стене, чувствуя, как пот стекает по спине ледяными ручейками. В голове раз за разом возникала мысль, — «Это не сон… Все это… правда».
Осознание обрушилось на него с новой, сокрушительной силой. Падение. Плита. Борьба. Древний… Кайрон. Знания. Это не было кошмаром, который можно забыть с рассветом. Это была новая, ужасающая реальность, в которой ему предстояло существовать.
Он — Марк Светлов, бездарный программист, — был теперь единственным хранителем наследия цивилизации, о которой мир знал лишь по обрывкам легенд и редким, не поддающимся пониманию артефактам. Ирония судьбы была столь горькой, что он чуть не захохотал — истерично, безумно.
Его сознание, цепляясь за обрывки памяти, чтобы не утонуть в чужом океане, выхватило из прошлого яркую картинку. Ему пятнадцать. Пыльный читальный зал столичной библиотеки. Он, зарывшись в терминал, листает оцифрованные архивы журнала «Археомагия». На экране — размытые снимки: обломок стелы с неразгаданными символами, найденный в уральских горах; браслет из неизвестного металла, не тускнеющего тысячелетиями; скандальный репортаж с международного аукциона, где золотой кулон с крошечным, испещренным узорами драгоценным камнем, способный сам заряжаться и поддерживать слабое силовое поле, ушел с молотка за сумму, равную бюджету небольшого города.
Он ловил любую кроху информации о Древних. Цивилизации, существовавшей десятки тысяч лет назад. Расе могущественных существ, о чьей магии и технологиях ходило столько споров и легенд. Их руины, находимые раз в столетие, переворачивали науку с ног на голову. А их редкие, рабочие артефакты были Святым Граалем для каждого клана, императорской семьи или гильдии авантюристов. За них убивали. За них развязывали тайные войны. Они были символом абсолютной власти. И он, мальчишка, мечтал хотя бы одним глазком взглянуть на что-то подобное. Прикоснуться к великой тайне.
Теперь эта тайна жила в его голове. Давящая, всеобъемлющая, непостижимая. Он получил то, о чем грезил, и теперь это знание гнало по спине ледяную дрожь страха. Он чувствовал себя как те герои из старых легенд, что находили сокровище богов и оказывались прокляты им навеки.
Стоило кому-то заподозрить, догадаться… Клан Волковых, Имперская тайная служба, алчные охотники за артефактами… Они разорвут его на части, чтобы выудить из него эти знания. Они выскоблят его сознание досуха и выбросят опустошенную оболочку, как мусор. Новая волна страха парализовала его. Парень рухнул на кровать, зарывшись лицом в смятую подушку, пытаясь заглушить внутренний вой паники. Он был песчинкой, затерянной в столице-гиганте, и на него вдруг свалилась гора, способная раздавить целую империю.
«Лиза…» — прошептали его губы, почти беззвучно, и это имя вновь стало спасательным кругом. Он должен был выжить. Ради нее. Эта мысль, простая и несокрушимая, как скала, заставила его снова пошевелиться. Медленно, с титаническим усилием, он поднялся на ноги и, держась за стены, побрел вглубь дома, в ванную.
Парень не смотрел на себя в зеркало, пока раздевался, сбрасывая на пол грязную одежду. Марк выкрутил кран на максимум, чтобы вода в душе стала горячей, почти обжигающей. Пар заполнил пространство ванной, скрыв его отражение в зеркале. Он стоял, подставив лицо под упругие струи, позволяя воде смывать с себя засохшую грязь котлована, пятна крови и запах страха. Но ощущение тяжелой, чужой короны на своей голове не проходило.
Спустя пол часа, одевшись в чистое, поношенное белье и старые тренировочные штаны, он побрел на кухню. Руки сами нашли пачку дешевой лапши быстрого приготовления. Механические движения: вскипятить воду в электрочайнике, залить, помешать. Запах искусственного бульона показался ему отвратительным, но тело требовало калорий.
В ожидании приготовления, его взгляд блуждал по такой знакомой, но такой одинокой кухне. Пустая кружка отца с надписью «Лучшему терранту». Ярко-розовая, с блестками, чашка Лизы, которую она разрешала брать только своему любимому старшему брату. Каждый предмет был иглой, вонзающейся в незажившие раны. Он не мог заставить себя убрать эти следы прошлой, счастливой жизни.
И тогда он посмотрел на полку рядом с дверью в его комнату. Там, в беспорядке, лежали памятки его жизни. Старые технические журналы. Диплом об окончании курсов программирования. И папка с потрепанными листами бумаги — его фантазии и мечты. Он подошел и взял ее в руки.
Это были его детские фантазии. Он рисовал их лет с десяти, когда только услышал о Древних. На пожелтевшей бумаге старательными, неуверенными штрихами были изображены фантастические устройства: шары, испещренные сложными узорами, посохи, светящиеся неземным светом, летательные аппараты невероятных форм. «Артефакт Силы», «Щит Древних», «Молекулярный меч» — он подписывал их с той серьезностью, с какой только может относиться к своему творчеству ребенок, верящий в чудо.
Рядом с папкой лежала его первая, купленная на сэкономленные от школьных обедов деньги, книга — «Основы программирования». Корешок был протерт до дыр. Он стоял, зажав в одной руке детский рисунок «Вечного Двигателя», а в другой — учебник по коду. Две половинки его жизни. Два мира. Мир магии, в который ему был закрыт путь, и мир логики, ставший его единственным пристанищем.
«Я хотел прикоснуться к их тайне…, и я прикоснулся. Ценой всего», — подумал он, и голос в его голове прозвучал чужим, усталым и бесконечно старым.
Он швырнул папку с рисунками обратно на полку. Они казались ему теперь наивным, жалким лепетом. Он знал, как на самом деле выглядели эти устройства. Он знал принципы, по которым они работали. И это знание было не сказкой, а суровой, всепоглощающей реальностью.
Парень взял тарелку с лапшой и пошел в свою комнату, чтобы поесть за компьютером, как делал это всегда, пытаясь убежать от реальности в хитросплетениях кода. Он рухнул в кресло перед своим рабочим столом, заваленным проводами, платами и блокнотами с записями. Монитор, не включаемый уже очень долгое время, тускло отражал его изможденное лицо. Он сделал несколько глотков теплой, безвкусной лапши, но есть не хотелось. Ком в горле стоял слишком плотный.
Взгляд Марка упал на главную реликвию и ценность его «мастерской» — старенький, но надежный и рабочий лазерный гравер «Луч-7». Его гордость и главный инструмент для заработка в подростковом возрасте. Именно благодаря ему и написанной на компьютере программе он выжигал на металлических пластинках и камешках замысловатые узоры, которые потом сбывал в сувенирные лавки в районе вокзала. А дальше продавцы реализовывали их доверчивым туристам под видом «древних артефактов». Жалкая пародия. Жалкая, ничтожная ложь.
И эта мысль — о лжи, о подделке — стала крюком, который зацепил самое болезненное воспоминание и потащило его наверх, в свет сознания.
Ему шестнадцать. Холодный, выложенный белым мрамором зал Центра Тестирования Одаренных. Воздух гудит от сдерживаемого волнения и страха. Он стоит в очереди с другими подростками простолюдинами, сжимая пальцы в кулак. Сегодня он узнает какой у него ДАР! Сердце колотится с невероятной частотой и силой. Родители стоят в стороне, пытаясь скрыть свое напряжение. Лиза, еще 14-ти летний подросток, смотрит на него с безграничным обожанием и верой: «Марк самый умный! У него точно будет самый крутой дар!»
И вот его очередь, он заходит в кабинет. В центре — массивный, пульсирующий мягким светом аппарат, похожий на гибрид алтаря и медицинского устройства. Не просто сканер, а вершина человеческого гения, позволяющая не только выявить одаренность человека за 2 года до окончательной активации дара, но и определить направление магии, если она у него есть. Чиновник в строгой форме скучным голосом произносит инструкции: «Правую руку на кристаллическую панель определения эфира. Левую — на сенсор выявления внутреннего резерва. Расслабьтесь. Дышите ровно».
Он повторяет все в точности и кладет ладони на прохладные поверхности. Закрывает глаза. Внутри все замирает в молитвенной надежде. Он чувствует, какчто-топроходит сквозь него, сканирует, ищет хоть крупицу того волшебства, что переворачивает жизни. Парень изо всех сил представляет себя могучим Террантом, как отец. Вспоминает его рассказы о рангах: вот он, «Крепкий» — самый первый ранг, но уже сильнее любого обычного человека, «Закаленный» — может согнуть стальной прут и ускориться в несколько раз, ранг его отца. Вот «Стальной» — почти не чувствует боли, яды и усталость имеют над ним мало власти, а кожа при активации внутреннего резерва становится по прочности как сталь. А там, следующий, за горизонтом, сияет «Несокрушимый» — ранг, когда активация внутреннего резерва позволяет увеличить регенерацию в разы и отрастить потерянный палец всего за месяц, а сила позволяет одному человеку остановить танк. Марк мечтает почувствовать в жилах ту самую мощь.
А потом — другой образ. Он видит себя Эфириком. Не просто «Ручейком» или «Потоком», способным на мелкие и средние фокусы. Нет, он — «Озеро» мощи, с большим резервом и контролем, сжигающий взглядом, повелевающий стихиями. Как те аристократы, что иногда пролетали над городом на личных аэроходах, оставляя за собой радужные шлейфы сконцентрированной магии. Величие. Сила. Уважение.
Несколько секунд томительного ожидания, показавшиеся вечностью. Ничего…Абсолютно ничего…
Молчание. Такое громкое, что звенит в ушах. Он открывает глаза и видит на большом экране над аппаратом холодную, безжизненную надпись: «Магический потенциал: 0. Внутренний резерв: 0. Статус: Неодаренный».
Чиновник, даже не глядя на него, протягивает ему серую пластиковую карточку. «Карта идентификации. Доступ к профессиям третьего сектора. Свободны». Его голос абсолютно плоский, безразличный. Для этого человека Марк уже перестал существовать как значимая единица.
Парень выходит из кабинета, сжимая в потной руке карточку-приговор. Дверь открывается — и он видит лица родителей. Они бросают взгляд на его руки, и надежда в их глазах гаснет с такой быстротой, что больно смотреть. Отец отводит взгляд, сжав кулаки. Мать пытается улыбнуться, но у нее получается лишь гримаса боли. Только Лиза бросается к нему, обнимая: «Ничего, братик! Ты все равно самый лучший!»
А вокруг — шепот. Другие семьи, еще не прошедшие испытание, смотрят на него с любопытством, с жалостью, а некоторые — с откровенным презрением.
«Светлов? Бездарь. Жалко. Отец-то террант неплохой, а сын — ноль».
«На стройку теперь пойдет? Или в разнорабочие, с такими-то данными…»
Мир, который еще вчера казался полным возможностей, в один миг сжался до размеров серой карточки и унизительного клейма. «Неодаренный». «Бездарь». Человек третьего сорта. Гражданин, чей максимум — служить аристократии или влачить жалкое существование на социальном дне. Весь его острый ум, его талант к программированию, его мечты — все это не значило ровным счетом НИЧЕГО в мире, где правят Ранг и Сила.
Его взгляд снова возвращается к старому граверу, и новая порция болезненных воспоминаний возникает в голове.
Он все еще в зале Центра Тестирования. Стоит с той самой серой, безликой карточкой в руке. И видит, как другим, тем, кому повезло, чиновник вручает не карточки, а ПЕРСТНИ.
Для террантов — массивные, серебряные сплавы, с выгравированным символом сжатого кулака и инкрустированной в центр каплей черного обсидиана, символизирующей несокрушимость. Чем выше ранг, тем сложнее узоры на перстне и больше капель.
Для эфириков — более изящные, с символом спирали, обозначающей безграничное развитие, и вплавленным крошечным кристаллом эфириума, который слабо пульсировал внутренним светом. Цвет кристалла зависел от направления магии.
Он видит, как девочка, сияя, выходит с перстнем эфирника первого ранга — «Искра». На ее кольце бледно-голубой кристалл — Аэрокинетик. Она тут же надевает его и с гордостью разглядывает, ловя завистливые взгляды других. Ему же вручили кусок пластика. Даже не железа. Мол, ты и этого не заслуживаешь.
С тех пор он ненавидел эти перстни. Ненавидел тот немой, но кричащий язык статуса, который читался с одного взгляда на руку. Аристократы, разумеется, носили не серебряные сплавы, а перстни из чистого золота и платины, украшенные настоящими драгоценными камнями, но суть была та же — они метили своих, отделяли сильных от слабых, избранных от отверженных.
Воспоминание было таким ярким, что он сжал кулаки, словно снова держал в руке ту дурацкую карточку. Он посмотрел на свои руки — руки, которые не могли ни сжать магическую энергию, ни развить стальную мощь терранта. Руки, которые умели лишь барабанить по клавиатуре и держать паяльник. Руки на которых никогда не появится перстня одаренного. Никогда…
Именно после того дня он с головой ушел в программирование. Это был не просто побег. Это была его крепость. Единственное место, где он мог быть не «Бездарем», а гением. Где его ценили за ум, а не презирали за отсутствие дара. Он брал любые заказы, самые сложные, самые скучные. Он становился лучшим. Но даже это было жалким утешением. Самый гениальный программист все равно оставался обслуживающим персоналом для самого заурядного эфирика первого ранга. Знакомое, едкое чувство бессилия проснулось в нем с новой силой. Он был наследником величайшего знания вселенной, но в этом мире, без дара, он оставался никем. Пылью. Бездарем.
Внезапно его отвлек звук за окном — натужный рев мотора и скрежет тормозов. Марк вздрогнул и резко рванул к окну. Пережив вспышку боли, он прижался к стене, стараясь смотреть из-за шторы. Сердце заколотилось в груди, а в голове стучала мысль — «Нашли, уже идут за мной?»
За окном, с противным скрежетом затормозив у соседнего дома, остановился не патрульный автомобиль Имперской стражи и не роскошный внедорожник клана, а старый, видавший виды грузовичок с логотипом службы доставки «Вихрь». Из кабины, ругаясь на чем свет стоит, вылез заспанный курьер и, зевнув, потянулся к контейнеру с посылками.
Марк отшатнулся от окна, прислонившись спиной к холодной стене, и закрыл глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца. Паника медленно отступала, оставляя после себя лишь стыд за свою трусость и горькое осознание собственной ничтожности. Кого ему бояться? Кому сдался он, жалкий бездарь с радиационного котлована?
Отчаяние снова накатило волной, густой и удушающей. Он был сокровищницей, но с сокровищами, которые он не мог потратить. Он знал, как создать артефакты, перед которыми померкнут все перстни империи, но у него не было сил, чтобы нанести руны и активировать их. Он был картой, на которой отмечены все клады, но не имел даже лопаты, чтобы копать.
Парень оттолкнулся от стены и, пошатываясь, вышел из своей комнаты, двинувшись на кухню, чтобы выпить воды после опостылевшей лапши. Его взгляд упал на холодильник, на его дверцу, увешанную магнитами и фотографиями. И там он увидел ее. Ту самую фотографию…Сделанную в день ее шестнадцатилетния, через два года после его провала. Они все вместе в гостиной. Отец, могучий, улыбающийся, в своей старой рабочей форме, с гордостью смотрит на дочь. Мать, обнявшая их обоих. Он сам, с уже потухшим взглядом, пытаясь изобразить радость. И Лиза… сияющая, счастливая, с огромными, полными восторга глазами. На пальце ее левой руки уже поблескивал тот самый, двойной перстень — изящное серебряное кольцо, на котором две тончайшие проволочки сплетались воедино, удерживая два крошечных, но невероятно ярких кристалла эфириума — зеленый и золотой.
Этот снимок всегда вызывал у него смешанные чувства — теплоту и острую, ревнивую боль. Боль от того, что ее будущее было таким ярким, а его — таким тусклым.
И теперь, глядя на счастливое лицо сестры, он вспомнил день, который навсегда перевернул не только ее жизнь, но и жизнь всей их семьи. День, когда ее дар стал не подарком судьбы, а мишенью.
…Они только вышли из здания Центра Тестирования, еще не остывшие от восторга. Лиза не могла нарадоваться своему перстню, ловя на нем солнечные блики.
К ним подошел человек. Не чиновник. Он был одет в идеально сидящий темно-серый костюм, его движения были плавными и экономичными, как у хищника. На его руке сверкал массивный платиновый перстень с кроваво-красным кристаллом эфириума — знак одаренного ранга «Озеро» направления пирокинеза. А на лацкане пиджака красовался клановый герб Волковых. Он улыбался, но его глаза, холодные и оценивающие, скользнули по перстню Лизы, а затем, с легкой усмешкой, перешли на пустые руки Марка и на простой, перстень отца-терранта.
«Поздравляю с таким знаменательным днем, — обратился он к Лизе, его голос был бархатным, но в нем слышалась сталь. — Клан Волковых и лично его наследник, — последние слова незнакомец произнес с особым трепетом, — всегда рад принять под свое крыло столь многообещающие таланты. Мы предлагаем вам полное попечительство: лучшее теоретическое обучение, ресурсы для роста потенциала, защиту! Вам и вашей семье, — его взгляд скользнул по их скромной одежде, — будет обеспечено достойное содержание».
Отец, до этого сиявший от гордости, нахмурился. Он шагнул вперед, заслоняя дочь.
«Благодарим за предложение. Но моя дочь добьется всего сама. Мы справимся своими силами».
Улыбка незнакомца не дрогнула, но в глазах что-то проскользнуло — холодная искра раздражения.
«Силами? — он мягко переспросил. — Силами терранта второго ранга и… — его взгляд снова презрительно скользнул по Марку, — …и бездаря? Вы отказываетесь от покровительства клана Волковых?»
«Мы отказываемся от подачек, — твердо сказал отец. — Моя дочь не будет разменной монетой в ваших играх».
«Вы наверное не понимаете, о чем я говорю. Я поясню. Клан уже сейчас начнет давать вашей дочери элексиры, которые будут укреплять ее формирующиеся магические каналы. Когда ей исполнится 18 лет и дар окончательно активируется, она сразу сможет перескочить на 3 этап первого ранга. Это огромный скачек в ее возрасте! Первые месяцы и годы для одаренного это возможность заложить могучую основу! И вы отказываетесь от этого дара?»
«Я все ясно понимаю, — проговорил отец. — Но мое решение не измениться. Нам ничего не нужно».
Незнакомец медленно кивнул.
«Как пожелаете. Но учтите… Империя защищает несовершеннолетних одаренных лишь до восемнадцати лет, до того момента, когда они официально имеют право начинать свое развитие. После этого… мир становится жестоким и несправедливым местом для одиноких талантов. Надеюсь, вы не пожалеете о своем решении».
Он развернулся и ушел, оставив после себя не радость, а давящее чувство опасности.
Марк сглотнул ком в горле, глядя на улыбающееся лицо сестры на фотографии. Тогда, в пылу гордости, они не до конца поняли всю тяжесть этой угрозы. Но вскоре они все осознали…
С тех пор их жизнь превратилась в ад. Сначала — «приглашения». Раз в месяц приходили вежливые письма от клана Волковых, каждое настойчивее предыдущего. Потом — «несчастные случаи». Отца чуть не придавило сорвавшей с цепи лебедкой на работе. Лизу чуть не сбил на тротуаре внедорожник с тонированными стеклами. Они жили в осаде, надеясь лишь на защиту Имперского закона, который действительно строго карал за давление на несовершеннолетних одаренных. Эти два года стали отсчетом времени до неизбежной катастрофы. И катастрофа пришла ровно в день ее совершеннолетия…
Он отвернулся от холодильника, не в силах больше смотреть. Его чашка с лапшой стояла на столе, остывшая и противная. Но сейчас его мутило не от нее.
Финансовый расчет, холодный и беспощадный, пронесся в его голове. Клан оплатил клинику на год вперед. С момента аварии прошло полгода. У него было еще полгода до окончания оплаты. Шесть месяцев, чтобы найти два миллиона кредитов — именно столько стоил год содержания в «Светлом пути» — или смотреть, как его сестру переведут в обычную клинику для простолюдинов, где она не протянет и недели.
Его жалкие заработки, даже с ночных смен на котловане, были каплей в море. Он копил каждую копейку, отказывая себе во всем, но сумма росла чудовищно медленно. Он был муравьем, пытающимся в одиночку построить дамбу против океана. Парня душила невероятная злоба. Он был наследником величайшего знания, но не мог превратить его даже в грош. Память Кайрона бушевала в нем, требуя выхода, но он не видел пути.
Внезапно в тишине дома его слуха достиг навязчивый, повторяющийся звук. Тихий, но отчетливый — писк. Он замер, насторожившись, а после пошел на него. Звук доносился из его комнаты. Это был экран его старого коммуникатора, валявшегося рядом с кроватью. На нем мигал значок низкого заряда батареи. Просто писк разряженного аппарата.
Марк рухнул на кровать рядом с ним и закрыл лицо руками. Он был также пуст, как и его телефон. Одиночество навалилось на него всей своей тяжестью, физически давя на плечи. Он был так сильно, так отчаянно одинок.
И в этот миг полной безысходности, он увидел предмет, валяющийся на краю его стола. Он протянул к нему руку и взял его. Это был магнит. Дешевый, покрашенный в золотистый цвет сувенир из клиники «Светлый путь». Тот самый, что ему вручили при последнем посещении Лизы, вместе с очередным, астрономическим счетом на дополнительные процедуры, которые он не мог оплатить. На нем был логотип клиники — восходящее солнце на фоне моря — и слоган: «Вернем луч света в вашу жизнь!».
Марк сжал железку в кулаке так, что края впились в ладонь. Боль была острой, реальной.
Лиза…Он дал ей слово.
Парень медленно разжал пальцы, глубоко вздохнул, поднял голову. В его глазах не было озарения. Не было гениального плана. Была только ярость. Ярость загнанного в угол зверя. Ярость на весь мир, на систему, на аристократов, на собственное бессилие.
Он поднялся с кровати. Походка была еще неуверенной, но в ней появилась новая, свинцовая твердость. Ему было все равно, как. Он будет копать. Он будет грузить контейнеры до кровавого пота. Он будет продавать свои жалкие поделки. Он будет брать любую, самую грязную работу. Но он достанет эти деньги. Он должен. Он не видел пути к мести. Он не видел пути к силе. Он видел только следующую ступень. Самую ближайшую. Выжить. Сейчас. И этого было достаточно.