Бездарь из столицы

Часть 1: Гнетущая реальность. Глава 1. Радиационные раскопки

Столица Российской Империи никогда не спала. Даже глубокой ночью ее артерии были залиты неоновой кровью — яркие билборды корпораций, торгующих магическими стимуляторами и эликсирами, проецировали в небо обещания могущества и вечной молодости, заливая улицы неестественным фиолетовым светом.

Где-то высоко, на заоблачных этажах небоскребов из стекла и хромового сплава, мерцали огни аристократических резиденций, а по заданным коридорам, между сияющих шпилей, бесшумно скользили личные каплевидные аэроходы с затемненными стеклами — безумно дорогая игрушка высших аристократов. Там, наверху, кипела своя жизнь — жизнь власти, силы, изящной магии и бесконечной роскоши, недоступной для взгляда снизу.

Марк смотрел на все это отблескивающее великолепие с самого дна города, снизу вверх, приподняв защитное забрало и опершись на запыленный поручень своего экскаватора. Он смахнул со лба прядь влажных темных волос, на мгновение закрыв глаза от накатившей усталости. Высокий лоб, упрямый подбородок и резкие, угловатые черты лица делали его старше своих двадцати лет.

Сейчас его лицо, обычно живое и сосредоточенное, было серым от пыли и изможденным до предела. Только глаза, цвета темного штормового неба, горели из-под густых бровей не сломленным еще огнем — в них читалась усталость, но не покорность. По мешкам под глазами и напряженной линии сжатых губ можно было прочитать всю историю последнего полугода — историю потерь, отчаяния и практически угасшей надежды.

В данный момент его мир был ограничен глубиной котлована сектора 7-B «ЭкоСтар-утилизация», забором с колючей проволокой под напряжением и табличкой «Зона санации. Вход по пропускам. Магический и радиоактивный фон повышен». Здесь, на дне чаши гигантского котлована, вырытой в самом сердце когда-то престижного района «Силиконовая долина», царила иная реальность и иной мир.

Воздух гудел от монотонного рокота машин — дробилок, сепараторов, бульдозеров на электрических тягах. Он был густым, тяжелым, пропитанным едкой пылью и сладковато-металлическим запахом озона — побочным эффектом магического излучения, намертво въевшегося в почву и скальные породы.

Земля в данном районе была баснословно дорога, ведь с древнейших времен здесь был повышенный магический фон, благотворно влияющий на одаренных, и позволяющий им быстрее развиваться, просто проживая на ней. И вся она была поделена между могущественными кланами аристократов.

Никто точно не знает, что за эксперимент проводил один сильный и амбициозный клан, проживающий на данном участке двадцать лет назад. К сожалению, вопросов задавать было некому — весь клан исчез в один миг.

Но в результате здесь, в самом сердце «Силиконовой долины», произошел огромный скачек магического фона, повлекший за собой локальный конец света. Он не поглотил весь район, но щедро посеял разрушения и начинил землю искаженной, опасной энергией, сделав ее радиоактивной в самом прямом смысле. Земля стала ядовитой, опасной, но она все также оставалась безумно дорогой.

Участок в самом центре столицы не мог долго простаивать впустую. Решение было найдено радикальное: гигантские корпорации вывозили тысячи тонн зараженного грунта, чтобы затем, на очищенной территории возвести новый элитный комплекс. Работа грязная, смертельно опасная и оттого хорошо оплачиваемая. Последнее привлекало сюда только тех, кому уже нечего было терять.

Марк, сгорбившийся за рычагами старенького гидравлического экскаватора, был именно таким. Кислородный фильтр в его респираторе отслужил свое часов десять назад, но менять его было не на что. Оставалось лишь стиснуть зубы и терпеть. Каждый вдох обжигал легкие едкой смесью, витавшей в воздухе, а каждый выдох приводил к запотеванию потрескавшегося стекла забрала гермошлема, с которого давно слезло противобликовое напыление. Его пальцы, обмотанные изолентой, судорожно сжимали джойстики. Машина послушно зачерпнула ковшом грунт, густо замешанный на осколках стекла и щебня — то самое «сырье» для вывоза.

Со дна его рабочего участка, глубиной уже метров десять, тянуло мертвенным холодом и чем-то еще… чем-то, что заставляло вибрировать набухшие от усталости веки и оставляло металлический привкус на языке.

«Еще один ковш. Всего один. А потом еще один», — буравчиком сверлила мозг единственная мысль, позволявшая не сломаться, не поддаться отчаянию, что тихо скреблось под сердцем. Парень перевел взгляд на дисплей в кабине, там мигал безрадостный счетчик: «Загрузка: 87 %. Текущий заработок: 1 243 кредита».

«Смешно, — горько усмехнулся он про себя. Целый день на радиационной свалке. Полжизни на ветер. А на счету — чуть больше тысячи. Лизина палата в «Клинике Светлого пути» стоит пять тысяч в день. Всего одни сутки ее жизни стоят как пять моих».

Сердце сжалось от знакомой, въедливой боли. Больше всего на свете он ненавидел эту беспомощность. Это чувство, будто ты не человек, а песчинка, застрявшая в шестеренках гигантского, равнодушного механизма под названием «Империя». Механизма, которому нет дела до его горя, его потерь, его тихой войны за обломки собственной жизни.

Сирена, оповещающая об окончании смены, прозвучала как божественный гонг. По участку сразу засуетились фигуры в таких же потертых, пропитанных потом и радиацией защитных костюмах. Люди молча, не глядя друг на друга, сгорбленные под грузом усталости, побрели к дезактивационным душевым и далее — к проходной, где их ждала жалкая оплата за оставленное здоровье и отравленное будущее.

Марк заглушил экскаватор и сидел неподвижно, наблюдая, как пустеет котлован. Тишина, наступившая после отбоя сирены, была оглушительной. Давящей. Его окружали теперь лишь тени многотонной техники, гребни вынутого грунта и безразличное небо над краем ямы.

— Эй, Марк! — крикнул ему проходящий мимо кабины здоровяк с обветренным, как старый кожаный ремень, лицом. Старший смены Петрович. — Сматывай удочки! Фон тут сегодня злой, к ночи поднимается. Башка заболит и вывернет всего. Глянь-ка на радиационный детектор — стрелка пляшет, будто бешеная. Земля дышит, падлюка, выдыхает всю свою погань.

Марк лишь кивнул, делая вид, что отстегивает ремни безопасности. Петрович, пожимая плечами, побрел дальше. Его мощная, кряжистая фигура медленно удалялась по трапу наверх. Он был неплохим мужиком, для здешних мест. Не аристократ, а простолюдин, как и Марк, но сумевший развить свой дар по Терранскому пути до третьего ранга — «Стального». Радиация и магические выбросы брали его не так сильно, вот он и работал здесь старшим, присматривая за «смертниками», теми, у кого не было дара. Звал он его по имени, а не «Бездарем», что было редкой формой уважения в этом аду.

Когда последние шаги затихли, Марк наконец выбрался из кабины. Спина заныла от долгого нахождения в одной позе, суставы предательски заскрипели. Он подошел к самому краю котлована, глядя вниз, в темнеющую яму. Оттуда, из глубины, веяло тем самым «злым» фоном. Воздух над грунтом слегка мерцал, переливаясь болезненными зелеными всполохами, видимыми даже невооруженным глазом. Рука сама потянулась к карману, где лежал простой электронный дозиметр. Он не стал его доставать. Незачем. Парень и так знал, что показания будут далеко за красной чертой.

«Ночная смена. Коэффициент — два», — пронеслось в голове, и мысль эта была одновременно и маниакально-сладкой, и отвратительной. «Две с половиной тысячи за ночь. Полдня оплаты Лизиной палаты. Всего неделя… семь таких ночей, и я смогу оплатить ей еще месяц. Еще месяц надежды».

Решение было глупым, отчаянным и единственно возможным. Парень спустился по шаткому трапу на дно котлована, к одиноко стоявшему ручному буру и штабелю пустых, промаркированных черно-желтой радиационной символикой контейнеров.

Автоматические грузовики уже разъехались, поэтому работать придется вручную. Как же, потревожишь шумом чуткий сон аристократов, и потом не оберешься проблем. Приходилось заполнять контейнер, поднимать его лебедкой наверх, чтобы получить свои кровные кредиты. Отсюда и повышенная в два раза ставка. Правда и расстояние до фонящего грунта было совсем крохотным, что увеличивало в разы наносимый телу вред.

Он взял в руки лопату… После целого дня работы за рычагами экскаватора, ее вес показался Марку неподъемным. Первый же удар о спрессованный, напичканный камнями грунт отозвался ноющей болью в плечах и спине. Второй. Третий. Парень вошел в ритм, механический, почти животный, отключая мозг и доверяясь телу. Ему казалось, что так силы расходуются медленней.

Лопата вгрызалась в землю, он с усилием закидывал ее в зев контейнера. Дышал тяжело, хрипло, воздух внутри защитного шлема становился все более спертым и едким. В ушах стучала кровь, сливаясь с монотонным гулом в голове. И в это же время, словно заевшая пластинка, крутились воспоминания. Яркие, обжигающие, болезненные, прорывающиеся сквозь завесу усталости.

Яркий свет люстры в их маленькой, но уютной гостиной. Смех. Лиза задувает свечи на торте. Восемнадцать. Совсем взрослая. Ее глаза, цвета летнего неба, сияют счастьем и волнением. Рядом — родители. Отец, крепкий, молчаливый Террант «закаленного» ранга, поправляет имениннице бант в волосах. Мать неплохой Эфирник воздуха ранга «поток».

«Желаю, чтобы все твои мечты сбылись, сестренка, ты станешь самой молодой Повелительницей Стихий» … Его собственный голос. Искренний. Полный надежд.

Они собирались в ресторан, отмечать это знаменательное событие. Семья вышла из своего небольшого, но уютного дома и только начала переходить дорогу по пешеходному пешеходу…

Резкий, до тошноты знакомый, визг тормозов, переходящий в оглушительный скрежет металла. Хруст. Не стекла, а костей — отец попытался прикрыть всех собой, но не успел… Короткий, обрывающийся на полуслове крик мамы. Его собственная голова, со всей силы бьющаяся о стекло. Удар. Темнота. Беззвучная, всепоглощающая.

А после — белый, слепящий, стерильный свет больничного коридора. Врач, молодой парень в мятом халате, избегающий его взгляда и его слова, впивающиеся крючьями прямо в душу. «Родители скончались мгновенно. Ваша сестра… сложная черепно-мозговая травма, мозг сильно поврежден. Кома. Шансы… невелики».

И его собственный, чужой, сорванный голос: «А что со мной?»

«Вы… вы отделались ушибами и сотрясением. Вам повезло».

Повезло. Да. Конечно.

А потом был — ОН. Антон Волков. Сын главы клана «Волковых». Высокий, спортивный, с идеальной стрижкой и холодными, бездонными глазами цвета студеного льда. На суде он не смотрит на Марка. Он смотрит куда-то поверх голов, на настенные часы, с легкой, скучающей ухмылкой, играя дорогим перстнем на пальце.

Его адвокат, щеголь в идеально сидящем костюме, что-то говорит судье о «технической неисправности тормозной системы», о «трагической случайности», о «непреднамеренном причинении вреда».

Судья, пожилой аристократ, кивает, бросая на Марка взгляд, полный легкого презрения. Спустя неделю итоговый приговор: штраф, который для клана — мелочь. И «жест доброй воли» — клан оплачивает лечение Лизы на год вперед в лучшей клинике. «Чтобы юноша мог прийти в себя и оправиться от удара».

Еще спустя дне недели, когда парень действительно понемногу начал отходить от боли страшной утраты, его настигло новое известие — все его старые заказчики отказались от дальнейшего сотрудничества. А по городу прошел слух, что один очень влиятельный человек будет сильно недоволен, если парень найдет новых клиентов в сфере программирования.

Марк с силой тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Он поднял забрало, смахнул пот, заливавший глаза и продолжил работал с усилившейся яростью, с отчаянием, вбивая лопату в ненавистную землю с той силой, с какой хотел бы вбить кулак в то холодное, надменное, безнаказанное лицо. Каждый взмах стал выдохом ярости, каждый удар — молчаливым криком.

В этот момент в голове парня крутилась по кругу одна и та же мысль: «Убью! Вылечу! Обязательно. Я должен. Я ОБЯЗАН! Я заберу у тебя все, отниму твою уверенность, твою силу, твою безнаказанность!»

Он двигался почти вслепую, не глядя, автоматически закидывая грунт в контейнеры. И именно поэтому Марк не заметил, что сместился в самую глубокую точку котлована, где всполохи излучения были особенно сильными. Он не увидел, что земля под его ногами стала другой. Более рыхлой, податливой. Более… пустой.

Лопата с глухим, неестественным, металлическим звоном, словно ударившись о гигантский колокол, вошла во что-то очень твердое. Марк, не ожидавший сопротивления, чуть не упал от неожиданности, больно дернув запястье. Он нахмурился, протер забрало рукавом, пытаясь разглядеть препятствие в земле.

— Что за черт? Опять арматура? Не должна, на этой глубине уже давно нет ничего кроме земли и камней.

Парень сменил угол, попытался поддеть мешающий предмет. Не тут-то было. Казалось, он наткнулся на крышу какого-то подземного бункера, на монолитную плиту. Раздражение, подпитанное усталостью и болью, закипело в нем. Он уперся ногой в лопату, навалившись на черенок всем своим весом, чувствуя, как дрожат от натуги мышцы спины и плеч.

— Сдвинься, проклятая…

И в этот самый момент, под его ногами, земля, ослабленная вечными вибрациями техники и подточенная прошедшими ливнями, не выдержала. С тихим, зловещим шипением она поползла, осела, а затем — провалилась.

Не было времени на крик. Не было даже доли секунды на осознание страха. Был только оглушительный грохот обрушивающейся породы, хлесткие удары камней по спине, по ногам, и стремительное, срывающее душу с цепи падение вниз, в непроглядную разверзшуюся пасть темноты. Парня швыряло о сыпучие склоны, он кубарем летел вниз, инстинктивно прикрывая голову руками, чувствуя, как тяжелый ботинок пытается соскользнуть с ноги, как трещит пластик шлема. Мир превратился в хаос боли, гула в ушах и летящей навстречу смерти.

Удар о землю был сокрушительным, он выбил из легких весь воздух одним махом. Тьма перед глазами сгустилась, стала бархатной, абсолютной. Где-то далеко, словно из другого измерения, доносился звон разбитого стекла — это окончательно треснуло забрало слетевшего с головы шлема. По виску, щекоча кожу, текло что-то теплое, густое и липкое. Кровь…

Тишина. Давящая, звенящая.

Марк лежал на спине, не в силах пошевелиться, без возможности сделать даже крохотный вдох. Легкие отказывались работать, сжавшись в болезненном спазме. Паника, острая и слепая, скребла изнутри. Он умирал… Здесь, на дне ямы, в полном одиночестве, как последнее ничтожество, так и не успевшее ничего сделать.

«Конец? — пронеслось в сознании, странно спокойно, отрешенно. Ну что ж… Хоть мучиться больше не надо… Лиза, сестренка… прости».

И в эту самую секунду капитуляции, когда тело уже готово было сдаться, его легкие судорожно, с хриплым, пугающим звуком, наполнились воздухом. Один вдох. Другой, третий… Резкая, пронзающая боль в ребрах просигналила: он все еще жив. Побит, поломан, но ЖИВ!

Парень лежал, судорожно хватая ртом спертый, пыльный, но такой желанный воздух, и слушал, как его сердце колотится где-то в горле, готовое вырваться наружу. Постепенно зрение начало привыкать к темноте. Удивительно, но его окружал свет. Слабый, едва заметный. Он исходил прямо из-под его головы.

С нечеловеческим усилием Марк оторвал затылок от холодного, полированного камня и повернул голову. От этого малейшего движения парня вывернуло на изнанку. Его тело содрогалось от боли, вызванной непрекращающимися спазмами рвоты. Парню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и решиться на новую попытку осмотреться.

Источником света была массивная каменная плита, на которую он упал. Она была холодной, гладкой и невероятно твердой. Его кровь, стекающая из раны на виске, растекалась по поверхности, но не просто так, а заполняя тончайшие, почти невидимые глазу углубления, прочерчивая причудливые, сложные узоры. Багровые, пульсирующие линии складывались в спирали, руны, геометрические фигуры, которые словно жили своей собственной, непостижимой жизнью. Это было одновременно прекрасно и чудовищно, как картина из глубин кошмара или древней легенды.

«Что… что это?» — промелькнула единственная более-менее связная мысль, тонущая в океане боли и страха.

Марк попытался приподняться на локте, и по его спине пронеслась новая волна боли, вызывая тошноту и головокружение. Он замер, затаив дыхание, боясь спровоцировать новый приступ. В ушах зазвенело с невероятной силой, но теперь этот звон был иным — навязчивым, вибрирующим, он словно накладывался на саму ткань реальности, искажая ее.

Вдруг воздух вокруг заискрил, будто зарядившись статикой. Свет от рун под ним вспыхнул ярче, заливая небольшое подземное помещение пульсирующим багровым заревом, выхватывая из тьмы округлые стены, сложенные из блоков незнакомого темного камня.

И тогда он это почувствовал. Присутствие… Древнее, бесконечно усталое, холодное как межзвездный вакуум. Оно не было снаружи. Оно было внутри. Оно зародилось в самой глубине его разума, в той части, что отвечает за инстинкты и первобытный ужас. Зародилось и стало набухать, заполняя собою все. Это было похоже на то, как дверь, всегда бывшая запертой, вдруг распахнулась, и из черной щели хлынул ледяной ветер из потустороннего мира.

В его голове, тихо, но с невероятной, парализующей четкостью, прошелестел Голос. В нем не было ни капли человеческого. Только бесконечная мощь, скука тысячелетий и всепоглощающее, абсолютное высокомерие.

«…Наконец-то…» — прошелестело в сознании, и каждый слог был похож на скрежет камня по камню. «Ничтожный носитель… Этой жалкой плоти едва хватит… чтобы стать моей темницей…»

Что-то чудовищное и холодное впилось в его сущность, стало вытеснять его собственное «я», стирать воспоминания, волю, личность. Это было похоже на то, как его живьем заталкивают в тесный, черный ящик, из которого никогда не будет выхода.

Парень попытался сконцентрироваться на чем-то простом, знакомом. На своем имени. Марк. Оно прозвучало в его сознании тихо, неуверенно, как эхо из очень далекого колодца. Тогда он попытался закричать, издать любой звук, но его горло было сжато невидимыми тисками. Он мог только беззвучно ловить ртом спертый воздух, чувствуя, как холодное, чужеродное присутствие растекается по его сознанию, словно чернильная клякса по бумаге.

«Не сопротивляйся, песчинка. Твое ничтожество обретет смысл, став сосудом для великого Кайрона. Я дарую тебе вечность в служении мне. Это больше, чем ты заслуживаешь».

Инстинкты кричали о смерти, о полном уничтожении его личности. И в этот миг, на самом дне отчаяния, когда, казалось, уже не осталось сил даже на страх, в Марке вспыхнуло одно-единственное, яростное, обжигающее чувство. Не страх за себя. Даже не жажда мести.

Это была ЛЮБОВЬ. Любовь к той, что осталась там, наверху, одна, в беспамятстве и тишине. Любовь, которая была сильнее страха смерти. И из этой любви, как стальной клинок из ножен, вырвалась его ВОЛЯ. Она просто ВОПЛОТИЛАСЬ в образе. В образе Лизы. Ее улыбки. Ее глаз, полных надежды, которую он ей обещал. Ее имени, которое было его последним оплотом.

«ЛИЗА!»

Это не было криком. Это был молчаливый рёв всей его души, всей его боли, всего его существа, бросившего вызов древнему злу. Это был щит, сотканный из последних сил, и меч, отлитый из отчаяния.

Всепожирающая ТЬМА дрогнула и на мгновение замерла…А после его сознание, остановившееся на самом краю пропасти, затянуло в неизвестное пространство.