Сознание вернулось с болью, тряской, и непонятным шумом вокруг. Адски болели шея и горло, пересох рот, и я понял что связан. Руки вывернуты за спину и связаны, ноги плотно обмотаны чем то в щиколотках. Рот глубоко заткнут вроде бы тряпкой. А на голове, судя по всему, обычный джутовый мешок. Я лежу на боку, на чем то трясущемся и явно металическом.
На мою попытку пошевелится, и как то определится в пространстве, я не смог до конца выпрямиться. Тут же получил в бок мощный удар.
— Лежи, сука, не дергайся — услышал я сквозь звуки едущего автомобиля.
И я понял, что дела у меня обстоят неважно. Те два ухаря меня придушили, связали, и теперь везут туда, где можно беседовать со мной без опаски и привлечения внимания. Скорее всего, в какой нибудь подмосковный лесок.
Честно говоря, меня охватил ужас. Несмотря на мешок на голове, меня везут не для интеллигентных расспросов. Может и не грохнут, раз мешок. Но почти точно изувечат.
И я, не давая сковать себя ледяным безволием ужаса, снова перевернулся, получил снова в бок, с требованием затихнуть, и до предела напряг руки. Сам себя убедил, что кажется, веревка поддалась. И принялся методично напрягать и расслаблять руки.
Не обращая внимания ни на гул фургона, что вез меня неведомо куда, ни на дорожный шум, что иногда возникал с одной из сторон, ни на короткие остановки, скорее всего на светофорах. И даже, похоже, впал в некий транс, потому что как то перестал следить за временем. Тем более, машина, уже ехала не останавливаясь.
Поэтому, когда автомобиль снова начал тормозить, я не стал отвлекаться. Не позволяя себе признаться, что связан я качественно, и вряд ли развяжусь.
Дальше послышался какой то невнятный разговор моего конвоира с кем-то. Потом мой конвоир, очень больно надавил мне чем то на спину, как бы не коленом, и прошипел на ухо:
— Хоть шелохнешься. Хоть звук издашь — сверну шею. Сразу. Понял⁈
По мере возможности угукнул, и подумал, что видимо, это последний шанс. Машина остановилась, а время потянулось дальше, скрашиваемое лишь шумом двигателя на холостых, и все усиливающейся болью в спине, в которую мой конвоир упер колено придавив меня всем весом к полу.
Хлопнула автомобильная дверь, и снова установилась тишина. То есть, судя по звукам, мы остановились на обочине оживленной трассы, потому что рядом регулярно шумели проносящиеся мимо авто. Я как мог собрался. Что делать я не представлял, но хотел быть готов к любому развитию событий.
А они не заставили себя ждать. Где то недалеко по ходу, даже сквозь звук движка на холостых, вдруг услышалось какое то топтание, азартное хеканье, и крики «Держи, бля, хули ты смотришь⁈». А спустя мгновение, сзади, со скрипом открылась дверь, и раздался возглас:
— Ох ни хера себе!
Чтоб у воскликнувшего не возникло ни малейших сомнений про «ох нихера» я тут же энергично стал извиваться что есть сил.
Потом, открылась боковая дверь. И почти сразу раздался звук, который нормальный мужчина услышит и узнает всегда. Клацнул затвор, кажется- автомата. Раздался голос человека на пределе:
— Поднял руки и вылез, быстро!!!
Мне перестало давить на спину, и я услышал тяжелый удар о кузов авто. Крики про лечь на землю, руки за голову, и еще какие-то восклицания, что я не разобрал.
Потому что меня схватили за ноги, и потащили из авто. Вытащившие меня руки –поддержали и помогли утвердиться на связанных ногах. С моей головы сдернули мешок, и я усиленно заморгал, привыкая к свету.
На меня со жгучим любопытством смотрели двое. Капитан гаишник, и общевойсковой майор в полевой форме.
— Ты кто? — спросил гаишник, вытаскивая у меня изо рта кляп.
— Пить дайте — вышло у меня как то невнятно и шепеляво.
Майор махнул рукой, к нему подбежал рядовой. Флягу с водой я выпил чуть не на половину.
— Если можешь говорить, говори — сказал гаишник.
— Лукин я, Александр.
— И что произошло? –поинтересовался капитан.
— Я вышел с работы. Шел по улице, подошли двое. Вмазали мне под дых, и придушили. Очнулся уже связанный, и с мешком на голове.
— Понятно — ответил гаишник. Майор тем временем достал из кармана складной нож, и разрезал веревки, что меня связывали.
— Этот бил? — спросил гаишник, отведя меня чуть в сторону.
На земле, лицом ко мне лежал бугай, что вмазал мне в живот. Руки за спиной у него, были в наручниках. Над ним стояли двое солдатиков с автоматами на плече.
— Он. Второй вроде постарше — кивнул я и огляделся.
Я стоял возле УАЗика –буханки, с эмблемой тридцать третьего комбината, и надписью на боках «Продукты». Правая сторона обочины из центра. Судя по всему — Щелковского шоссе. Рядом стоят гаишные «Жигули» с мигалкой, и треногой с авторадаром на скорость.Гаишная засада, надо полагать. А с другой стороны шоссе, на обочине, стояла армейская колонна, как бы не общевойскового батальона. Восемь БТР, грузовики, санитарный УАЗик.
Чуть дальше по ходу, на обочине лежал второй бугай. Тоже в наручниках. Но над ним стоял гаишник-старлей, и пехотный летеха. Я, честно говоря, ничего не понимал, да и вообще, голова стала какой-то пустой. Гаишник-капитан, тем временем сказал мне:
— Вам придется подождать, пока не приедет опергруппа. Если хотите, посидите в нашей машине — он кивнул на Жигули с люстрой.
— Да нет, я лучше на травке посижу — увидев его взгляд, полный сомнений, добавил- не беспокойтесь, я никуда не убегу. Разве что, со мой портфель был. Если он в УАЗике, я бы забрал из него сигареты…
Дальше я, пребывая в каком-то оцепенении, просто сидел на откосе кювета, курил, и наблюдал. Как капитан переговорил с майором. Как он потом сел за руль УАЗика похитителей, и убрал его с дороги. Как бойцы пехотинцы, приволокли похитителей, и засунули их, не снимая наручников за спиной, одного -в гаишные Жигули. А второго — засунули в УАЗик, на мое место. Тем временем стало темнеть.
Я впал в оцепенение. Наверное от этого, равнодушно сидел, ни чем не интересуясь. Просто отметил, что сначала, поревывая сиреной, приехал гаишный Жигуль. Спустя час, приехал целый табор разнокалиберной ментовни. Они приступили, по видимому, к следственным действиям. По крайне мере, ко мне подошел какой то парень лет тридцати. Выслушал от меня — вышел с работы, получил люлей, очнулся в машине, хорошо что ГАИ… а то и не знаю. Вполне удовлетворился. Я остался снова один, наблюдая фотовспышки, вокруг Буханки, в которой меня везли. И как скопление ментовской и военной техники потихоньку собирают пробку, которую энергично стали расталкивать мои спасители. И как спрятавшись за ментовским уазиком, парни в гражданском весьма жестко беседуют с моими похитителями.
Долго ли, коротко ли, ко мне подошел какой-то мент, и сообщил, что мне придется проехать с ними в отдел. Только теперь я поинтересовался временем. И было уже, пол-одиннадцатого вечера. Мои прекрасные часы –зажигалка, после связывания, остались лишь зажигалкой. Хотя- посмотрю потом, может реанимирую. Отъезжая в милицейском уазике от места спасения, я подумал, что вояки так и стоят на обочине. Это получается, их к понедельнику начали уже стягивать?…
Отдел, куда меня привезли, где то в Измайлово. Меня проводили на второй этаж, посадили у стены, и сообщили, что ко мне подойдут. Сама опергруппа уединилась в каком то кабинете, и такое ощущение, принялась бухать. Звон бутылок, и взрывы хохота не оставляли сомнений. Спустя немного, подошел дядя с фотоаппаратом, посадил меня у белой стены, и тщательно сфотал мою шею, и руки, натертые веревками. По окончании, я сходил в сортир, полюбоваться на себя в зеркале. Шея спереди, в тусклом свете выглядела огромным синяком.
Где то после полуночи, ко мне, кемарящему у стенки, подошел старший лейтенант, и увел во что-то типа класса. Там он представился дознавателем, и сообщил, что нужно составить протокол и заявление. На мое пожатие плечами попросил не уходить, и удалился. Спустя пару минут, вернулся со свертком, китайским термосом, и двумя стаканами. Налил в стаканы чаю, развернул сверток, и выдал мне бутер с черняшкой, накрытой пластами одуряющее пахнущего сала. И, один огурец. Пока я это все мгновенно уплетал, сообразив, что жрать хочу нечеловечески, он заполнял бланки, сверяясь с моим паспортом.
Мы почти не разговаривали.Так, лишь уточнили мое место работы. Потом он дал мне прочитать и подписать.Все было изложено верно. А старлейт сказал:
— Там этот, Корепанов, ну, тот, что тебе в живот вмазал — орет что ты изнасиловал в мае его десятилетнюю сестру.
— И где это я злодействовал? — бутер сделал меня добродушным и флегматичным. Поэтому сообщение как-то меня даже и не задело.
— В Строгино — ответил мент, складывая бумаги — не обращай внимания, ребята тебя уже пробили, и даже поговорили с участковым на Лиговке. Повезло, он как раз там, в отделе был. Он тебя видел. Да и диплом ты защищал. Думаю, не до московских школьниц тебе было.
— Скажу честно, мне и сейчас плевать на школьниц — эка! Я и не помню, кто у нас там, в общаге был участковым. Даже, кажется, и не видел ни разу. А он — вкурсе всего, что там твориться. Круто. Хотя, мне кто-то говорил, что он вроде у нас в общаге живет…
— Тут такая штука — сложил бумаги старший лейтенант –звонили с Петровки. Они, похоже, это дело у нас заберут. Тебе придется здесь подождать. Они просили тебя придержать. Ты здесь посидеть можешь? Не в камеру же тебя устраивать…
— Полежать- кивнул я, сообразив, что засыпаю, бутер уже сработал.
— Ну, тогда устраивайся.
Мент вышел, а я, составив стулья в ряд, сунул портфель под голову и отрубился…
Разбудил меня звук распахнутой двери, и шум голосов. Я сел на стульях и огляделся. В кабинет набилось с десяток ментов, что меня с недоумением разглядывали. За окном светило солнце.
— Ты кто? — спросил кто-то.
Все опять заговорили разом, из чего я вычленил- не обращайте внимания, это терпила, что в лес пытались вывезти. За следаком числиться. Потом старший мент, в звании майора, довольно вежливо попросил меня подождать в коридоре. И я пошел в сортир.
Казалось, в отделе никому до меня не было дела. Но когда я вышел в уличную дверь, мент, что стоял у двери, упер руку мне в грудь:
— Куда?
— Посижу на воздухе, покурю — я кивнул на лавочку у стены отдела, за крыльцом, вдали от ворот.
Никто ничего мне не говорил. Из чего ясно, что нужно ждать. Горло у меня почернело синяком снаружи, и першило внутри. И голос мой стал хриплым, срываясь иногда на фальцет. Но не успел я закурить, пошел позитив. То есть, во двор въехал Жигуль-шестерка такого теперь мне родного МНКЦ. Из машины вылезли Боря Андронов, и Дима — водитель. И было направились ко мне.
Но тут во двор въехала черная волга с мигалкой. Все ее двери одновременно распахнулись, и на улице оказались четверо крепких мужчин в гражданском, что энергично-напористо направились в отдел.
Андронов, увидев их, отправил Диму обратно за руль, и пошел к приехавшим. По свойски хлопнул рукой со старшим из них, и показал на меня, что то говоря.
Подойдя ко мне они остановились, с интересом меня разглядывая.
— Вот его вчера и похитили, Гена — сказал Боря.
Гена протянул мне руку и представился:
— Майор Рязанцев. Старший оперуполномоченный. МУР.
Я встал, пожав протянутую руку. А тот, не стесняясь, другой рукой, раздвинул ворот моей рубашки и с интересом осмотрел. Причем глаза его, выражали удовлетворение.
— Пойдемте — сказал муровец, и мы пошли обратно в отдел.
В рекреации нас встретил мент- подполкан, и они заговорили на своем — ментовском языке. Я понял только, что дело с похищением МУР забирает себе.
Потом мы оказались все в том же классе, и муровский сыскарь со мной подробно побеседовал. Причем круг вопросов был гораздо шире, и касался тридцать третьего комбината, моего пребывания там, и причин и целей моего там появления. Боря, при этом, забрав у меня паспорт, сидел рядом и что-то писал. Как выяснилось спустя совсем немного, он заполнил бланк допроса, и даже накатал от моего имени заяву начальнику МУРа! О том, что такого то числа я оказался захвачен, связан и подвергнут избиениям. У меня отобрали деньги, в частности, стодолларовую купюру с №… что соответствует статьям УК РСФР №№. Подписал.
— Мы пошли, Гена. Дальше сам. Но держи меня в курсе. — сказал Андронов сыщику, выходя с тем из класса. Они пожали руки, потом мент пожал руку мне, и мы пошли на выход.
Оказавшись на заднем сиденье тронувшихся Жигулей, я наконец расслабился. Спросив,однако Борю:
— Не посвятишь, что это было?
Боря весело обернулся ко мне с пассажирского сидения и сказал:
— У нас тут, везучий сукин сын Лукин!
— А подробнее?
— Войсковая колонна, для прохождения по МКАД в место дислокации, выдвинулась с полигонов. Для обеспечения и вообще, им придали экипаж ГАИ. В ожидании ночного времени, комбат, и старший экипажа, решили выпить. Они земляки оказались. И ГАИшник тормознул продуктовозку. Эти УАЗики там, постоянно возят в санаторий из спецраспределителя колбасу с сыром. Ну, он и думал земляка порадовать, деликатесом. Но водила, на стандартные куда едешь-что везешь? повел себя странно, и принялся убегать. А в машине не было никакой колбасы, один связанный Лукин и еще один амбал. Испугался, дурак, автомата. Кто же солдату на марше, патроны даст?
— То есть, меня схватили водилы с комбината, заподозрив полный портфель денег?
— А вот тут, Алекс, интереснее. Если бы им был нужен твой портфель, ты бы остался на газоне, с проломленной головой. Но дело в том, что в Подмосковии, уже с пару лет, милиция ловит какую-то неуловимую банду. Грабят богатые дачи. Не стесняются вывозить хозяев в лес, и там расспрашивать о тайниках и прочем. В деле есть трупы.
— А сыскарь из МУРа?
— Гена, давний приятель. Мы с ним, в Коньково, одновременно операми бегали.
— А потом?
— Ну, он — на повышение в МУР. А я юристкосультом, в НИИ.
— Нет, я про что дальше то будет?
— Тут такая история, Алекс. Банда, что бомбит Подмосковье — моторизованная. Очень оперативно не только обносит дома, но и вывозит разную антикварную мебель, и холодильники с телевизорами. Если все в цвет, то их накроют не сегодня-завтра. Рязанцев говорит, что без какого начальника на комбинате, они бы так долго работать не смогли. И в этом месте, Саня, становится совсем весело.
— Ты о чем?
— Тридцать третий комбинат, МУР тоже отрабатывал. Гена сказал, что просто зацепится не за что было. Так-то, микроавтобусы АВИА, рядом с местами преступлений, по словам свидетелей, мелькали. Сам Рязанцев, беседовал по весне с тамошним бывшим начальником Тех Отдела. Ныне парторгом. А задержанные за твое похищение водители этого комбината, надо же, члены парткома!
— Да не может быть! Чтоб Васильич…
— Ха, Гена у нас романтик. Думает, что ему кто-то даст раскрутить банду под предводительством парторга! Мне вот — и одного раза хватило…
Мы, тем временем, остановились возле метро «Электрозаводская». И Боря сказал идти за ним. Там, где справа от метро,потом будет алюминиевый ангар-рынок, сейчас просто рынок из ларьков, палаток, и прилавков. Боря уверенно провел меня вглубь, на ходу объясняя, что понимает, что мне хочется побыть на людях, и выпить с народом. И я подумал, что он как никогда прав. А он привел меня к каком то ларьку, откуда Борю как родного встретил какой то кавказец. Выслушав Андронова, тот кивнул и позвал меня внутрь. Там выдал мне новые джинсы Левис, зеленую водолазку под горло, и белые кроссовки. Что я с недоумением и надел. Только лишь теперь оценив свою одежду и обувь, как предполовые тряпки.
— За счет фирмы, Алекс — заявил Боря — типа молока, за вредность. Поехали.
Его предусмотрительность сработала. Резнюк при входе просто поздоровалась, не переходя в причитания. И я, кивнув Андронову пошел на свое рабочее место, с целью немедленно махнуть стакан алкаголя.
Я прошел к себе в кабинет, где наткнулся на явно мающегося бездельем Серегу Буслова. Часы на стене показывали одиннадцать сорок.
— О! ну и видок у тебя. Отмечал успехи? — обрадовался Буслов.
— Какие еще нахер успехи, Серег?
— Здесь все уже знают, что ты впарил несчастному Мухосранску сотню никому не нужных, неисправных пикапов.
Я уселся за стол, выдвинул ящик. Достал бутылку и яблоко. Серега взял с подоконника два стакана, предварительно в них подув. Поставил ко мне на стол.
— Это древняя магия, Серега. Нужные, и исправные пикапы, даже ты продашь. А вот чтоб ненужные — тут без тысячелетних заклинаний, с привлечением подручных внутренностей животных — не сдюжить.
— Про «даже ты» — вот унизительно несколько, не находишь?
Мы чокнулись.
— А чего обидного то, Серег? Я — видный волхв. А ты, капитан –химик. Кто к чему стремился, такскаэть.
Серега, махнув, вгрызся в яблоко. Я закурил. Вообще-то, пусть я и нормально отношусь к офицерам-химикам, однако, Серега их не напоминал от слова абсолютно. Потому что, судя по мягкой плавности движений, больше всего товарищ Буслов напоминал какого спецназера. Но, как я понял, по телефонным его разговорам, химию он знал на очень приличном уровне.
— И как тебя в волхвы занесло, не просветишь?
— Ставишь трепетное дитя в безвыходную ситуацию, и вуаля- принимайте пополнение, господа волхвы!
— Это как?
— Годам к четырнадцати, Серега, уличная общественность дружно дала мне понять, что пора мне уже садится, на малолетку. Нет у пацана из нашего города другого пути. Лабаз там ломануть, фраера обчистить… Иначе- ну какой из тебя пацан? Так, чепуха одна.
— И ты ударился в мистику?
— Я предался размышлениям, Серж. И, простой силой мысли, сделал удивительные открытия! В частности, со всех сторон рассмотрев сакраментальное: ' Вилкой в глаз, или в жопу раз?', огляделся вокруг. Пол-города отсидевших. И ни одного одноглазого! А уж если вспомнить что вор в законе не женится, никогда и не за что…
— И не поспоришь, Саня. Кого хочешь встревожит. — Серега налил еще по немного. — но можно же было на завод. У вас там был завод?
— У правильного пацана, наш завод рассматривался как короткий отдых перед следующей посадкой. Навыки грабежа, драк и воровства, их же не в тюрьме будешь совершенствовать? Вот возвращаешься после отсидки, на родной завод, и проходишь у старших товарищей курсы повышения мастерства. Ну, что лучше на дело идти с пикой, а не с кастетом. Завалил и завалил. А то плати потом терпиле за лечение всю жизнь…. И вообще, Буслов, ты-то, тоже, не заводчанин, как же тебя угораздило-то?.
— В отличие от твоего погрязшего в пороках Тихвина, Лукин, у нас все же была альтернатива блатной романтике. Оборонный завод. И я одно время думал, что там и буду работать. Во имя торжества коммунизма.
Я снова разлил.
— Как сейчас помню, нас, школьников, повели на экскурсию. Привели на завод.
«Вот, — говорит пионервожатая, — смотрите и запоминайте. Это ваше будущее!».А там, значит, стоят в ряд станки, и за ними горбятся люди в одинаковых грязно- синих халатах, точат болты. Бетонный пол. Вечные сумерки. Облупленные стены. Каждый божий день, с восьми до шести, за годом год. И столько, Саш, в голосе вожатой было радостного задора и уверенности в том, что так и только так, оно и должно быть, что страшно до сих пор.
Мы чокнулись, и выпили.
— Ну, я подумал и решил, что раз уж все равно ходить строем, то лучше с автоматом. А что в военкомате была разнарядка только в химики, после такой экскурсии то, уже и не страшно было.
— А мне вот, было не понять блатных понятий. Потому что вся блатная логика основана на сложной для меня мысли, что если в жопу не дашь, то пидорас.
Тут Серега потянулся, и оттянул горло моей водолазки. И присвистнул:
— Мне, Алекс, местные девки все уши прожужжали, что ты баб соблазняешь легким движением правой ягодицы. Но такой засос⁉ Это же какая страсть овладела твоей партнершей⁈ Или она думала тебя загрызть, мол, не доставайся же никому⁈
Я вздохнул, прикидывая как рассказать Сереге о последних сутках, что со мной случились. Но не успел. Открылась дверь, и одуряющее запахло чем то вкусным. Потом к нам в комнату зашел Леха, с подносом. На подносе истекал паром цепленок в собственном соку. Под мышкой Алексей Анатольевич держал бутылку водки.
— Я так и знал, что персонал мало того что пьет на рабочем месте. Но ведь, бля, и без закуски!
Я полез в стол, и достал еще один стакан.