Барышня-служанка

Глава 5 В которой раскрываются все прелести русских дорог

На улице нас ждал экипаж – черная карета без герба или каких-либо иных знаков. Впереди на козлах сидел мужичок, закутанный в овечий тулуп. Только покрасневший нос торчал.

– Едем, барин? – зычным голосом спросил он.

Владимир повернулся ко мне. Я кивнула. Меня здесь никто не ждал, не было смысла задерживаться. Только слуги высыпали на порог и во двор. Люди улыбались, не скрывая облегчения и даже радости. Не удивлюсь, если они устроят праздник по поводу моего отъезда. Ох, Катя, Катя, что же ты за человек такой была, что никто о тебе даже не печалится?

Чарторыйский сам открыл дверь, подал мне руку, помогая сесть в экипаж. Поднялся вслед за мной. Мой саквояж поставил тут же, на пол.

Да, не сундук с приданым, который пришлось бы крепить сзади. Конечно, традиция уже изжила себя, но то в нашем мире, где мужчина и женщина могут жить вместе годами не состоять в браке, никто не готовит подушки и перины, когда девушка достигает совершеннолетия, где муж может жить в доме, и никто его за это не осудит. У нас все намного проще. Здесь же даже извозчик удивился, как мало у меня багажа. Благо не сказал ни слова.

Владимир тоже молчал. Подперев подбородок кулаком, смотрел в окно. Хмурился. Меж черных бровей залегла морщинка.

Я смотрела на него и гадала: зачем ему это? Он не выглядел влюбленным, одержимым страстью или охотником за приданым. Даже на авантюриста не был похож: слишком серьезный, будто уже успел хлебнуть горя.

– Куда мы едем? – спросила не слишком вежливо. Просто не знала, как правильно обратиться: по имени, имени-отчеству или просто “мой господин”? Надеюсь, здесь жена не превратилась в собственность мужа. Судя по отсутствию какого-либо интереса со стороны Владимира, о такой “собственности” он мог легко забыть.

– Домой, – ответил он, повернулся ко мне. Смотрел долго, пытливо, будто сравнивал меня с кем-то или искал подвох. – Туда, где нет тяжелых ваз, цветочных горшков и подобных предметов, если только вам самой не придет в голову посадить бегонию.

Запомнил. Еще бы, не каждый день девица, к которой ты пришел свататься, бросается не на шею, а глиняной посудиной. Так и убить можно, но Катю, видимо, подобный исход не волновал.

– Хорошо, что у вас есть дом, – ответила в тон ему. Было обидно, что приходится расплачиваться за чужие ошибки. – Вдруг пришлось бы жить в хижине.

– В хижине? – переспроси Владимир. – Может, вы и правы. Я получил его в подарок от отца, принял по настоянию матери и был там лишь однажды. Если бы не… некоторые обстоятельства, то и не вспомнил бы о нем.

Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, мелькнула в голове шальная мысль. Будь Чарторыйский бедняком, отец не подарил ему целый дом, а он не забыл о таком щедром подарке. У него этих домов, поместий и прочей собственности, видимо, столько, что он и не помнит всего. Я даже представила, как он встает утром, выпивает чашку черного кофе, разворачивает карту страны и думает, на что бы еще потратить деньги, где бы обзавестись собственностью.

– Вы уже улыбаетесь, – заметил Владимир. – Строите новые планы?

– Угадали! Не врут слухи, вы и правда колдун, – ответила ему, подалась вперед.

– Чародей, если хотите знать. Можете верить слухам, если вам так удобнее.

Опять закрылся, как рак-отшельник в своей раковине. Что же такое о нем говорят, что он так отреагировал? Нужно срочно разузнать. Интересно, здесь уже печатают газеты? В них есть колонка светских новостей, или проще сходить на базар и послушать, что люди говорят?

– Владимир Дмитриевич…

– Да, Екатерина Семеновна.

Ох, какой официальный разговор у нас получается! Может, я ошиблась, и не было никакого приворота? Тогда дела обстоят еще хуже, чем я думала. Не хватало влюбиться в собственного мужа, еще и с первого взгляда. Но, кажется, я поздно спохватилась. Впрочем, у меня впереди достаточно времени, чтобы разочароваться и понять, что Чарторыйский не так хорош, каким кажется.

– Я хотела бы извиниться, – начала скороговоркой, пока не передумала. Надо же как-то налаживать отношения. – Вчера я вела себя отвратительно. Стресс, нервы, сами понимаете.

Владимир вновь приподнял левую бровь. Какая она у него подвижная. Не верил или искал скрытый смысл в моих словах. Имел право, и все же я надеялась на лучшее. Я сделала шаг навстречу, могла бы и еще десяток сделать, чтобы помириться, хотя и не ссорилась с ним, но это не имело смысла, если Чарторыйскому это не было нужно. Он был вежлив, тактичен, что свидетельствовало о его воспитанности, но ничего не говорило о чувствах ко мне. В том, что хоть какие-то чувства существовали, я с каждой минутой сомневалась все больше.

– Я сегодня не завтракал, а время приближается к полудню, – ответил он. – Как вы смотрите на то, чтобы пообедать? Какую ресторацию предпочитаете?

Я, было, воспряла духом, и решила, что не все потеряно, но последние слова Владимира испортили впечатление. Ресторация, то есть ресторан, если я правильно поняла. Значит, вот какого он обо мне мнения. Избалованная, высокомерная девица с завышенными требованиями – такой он видел меня. Что ж, придется его разочаровать.

– Доверюсь вашему вкусу, – ответила ему. – У вас же есть любимая, где вы проводите вечера и, может быть, ночи.

Ой, что-то меня понесло. Я представила, как Владимир, как всякий представитель “золотой молодежи” сутки напролет развлекается в обществе таких же мажоров и не слишком разборчивых в связях женщин. Фу!

– Простите, – неожиданно извинился он, чем ввел меня в ступор. – Вы правы, давайте забудем вчерашний день и просто пообедаем. Я в вашем городе нечастый гость, мало что знаю. Куда бы вы хотели поехать?

Так, Катя, думай. В роли близкого к провалу разведчика сейчас оказалась ты.

– Меня батюшка в ресторации не пускал даже с подругами. Мы всегда едим дома.

Я даже выдохнула, когда Владимир кивнул соглашаясь. Ударил по стене кареты. Извозчик остановился, спросил, чего желает барин.

– Отвези нас в какое-нибудь место, где можно пообедать.

– Дык это…

– Приличное, где не стыдно с женой показаться.

– А! Понял, барин, понял, так бы сразу и сказали.

Мужичок резко развернул лошадей, отчего экипаж накренился. Я не удержалась, соскользнула с сидения и упала. Теперь сидела на коленях у ног мужа, смотрела на него снизу вверх, чувствовала, что щеки опять покраснели. Причиной тому был вовсе не мороз: в небольшой карете, обитой изнутри какой-то плотной тканью, было достаточно тепло. Сама ситуация получилась слишком пикантной.

Владимир, надо отдать ему должное, повел себя как настоящий мужчина. Не поднял на смех, хотя его непослушная бровь, кажется, поднялась еще выше, а на губах мелькнула улыбка. Протянул мне обе руки, помогая подняться. Карета подскочила на каком-то ухабе, а я опять упала, но теперь уже в объятия Чарторыйского.

Он, то ли от неожиданности, то ли желая уберечь от новых падений, крепко обнял меня. Я бессовестно воспользовалась положением, прижалась к нему, обняла рукой за шею. Еще мгновение, и, кажется, решилась бы поцеловать его первой.

– Так мы никуда не доедем, – произнес Владимир. Бережно, поддерживая за талию, усадил меня рядом. – Любезный, не дрова везешь.

Говорил, конечно, о ресторане или каком-то еще заведении общепита, но на мгновение показалось, что был в этой фразе и иной, скрытый смысл. Впрочем, не стоило тешить себя напрасными надеждами. То, что меня влекло к этому мужчине какой-то непреодолимой силой, вовсе не означало, что он испытывал хоть толику тех же чувств.

– Приехали! – крикнул извозчик, останавливая экипаж.

Я первой, не дожидаясь помощи, вышла на улицу. Свежий морозный воздух мгновенно остудил голову, в которую лезли совсем неподходящие мысли. Еще и Владимир как-то странно на меня смотрел, будто читал мысли. Может, у меня все на лице написано? Ой, Катя, держи себя в руках!

Чарторыйский как ни в чем не бывало предложил согнутую в локте руку, которую я с удовольствием приняла, и повел меня в небольшое кафе с броским названием “Русские сладости”. Надеюсь, что здесь не только сладости подавали. Я со вчерашнего утра ничего не ела, а силы мне еще пригодятся. Нет, я подумала вовсе не о предстоящем вечере и ночи, хотя и об этом тоже.