Барышня-служанка

Глава 22 В которой тайны выходят наружу

Вот и признался. Думал, буду чувствовать себя так, словно камень с души снял, а по ощущениям будто прыгнул в прорубь морозной ночью: страшно и отступать некуда. Страшно потерять Катерину и то хрупкое доверие, которое возникло между нами. Страшно от осознания того, что одной фразой мог разрушить наши отношения. Но и молчать больше не смел. Вечно скрывать правду невозможно, хотя некоторым тайнам лучше бы никогда не выходить наружу.

Катя не спешила с ответом. Она все также стояла ко мне спиной, продолжала резать овощи. Только ее плечи напряглись, да стук ножа о деревянную доску стал громче.

– Звучит и правда пугающе, – наконец, произнесла она. В ее голосе я не почувствовал страха, скорее интерес. – Расскажите подробнее? Это какая-то энергия? Не кровь, надеюсь. На упыря вы непохожи, хотя некоторая бледность лица наводит на размышления.

– Катя, вы шутите или говорите серьезно?

– Зависит от того, что вы мне ответите, но предупреждаю, что хочу слышать только правду, – произнесла жена. Поставила на стол тарелку с нарезанными солеными огурцами. – Итак, чьей энергией вы питаетесь?

– Не питаюсь, тяну. В основном это природная сырая сила, но могу использовать и силу человека. Это не убьет его, если все правильно рассчитать, но и приятных ощущений не подарит.

Я дал, пожалуй, слишком расплывчатый ответ. Не мог подобрать верных слов, боялся своим признанием оттолкнуть Катерину. Она снова замолчала. О чем-то сосредоточенно думала. Надеюсь, не план побега разрабатывала.

– Значит, вы никого не убивали. Это уже хорошо, а то напугали меня.

– Гордиться мне тоже нечем, – отчего-то начал спорить с ней. – Мои способности сродни проклятию. Еще ребенком я понимал, что со мной что-то не так. В ту пору тянул чужую силу неосознанно и не всегда понимал, когда нужно остановиться. Однажды чуть не погубил товарища, за что и поплатился, потеряв друга. Как сейчас помню его бледное лицо…

Катя слушала, не перебивая. Она успела накрыть на стол и задать пару сопутствующих вопросов. Только поздний обед или ранний ужин заставил меня прерваться.

Жена не слишком заботилась о соблюдении принятых в высшем свете правил: не было ни расписания приема пищи, ни смены блюд, ни множества столовых приборов, один вид которых повергает меня в уныние. Хотя о каких правилах могла идти речь, если Катя сама готовила, будто было обычной крестьянской или горожанкой, а не дочерью одного из самых богатых людей княжества?

Картофель, который только входил в моду, она пожарила с мясом вместо того, чтобы просто отварить его. Соленые огурцы оттенили необычный вкус этого продукта и прекрасно сочетались с ним. Мне оставалось только гадать, когда Катерина успела всему научиться. Если бы я не знал, что у боярина Нефедова только одна дочь, решил бы, что передо мной двойник. Это могла быть как родная сестра, так и любая девушка, на которую наложили чары. Беда в том, что чар, за исключением тех, что использовал лекарь, когда лечил ее, я не чувствовал. И все же что-то не давало мне покоя, смутная догадка, которая никак не желала оформиться в ясную мысль.

– Чай будете? – вывела меня из задумчивости супруга. Я кивнул. – Вот и славно! Только на десерт ничего нет.

Я, было, опять собрался кивнуть, но вспомнил про пирожные, которые купил в Соболянске. Не придумал ничего иного, чем еще порадовать жену кроме сладостей. Слишком мало я о ней знал и о том, что ей нравилось.

– Как здорово! – воскликнула Катя, когда я вернулся на кухню с картонной коробкой. – Вы купили те же или есть что-то новенькое?

– И то, и другое, – ответил, глядя в сияющие глаза жены. Как мало нужно, чтобы она улыбнулась. Мне же было довольно одной ее улыбки, чтобы почувствовать себя счастливым.

Мы расположились в гостиной. Пили ароматный чай, ели ягодные пирожные, смотрели, как за окном, медленно кружась, падал снег. Я представил, что Катя сидит не напротив, а рядом. Что-то говорит, положив мне голову на плечо, или молчит и мечтательно улыбается.

– Таким вы нравитесь мне намного больше, – призналась она. – Улыбаетесь чаще, Володя. Улыбка вам очень идет.

– Вы ставите меня в неловкое положение, Катя. Я должен делать вам комплименты и благодарить.

– Вовсе нет! Ничего вы мне не должны. Я сказала только то, что думала. Расскажете, что было дальше? Как вы сумели приручить свою силу?

Разговоры о прошлом не доставляли мне удовольствие, но Катерине я не мог отказать. Сам признался и обещал быть честным. Пришлось рассказать о том, как, поругавшись с приятелем, разозлившись, я неосознанно начал тянуть его силу и тем самым едва не убил. Вряд ли сумел бы не остановиться, не вмешайся мать. Ругать, к моему удивлению, не стала. Расспросила обо всем подробно и сообщила, что чародейская сила мне, должно быть, досталась от ее бабки. Каким-то чудом нашла для меня учителя, который учил меня контролировать себя и скрывать способности. В ту пору я почти ненавидел и наставника, что заставлял меня корпеть над книгами вместо того, чтобы отпустить играть с другими мальчишками; и мать, что поведала мне правду о моем происхождении, но ни разу не поинтересовалась, чего хотел ее сын; и свои способности, из-за которых я все больше отдалялся от друзей.

Свой дар я уже тогда именовал проклятием, но самое страшное испытание ждало меня впереди.

– Володя, не нужно, – остановила меня Катя. – Если вам тяжело говорить, не мучьте себя.

– Тяжело, – признался жене. – Вы первый человек, кому я рассказываю об этом. Если вам неприятно…

– Нет, я лишь не хочу, чтобы вы страдали. Но вы правы: иногда нужно выговориться, чтобы освободиться от груза прошлого. Продолжайте, пожалуйста!

– Дальше… Мать родила девочку, нежеланного ребенка, который не прожил и нескольких часов. Она едва не обезумела от горя, только тогда осознав, кого потеряла. Потребовала, чтобы я снова применил силу. Родители были безутешны, так что я не смог отказать, – произнес и замолчал на какое-то время. Воспоминания о том дне, о крошечной девочке, которую я пытался спасти, до сих пор преследовали меня. Как наяву видел безутешную мать, которая прижимала к груди свое дитя и кричала раненым зверем; отца, сурового молчаливого мужчину, что не произнес ни слова. Закрыв лицо руками, он опустился на пол и плакал. – Следуя подсказкам матери, я попытался притянуть душу сестры так же, как тянул силу из живых людей. Жаль, что смерть обмануть нельзя. Душа, запертая в мертвом теле, билась птицей в клетке. Я не стал держать ее, да и не смог бы. Не хватило ни сил, ни знаний. Мать не простила меня, хоть и не обвиняла открыто, отдалилась, будто я перестал для нее существовать. Отец с горя начал пить, пока одной зимней ночью не замерз, не дойдя сотни шагов до дома.

Мне тогда только исполнилось пятнадцать, а я уже ощущал себя стариком, потерявшим смысл в жизни. Боль потери оказалась слишком велика. Я бросил учиться, целыми днями слонялся по улице, пропадал в лесу. Я не искал смерти. В тишине и одиночестве пытался понять, для чего мне была дана сила, если она приносила только мучения. В один из таких дней мать призналась, что Дмитрий Иванович был мне отчимом, хоть и воспитал как родного. В ту пору я решил, что таким странным способом она пыталась облегчить мои страдания. К сожалению, она не солгала. В том, что ее слова были правдой, я вскоре убедился. В тот день я впервые встретился со своим настоящим отцом.