Барышня-служанка

Глава 13 В которой прошлое напоминает о себе

В наследство от Катерины я получила множество воспоминаний, но, лишенные эмоций, они подчас были бесполезны. Например, сейчас я смотрела на хорошенькую блондинку с фарфоровой кожей, понимала, что знала ее, но не представляла, кем она была для Нефедовой: другом, врагом, случайной знакомой. И ведь не спросишь: “Барышня, мы с вами дружим или как? Если дружим, то по-настоящему или против кого-то?”

Будь девушка далеко, я и правда могла бы сделать вид, будто не услышала ее или не заметила, но она подошла слишком близко. Пытливо смотрела на меня и ждала ответ.

Я с тоской оглянулась на дорожку, ведущую к дому. Володя, наверно, уже поставил чайник, сделал бутерброды, а я все маялась здесь вместо того, чтобы быть рядом с ним. Даже обед голодному мужу не приготовила. Кому нужна такая жена?

– Так и будешь притворяться, будто не узнала меня? – спросила блондинка. – Быстро же ты забыла старых друзей.

Ага, чую, с такими друзьями врагов не надо.

– Нет, Лизавета, – ответила, подражая ее манере речи, сочиняя на ходу, – я выбирала папеньке подарок и была бы весьма признательна, если бы ты не привлекала ко мне внимание. Еще лучше, если ты вовсе “забудешь” об этой встрече.

Блондинка прошлась по мне критическим взглядом. Разве что руку ко лбу не приложила, чтобы проверить температуру, или не покрутила пальцем у виска.

– Никогда не замечала за тобой теплых чувств к Семену Андреевичу. С чего вдруг такие перемены?

Так, то ли они с Катериной и правда были близки, то ли та совсем не скрывала свое отношение к отцу. Чего хотела добиться? Внимания? Жалости? Боюсь, мне этого не понять. Семейные ссоры и проблемы я не имела привычки выносить на люди. Нефедова, напротив, обожала играть на публику.

– Повздорили мы с ним, – нашлась я, – крепко. Придется прощение вымаливать.

– Ах, Катя! Только тебе в голову могла прийти такая мысль – покупать отцу подарки на его же деньги, чтобы помириться с ним.

Лизавета громко рассмеялась собственной шутке. Смех у нее был звонкий, заразительный, но голубые глаза остались холодными, как льдинки.

– Так ведь других нет, или ты прикажешь мне работать?

– Фи! Что за глупости ты говоришь? Такие девушки, как мы, рождены, чтобы украшать собой мир. Пусть дурнушки работают, – вынесла она вердикт. – И все же почему ты именно здесь, на окраине города?

– А ты?

– Я? – блондинка оглянулась. Тот, кого она, как мне показалось, ждала, не спешил появляться или же боялся огласки. – Так… неважно. Ты на балу у Репниных будешь? Глупый, конечно, вопрос. Разве ты пропустишь его?

– Если с папенькой помирюсь.

– Помиришься. Ты та еще лиса. К любому подольстишься, если нужно.

Да, хорошая репутация у Катерины: вздорная, капризная, своенравная эгоистка. Что в ней только нашел Владимир или не нашел, а по какой-то причине вынуждено терпел?

Я не успела додумать эту мысль. Лизавета, наконец, заметила кого-то и поспешила проститься со мной. Я так и не поняла, какие отношения связывали их с Катериной, но что-то мне подсказывало, что они были скорее соперницами,чем врагами или подругами. Меня не оставляло ощущение, что это не последняя встреча с прошлым, что ничего хорошего от таких свиданий ждать не стоит.

Едва блондинка села в экипаж без герба и скрылась, я, подобрав подол платья, поспешила домой. Замерзла, проголодалась, да и Владимира надолго не хотела оставлять одного. Вроде бы только расстались, а я уже скучала.

Поднялась на крыльцо. Несколько раз топнула, стряхивая снег с ботиночек, отряхнула платье. Ощущала себя почти Снегурочкой. Только взялась за ручку двери, как услышала недовольный голос мужа.

– Чтобы ноги твоей здесь не было! – крикнул он. – Неужели не ясно, что я не желаю тебя видеть? Прямо нужно сказать? Изволь: вон!

Я от неожиданности чуть не выронила коробку с сервизом. Чужих следов я не видела, только наши с Чарторыйским. Значит, никто посторонний в гости не заходил. Владимир один и невероятно зол. Оставалось надеяться, не для меня репетировал речь. Я, конечно, чувствовала холодность с его стороны, но не думала, что вызываю настолько неприятные эмоции. Хотел проучить отвергнувшую его девицу? Проучил. С меня довольно. Задерживаться не стану.

Преисполнившись решимости разобраться во всем раз и навсегда, я открыла дверь. Тут же что-то ударилось мне в грудь и упало к ногам. Не больно, но неприятно. Опустив глаза, увидела взъерошенного черного ворона. Он лежал на боку, распластав крылья, и не шевелился.

– Бедненький! Ушибся, – я поставила коробку на пол и наклонилась к птице. – Как тебя угораздило залететь в дом?

– Катерина? – Владимир выглянул из кухни. – Катя, бросьте его. Он не заслуживает вашей жалости.

Сейчас Чарторыйским и правда был похож на колдуна-чернокнижника: на скулах проступили желваки, губы поджаты, черные глаза едва не мечут молнии. Но теперь, когда я знала, что его гнев направлен не на меня, нисколько не боялась. Если бы не страх показаться навязчивой, непременно разгладила складку между нахмуренных бровей, поцеловала и попросила не сердиться. Сейчас могла только задавать вопросы, надеясь получить честный ответ.

– За что вы так с ним, Володя? Это всего лишь несчастная птица, залетевшая в дом.

– Птица? – переспросил муж. – Это не просто птица, это вестник дурных новостей, лазутчик и доносчик в одном лице… морде… клюве. Этот самый клюв он вечно сует не свои дела.

Я подняла ворона с пола, осмотрела. Никаких внешних повреждений не обнаружила, но он по-прежнему не подавал признаков жизни. Если бы его грудная клетка не поднималась, решила, что он погиб.

– Забавно! Вы говорите о животном будто о разумном существе. Я не говорю, что они глупые. Того же ворона можно научить произносить слова или даже передавать с ним почту, но не стоит наделять его какими-то особенными способностями.

Владимир усмехнулся и покачал головой. Птица на моих руках зашевелилась, подняла голову, посмотрела черными круглыми глазами.

– Кар!

– Вот видишь, – произнесла я, а муж все так же недоверчиво косился на ворона, – это обычная птица.

– Сама ты обычная птица, – послышался хриплый голос. – Я просто горло прочищал. Кар!

– Ааа!

От неожиданности я выронила пернатого, за что получила еще один укоризненный взгляд. Ворон поднялся на лапы, отряхнулся, расправил и снова сложил черные блестящие крылья.

– Крикливая и криворукая, – вынес он вердикт.

Что? От возмущения я даже забыла, что хотела сказать. Так меня еще никто не оскорблял, тем более птица. Теперь я поняла, почему Владимир так грубо прогонял ее. Схватила ворона, прижав его крылья, чтобы не вырвался, попросила мужа открыть дверь. Выпустила незваного гостя на улицу, не интересуясь его дальнейшей судьбой, отряхнула руки.

Прошлое как-то слишком настойчиво стало напоминать о себе. День, что ли, сегодня такой, или это знак? Знать бы еще, как трактовать эти знаки, к чему готовиться.

– Катя, – позвал Владимир. – Ворон и правда принес известие. Мне нужно будет уехать на несколько дней.

Муж был слишком серьезен, напряжен. Даже то, что обратился ко мне по имени, не смягчило сказанного. Засосало под ложечкой, и причиной тому был вовсе не голод, а какая-то необъяснимая тревога.