Барышня-служанка

Глава 23 В которой продолжаются откровенные разговоры

Рассказ Владимира потряс меня до глубины души. Я слушала мужа и понимала, как нелегко ему пришлось. Магия, как и иные необъяснимые с точки зрения науки явления, уже не казалась мне столь притягательной. Обратная сторона медали оказалась малоприятной. Благо Катерина, а вместе с ней и я, была лишена таких способностей. Лучше по старинке подумаю головой, сделаю руками.

Чай был выпит. Пирожные остались нетронутыми. За окном смеркалось. Один за другим зажигались фонари вдоль улицы.

Я сходила за подсвечником, поменяла свечи на новые. Запалила крошечные фитили. Теплый желтый свет разогнал темноту, заставил отступить суеверный страх перед ней, загнал пугающие мысли в самые отдаленные уголки души.

Села рядом с мужем, взяла его за руку, желая хоть немного поддержать. Он как-то странно посмотрел на меня, но руки не отнял, напротив, накрыл широкой теплой ладонью.

– Что теперь скажете, Катя?

Как же он волновался, когда задавал мне этот вопрос. Ждал мой ответ как приговор, и я не стала тянуть.

– Скажу, что не услышала ничего из того, за что можно испытывать стыд. Вы были ребенком. На ваши плечи легла огромная ответственность, а поддержки вы не получили. Не вините себя, Володя. Мы не боги. Есть вещи, над которыми мы не властны.

– Наверно, вы правы, но в ту пору я полагал иначе.

Владимир вновь замолчал, погрузившись в воспоминания. Я думала, что на этом откровения закончатся, но, видимо, ему и правда нужно было выговориться. Он не жаловался, но я понимала, что после смерти отчима им с матерью пришлось нелегко. Женщина не работала. Пока был жив муж, занималась домом. Других источников дохода, кроме тех денег, что зарабатывал Дмитрий Иванович, у семьи не было.

– Мать добилась того, что месяц спустя меня приняли в Залесскую школу, чтобы научить использовать силу. На одном из испытаний присутствовал мой настоящий отец. Я бы ни за что не догадался об этом, если бы после мать не указала мне на него рукой. По иронии судьбы его тоже звали Дмитрием, как и моего отчима. От последнего я получил не только имя, но и заботу, защиту, пример того, как следует относиться к другим людям – все то, что должен дать мужчина своему ребенку. Подозреваю, что без протекции меня вряд ли приняли бы. Мучимый этой мыслью, я не желал задерживаться здесь ни мгновения, слишком гордым был, но школа давала своим учащимся крышу над головой, питание и даже небольшую стипендию. Я рассудил, что без меня матери будет проще и, скрепя сердце, остался.

– Отец не подошел к вам? Не поговорил?

– Нет. Думаю, он чувствовал вину перед моей матерью, поэтому уступил ей. Байстрюк не был ему нужен.

– Кто? – переспросила, услышав незнакомое слово.

– Бастард, ублюдок, назовите, как хотите.

Какое отвратительное слово! Чарторыйский почти выплюнул его. Несмотря на прошедшие годы, рана в его сердце по-прежнему не затянулась.

– Простите, Володя, я не это имела ввиду, – попыталась сгладить ситуацию. – У вас был отец, его любовь, его фамилия. Дети не должны отвечать за грехи родителей. Мои…

Я вовремя прикусила язык, чуть не проговорилась. Еще немного и призналась в том, что сама выросла без отца. Нас таких много. Прошли времена, когда на подобных мне детей показывали пальцем и дразнили. У мамы на этот случай даже была фотография. Она показывала мне ее всякий раз, когда я спрашивала, где папа, говорила, что пропал без вести. Отчасти это было правдой.

– Если бы все так рассуждали… Фамилия у меня, к слову, материнская. Не знаю, как она уговорила отца. Мне обьяснила свой поступок желанием сохранить древний род Чарторыйских.

– Наверно, он очень любил вашу маму, если уступал ей.

– Даже слишком. Жаль, что Настасья Степановна не отвечала ему взаимностью. На нем вымещала обиды, его укоряла за то, что лишилась места при дворе, хотя сама согласилась на этот брак. Не знаю, на что надеялась. Если бы мой настоящий отец любил ее, никогда не отдал другому мужчине. Это противоестественно.

Да, ситуация сложилась непростая. Видимо, мать Владимира рассчитывала, что брак станет ширмой, за которой можно будет спрятать неприглядную правду. Ее любовник, некто богатый и влиятельный, и не думал продолжать отношения. Разорвал и забыл. О ребенке, конечно, знал, иначе не откликнулся на ее просьбу и не помог ему поступить в школу.

– Я не стремился сблизиться с ним, – добавил Владимир. – Отец тоже не нуждался во мне. Может быть, и не вспомнил до одного случая. Началась война, а на войне, как известно, все средства хороши. Особенно полезен тот, кто способен тянуть чужие силы, тем самым ослабляя противника. Вы спрашивали, не убивал ли я людей. Не убивал, но никто из тех чародеев, с кем столкнула меня судьба на поле боя, не смог до конца оправиться. Они выжили, но утратили свой дар. Для некоторых это сродни смерти.

Он помолчал немного и добавил:

– Теперь вы знаете обо мне все. Осталась лишь тайна, которую я пока не могу вам проведать. Вам решать…

– Я все сказала вам еще тогда и от слов своих отказываться не собираюсь. Вы удивительный человек, Володя. Далеко не каждый, пройдя столько испытаний, смог бы остаться собой.

Его признания и правда не вызвали во мне отторжения. Мои чувства к мужу крепли с каждым днем, но теперь к влюбленности добавилось не просто уважение, восхищение. Мало кто из знакомых мне мужчин способен поделиться самым сокровенным, не боясь показаться слабым. Мальчиков с детства учат быть сильными. Учили, поправила сама себя. Сейчас, к сожалению, роли почти поменялись. В моем мире наступила эпоха сильных женщин и чувствительных мужчин.

Владимир чуть сжал мои пальцы, привлекая внимание к себе.

– Вы считаете меня достойным человеком, Катя?

– Да, – ответила, чувствуя, что вопрос с подвохом. Слишком внимательно смотрел на меня супруг.

– И только?

Меня переполняла нежность. Я улыбнулась, коснулась щеки мужа ладонью. Колючая, а так и не видно. Владимир перехватил мою руку и поцеловал ладонь, запястье. Едва касался губами кожи, будто я была хрустальной статуэткой, а не женщиной из плоти и крови.

– Кар!

Ворон пролетел над моей головой, едва не задев крылом, и уселся на спинку кресла. Своим появлением он не только напугал меня, но и разрушил волшебство момента. Я вздохнула, понимая, что вечер безвозвратно испорчен, уткнулась лицом в грудь мужа. Он обнял меня и прошептал, почти касаясь губами голос:

– Не бойтесь, это Федя.

– Однажды я все-таки сварю из тебя суп, – ответила ему, на что Владимир только рассмеялся.