Эксперимент удался. Молоко в крынке не просто не прокисло, оно оставалось прохладным, несмотря на достаточно высокую температуру воздуха на кухне. Я убедилась в этом утром, когда отправилась готовить завтрак. Думала об оладьях, но теперь сам Бог повелел приготовить омлет.
Разбила шесть яиц, выбила с молоком, солью, молотым перцем. Поджарила на сливочном масле. К местным растительным все никак не могла привыкнуть. Вряд ли рыжиковое или льняное можно использовать для жарки. О подсолнечном здесь и не слышали. Это тем более странно, поскольку картофель уже вошел в употребление, хотя до брюквы с репой ему пока далеко. Не жаловали его местные крестьяне. Кое-кто выращивал на продажу господам, и только. Тот мешок, который мне удалось купить, был скорее исключением.
Завтрак пролетел незаметно. После мы с мужем, наконец, выбрались на улицу. Благо метель прекратилась. Зато снега навалило столько, что бедный Петрович с трудом справлялся. Большой деревянной лопатой он расчищал дорогу. Успел накидать столько, что получилась небольшая горка, уже облюбованная стайкой ребятишек. Скатиться с нее вряд ли получилось бы, слишком рыхлой она была, зато в качестве крепости вполне сгодилась. Мальчишки тут же принялись собирать снег в комья и укреплять ее. Один из них, что постарше, предложил облить конструкцию водой, чтобы точно схватилась.
– Не пойдут, – произнес Владимир, глядя на них.
– Куда не пойдут? За водой?
– Да. Посмотри на них. Они сами уже похожи на снеговиков. Стоит хоть кому-то появиться дома, мать загонит и не выпустит, пока малец не обсохнет. За это время столько всего произойдет.
Муж говорил о местных мальчишках, незаметно перешел к детским воспоминаниям. Я тоже поделилась своими о том, как с девчонками катались на лыжах и коньках на пруду. Лыжи делал дедушка и охотно дарил другим детям. Коньки и вовсе были редкостью. Приходилось меняться. На лед мы выходили не всей гурьбой, а по несколько человек, и все же это были одни из самых светлых и радостных событий.
Так незаметно мы дошли до Торговой площади. Взяли экипаж и отправились в путь. Володя у кого-то узнал, что в одном из близлежащих сел живут целые династии гончаров, и предложил посмотреть их творения.
Деревня с говорящим названием Горшково располагалась в двух десятках верст от Александровой слободы. Не так далеко, но по дороге нам не встретилось ни одно селение, лишь бескрайние заснеженные равнины справа и хвойный лес слева. Потом и он сменился полями, укрытыми белоснежным покрывалом. Снег отражал солнечные лучи, слепил глаза, сверкал подобно россыпи драгоценных камней. Ничто не нарушало это ледяное спокойствие. Лишь однажды я заметила лису. Тонкая, гибкая, она казалась чересчур худой, если бы не огромный пушистый хвост. Глядя на него, я поняла, что зверь здоров, скорее молод и не успел еще заматереть. Рыжая плутовка не удостоила нас взглядом. Все ее внимание было отдано охоте за мышью-полевкой или еще каким-то мелким грызуном. Я не успела рассмотреть.
Наконец, показалось село. Оно узкой полосой протянулось вдоль берега реки. Всего-то одна улица в несколько десятков домов. Зато сами дома стояли здесь крепкие, добротные, обнесенные деревянными заборами. За ними располагались хозяйственные постройки – гончарные мастерские, откуда выносили глиняные изделия, и печи для их обжига. Рядом с последними примостились поленницы с дровами. Из труб валил дым.
– Подождешь нас? – спросил Владимир возницу, когда мы покинули теплый экипаж и вышли на улицу.
– Отчего ж не подождать, господин, коли недолго?
– Долго? – спросил меня муж.
– Не знаю. Надо посмотреть, что и как тут делают. Может быть, у местных гончаров договор с каким-нибудь предприятием, куда они отправляют свой товар.
– У Антоновых, – вступил в разговор возница. – К этим лучше не ходить. Возил их на днях. Так носы позадирали, словно сами господа. С остальными можно поговорить. Филипп Кононов, Демьян Ефремов, Осип Никифоров, – мужчина говорил и показывал рукой на дома, в которых жили мастера. – С кем-нибудь точно договоритесь. Вам, небось, немного надо.
Я поблагодарила его и, взяв мужа под локоть, отправилась в указанном направлении. Для начала нам и правда многое не требовалось. Присмотреться бы, договориться о цене, расписать, найти, кому продать – дел хватало. Оптом покупать не имело смысла, по крайней мере, пока.
В первом доме нам дали от ворот поворот. Хозяйка, крупная женщина, не уступавшая в росте Володе, не пустила нас даже на порог. Сказала, что мужа нет дома, а без него она абы с кем говорить не станет. Оно и к лучшему. Мне она тоже не понравилась, а я привыкла доверять первому впечатлению.
Во втором доме нас приняли как дорогих гостей. Демьян Ефремов, невысокий, коренастый мужчина, узнав о цели нашего визита, тут же приказал жене поставить самовар. Мне даже неудобно стало: приехала с пустыми руками.
– Не нужно чаю, – попыталась отказаться. – Нам бы на ваши изделия посмотреть. Что вы делаете?
Демьян так и замер посреди комнаты, похлопал глазами с белесыми ресницами, уточнил:
– Это мне, что ль, с бабой дела вести?
– С моей женой, – поправил его Владимир.
Что-то было в его взгляде такое, что Демьян присмирел и, не откладывая в долгий ящик, повел нас в кладовую, в которой хранилась посуда. Внутрь, правда, не пустил. Сам вынес оттуда кувшин с двумя ручками, поставил на пол. Мол, смотрите.
Я и смотрела, и трогала, чтобы оценить качество. Сделан сосуд был и правда на совесть, и обожжен тоже правильно, судя по характерному звону, когда я щелкнула по нему пальцами. Демьян нахмурился, но промолчал. Единственное, что мне не понравилось, это глазурь. Во-первых, я предпочитала подглазурную роспись. Во-вторых, заметила небольшие трещины.
– При какой температуре вы, Демьян, простите, не знаю, как вас по отчеству…
– Егорыч, – буркнул хозяин.
– Каким способом вы, Демьян Егорович, – перефразировала вопрос, – глазурируете посуду.
– Знамо, каким, как все.
– Благодарю, – только и ответила ему, понимая, что дальше продолжать общение не хочу. – Всего доброго. Идем, Володя!
Муж спорить не стал. Открыл передо мной дверь, пропустил вперед, сам чуть задержался. Не знаю, что он сказал хозяину, но тот вышел следом красный, как вареный рак. Поделом ему! Женоненавистник какой-то!
Осталось попытать счастье в третьем доме, но идти туда уже не хотелось. Если бы не настойчивость Владимира, и вовсе повернула обратно. Это не Горшково, а Угрюмово и Неприветливо какое-то. Окажись я здесь, когда только попала в новый мир, может быть, и не выжила бы или трудилась, не разгибая спины, на такого вот Демьяна, молча сносила все упреки.
– Я уже говорила, что люблю тебя? – спросила мужа.
– Сегодня еще нет, – ответил он с улыбкой. – Я тоже тебя люблю.
Я прижалась к нему и снова подумала о том, как мне повезло.
В следующую минуту уже сомневалась в собственной удаче, потому что нам навстречу выскочил парень с настоящей Вавилонской башней горшков. Он чудом балансировал и даже ни один не уронил, и все же мы с Володей предпочли уступить ему дорогу. Мне не удалось рассмотреть его лицо за горой посуды, зато голос показался знакомым.
– Расступись, народ, Тимофей идет!
– Точно! – вспомнила торговца-обманщика, который мне скидку за поцелуй. – Ты-то мне и нужен.
– Для тебя все что угодно, красавица! – отозвался он, игнорируя Владимира.
– Мы с мужем, – нарочно подчеркнула последнее слово, – хотели бы купить глиняную посуду. Тот, что взяла у тебя на ярмарке, конечно, не заговоренный…
– Бракованный попался, – не сдался Тимофей. – У бати другие есть.
– Проводи нас, посмотрим.
Отцом парня оказался Осип Никифорович Никифоров, мужчина суровый и молчаливый. Коротко кивнув нам, он тут же проводил нас в кладовую. Здесь, я, кажется, нашла именно то, что мне было нужно: елейники для растительного масла, дисковидные баклаги, квасники с большими ручками и длинными носиками, плоские блюда и те самые крынки, которые натолкнули меня на мысль о собственном деле.
– То, что нужно, – ответила на невысказанный вопрос мужа. – Осип Никифорович, поговорим о цене?