Б.В.Г

Глава пятьдесят первая. Сон о черном корабле

— Как ты думаешь, Тёрн, я зря берегу детей? — Вирагга отвела взгляд от окна и вернула на место краешек шторы.

Тёрн молчал, в упор глядя на Вираггу… с обожанием… и страстью… Как еще может мужчина на нее смотреть…

— Я попробовал крови в десять лет, — неторопливо произнес Тёрн. Его голос, глубокий и бархатный, больше походил на ночной шепот. — Ты растишь воинов. Будь моя воля, они шли бы в бой первыми. И война оставила бы только самых сильных и выносливых. Самых умелых. Самых ловких…

— Я попробовала крови еще раньше, Тёрн, — устало произнесла Вирагга. — У меня не было детства… как и у всех, кто вырос под Куполом.

— Детство… — снисходительно вывел Тёрн.

— Это не пустое слово, мужчина, — резко бросила Вирагга. — Кем вырастет человек, если с детства не видел ничего, кроме войны?.. Убийцей, Тёрн. Убийцей! Который сам будет искать нового боя. А я не хочу этого. Я не хочу, чтобы Тигры сгинули в войнах! Нас и так очень и очень мало. А тех, кто еще может учиться, кто может поднять нас из дикости к довоенному величию, когда Человек — звучало гордо… детей — надо беречь!

Тёрн не стал спорить. Он вообще говорил мало. И на лице у него было ничего не прочесть. Но горячую речь Вирагги он прослушал довольно равнодушно, не собираясь разубеждаться в собственных домыслах. Посему Тёрн склонил голову в знак прощания и вышел…

…и на пороге чуть не столкнулся нос к носу с Тьярой…

Впрочем, он не собирался останавливаться и ругать глупую девчонку. Вот еще…

Тьяра, наученная многочисленными неудачными попытками разговорить хмурого разведчика, тоже ничего не сказала — просто зашагала рядом.

За пределами городка Тёрн остановился и, смерив нахалку взглядом, спокойнейше произнес:

— Иди домой, Тьяра.

— Нет, — столь же бесстрастно ответила та (памятуя, что к любым эмоциям с ее стороны Тёрн равнодушен). — Я иду к причалам. Нам по пути. У тебя там снегоход.

Тёрн действительно держал снегоход в маленьком домишке у причала, по причине близости рядом склада топлива… но до этого момента думал, что это тайна…

— Тебе нельзя. Хочешь попасться варварам? — строго прикрикнул он.

— Я все равно пойду, — развела руками Тьяра. — С тобой или без тебя. Если с тобой, то ты будешь знать, что со мной ничего не случится.

— Перестань! Или пойду сейчас сдам тебя Вирагге для перевоспитания.

— И будешь выглядеть очень глупо. И правильно. Она еще раз убедится, что все мужики бестолковые, как она говорит…

Тёрн подавил желание придушить мелкую на месте…

— Только до причалов, Тёрн, — сказала Тьяра, пытаясь разглядеть всю гамму чувств на его бесстрастном лице.

— Зачем?! — со свойственным ему бархатом прорычал разведчик.

— Расскажу по пути…

Тёрн махнул рукой, мол, пошли.

Не поспевая за его широким размашистым шагом, Тьяра просто бежала трусцой рядышком. Долгий путь до причалов — и полно времени для размышлений…

Прежде всего, она победила. Именно здесь и сейчас. Возможно, она взрослеет и становится той, кого Вирагга называет настоящей женщиной — которой повинуются мужчины…

Но была в этой победе и какая-то горечь… Да, этот горький вкус примешивался ко всему.

А все из-за того, что каждый разговор с любимым человеком… о котором она думала с заботой и нежностью… получался таким… Откуда только брались эти грубость, соперничество… Понимая, насколько все это напускное и ненастоящее, Тьяра все равно вела себя так. И ничего не могла с этим поделать.

Почему?.. Или это естественная маскировка человека, душа которого слишком нежна под толстым панцирем…

Тёрн… Тьяра посмотрела в его сторону… как хмурились брови, нервно подрагивали губы… И ей вдруг захотелось сказать ему что-нибудь доброе. Руку на плечо положить… обнять… Нет… оттолкнет… И это было страшнее всего…

Зачем она затеяла все это? Зачем заставила его с ней пойти? Зачем?

Тьяра не знала… просто все время чего-то ждала от каждой такой с ним встречи. Какого-то проблеска. Какого-то шага с его стороны…

…горечь… да еще и это разочарование, точно та мысль, о том, что Тёрн запытал пленника, сломала в душе что-то хрупкое… да, а зрелище той кровавой мясорубки подтолкнуло крах…

— Кто-то обещал мне рассказать, зачем понадобилось идти к причалам… — требовательно произнес Тёрн.

— Я видела сон, — ответила Тьяра, с той неожиданной мягкостью и нежностью, с какой только что думала о Тёрне… — Сон… о черном корабле… Я видела, что он остановился у одного из причалов. Он — с другой стороны моря…

— Хмф! — хмыкнул Тёрн. — Сны! — но и его голос почему-то потеплел…

Казалось бы, ничего не произошло, но для обостренного чувства Тьяры это значило очень много… Тепло в ответ на тепло! Нужно быть собой… быть собой… говорить своим голосом… тогда и другой человек не будет прятаться за грубость…

Это казалось сейчас таким важным. Таким великим открытием, способным перевернуть мир…

— Ну что, — сказал Тёрн уже вполне миролюбиво. — Жди свой корабль. Я тут поглядел по сторонам — не должно быть, вроде, варваров… Но вечером будь дома, хорошо?

— Хорошо, — доверчиво отозвалась Тьяра.

Тёрн даже улыбнулся. И, разворачивая снегоход, помахал рукой на прощание.

…Милый, милый Тёрн… Проводив глазами удаляющуюся белую точку, Тьяра упала на колени и расплакалась… Открытие, показавшееся столь важным, подарившее ключик к любимому сердцу, пришло так поздно… почему?!!

Но постепенно высохли слезы… осталась только грусть. Безбрежная, неизбывная… как море…

…В бухте у причалов было спокойно… а где-то далеко сейчас разошелся шторм…

Дар провалился в сон, и не было ямы бездоннее этого сна…

Штормило здорово (шторма нынче не чета довоенным), но Дар не чувствовал этого. Не проснулся даже когда упал с койки и растянулся на полу.

…сны, из которых надо выбираться…

…Оба Лёна, и младший, и старший, были в ужасе: что делать со штормом, они даже не представляли. Тут, как назло, угрожающе приближались зубастые скалы, хотя далеко было еще до настоящего берега.

Мих некстати вспомнил, что эти «скалы» — не что иное как огрызки довоенных нефтевышек, но оптимизма это никому не прибавило.

— Дар! — вдруг вспомнил маленький Лён. — Зовите Дара! Он завел корабль, он должен его и спасти!

За Даром сиганул Мих — минуты не прошло, как уже был в каюте брата и тряс его, бесчувственного, за плечи.

— Дар! Дар! Проснись! — орал Мих ему в уши. Боялся уже, что Дар опять ушел, как тогда…

С усилием Дар открыл глаза. Глядящие в никуда, как у Клота, но не ясные, а устрашающе мутные, словно прикрытые дымкой… как глаза слепого… глаза Нефью!..

Впрочем, Миху некогда было обращать внимание на это. Мало ли у кого какие глаза спросони… Он просто схватил Дара за локоть и потянул за собой. Бежал Дар на удивление быстро и послушно. Но, едва оказавшись на палубе, остановился, как вкопанный.

Когда Мих изо всех сил рванул его за руку и почувствовал, что это все равно, что двигать каменную статую, ему стало жутко…

…Дар стоял ровно, разведя в стороны руки. Он стоял как на ровной земле, будто и не было жестокой качки и бешеного ветра…

Мих попятился от него и упал, споткнувшись о какой-то некстати подвернувшийся канат, и встать уже не решился… А может, дали понять, что не стоит этого делать…

Он заворожено смотрел на Дара. А от того, точно невидимые теплые волны, исходило… спокойствие… Мих почувствовал, как улеглась поднятая страхом буря в его душе… и увидел, как успокоилось разбушевавшееся море… и здесь, и там установился полный штиль…

Мих встал и посмотрел вокруг…

О борта «Черного Аполлона» плескала спокойная синяя вода, не несущая даже пенных барашков. А штормовые тучи где-то в вышине прорезало солнце. Но — самое странное — штиль простирался лишь не некоторое расстояние от корабля. Дальше же, встречая незримую преграду, о границу спокойствия бились огромные волны…

Ведомый Лёном, старшим или младшим, корабль спокойно плыл туда, где должен быть берег, и штиль двигался вместе с ним…

На палубе потихоньку собирались Приморцы, окружая неподвижно стоящего Дара, который по-прежнему смотрел в никуда туманным взглядом. И от этого мокрого четырнадцатилетнего мальчишки исходил такой свет!.. тот, что не видишь глазами, но чувствуешь сердцем…

— Ангел… — прошептал кто-то…

На незанятый пятачок пространства вокруг Дара ступил Нефью. Он подошел к ученику и взял его за руку. И эта рука, совсем недавно показавшаяся Миху каменной, как у статуи, вдруг мягко легла ладонь в ладонь…

«Я говорил тебе, чтобы ты не просыпался, Дар, помнишь?!» — голос Нефью пронизал бездонную яму до самых глубин.

«Ты говорил не просыпаться,» — согласился Дар.

«Жизнь это Сон, — сказал Нефью. — И смерть — это Сон. А потому между ними нет разницы. Я говорил не просыпаться потому, что только во сне человек может быть самим собой.»

«А кто же я, когда не сплю?»

«Не стоит разделять, Дар… Плохо быть ограниченным возможностями своей телесной оболочки. И плохо сидеть в бездонной яме, верно?»

«Да…»

«Смысл в том, чтобы найти золотую середину… Жизнь — это Сон. И смерть — это Сон. Поэтому между ними нет разницы, повторяю тебе, мой самый лучший ученик… Лишь золотая середина — это Ты… Ключ ко всему — это быть самим собой!..»

…Этот шторм… Он взялся из ниоткуда. Я видел, в каком ужасе был Лёнька, и думаю, что капитан Леонид был напуган не менее… Мы словно оказались над чем-то бурлящим, вздымающимся из глубин… Потому что недалеко от корабля стоял совершенный штиль! Словно кто проложил границу между спокойствием и безумием.

Каких только гипотез я не наслушался от светлейших ученых умов своих «коллег»! От версии божьего гнева на наши головы (многие ученые верующие, вы не знали?) до серьезно обоснованной гипотезы, что прямо под нами решил проснуться подводный вулкан. Этому поверили больше и, забыв половину страха, принялись обсуждать… Я, как престало Армани, тоже вступил в научный спор, но мысли мои были далеко…

…я думал о том, что это… это был не наш шторм…

…и пришло на ум странное сравнение: между параллельными мирами есть перетяжки… которые их соединяют…

Миры сталкиваются. Миры соприкасаются. Это я видел уже не раз… Когда я был кем-то иным и звался Ройхо-Владом… я и сам сталкивал миры. Забавы ради. Просто чтобы показать один из них Рон…

…Узнаю свой почерк… Да, я тоже никогда не соединял буквы, как и ты, сынок…

…Берег… причалы, впившиеся в морскую гладь, точно зубы… только над одними возвышается американский мегаполис, а над другими, точно такими же, — снежно-хвойная пустошь Эмеральда…

Черное пятно у границы моря и неба… Его ждут. Под брюхом великолепного города — сотни борцов за природу… а под сенью послевоенной хвои — хрупкая девушка с тигровыми волосами вся вытянулась в струнку в попытке рассмотреть приближающуюся громаду…

…Черный корабль…