Б.В.Г

Глава тридцать шестая. Война, которая не случилась

Оффтопик седьмой. Время и относительность.

— Онабу, где ты? Я тебя не вижу.

— Здесь, на Земле.

— Неужели ты… как Ройхо?..

— Да. И я, кажется, раскрыл один его секрет.

— Это какой же?

— А такой. Нам казалось, что он всех нас старше настолько, насколько вот эта планетка старше любого на ней живущего. А он, похоже, был старше совсем немного. От силы, раза в два. Просто он смотрел с близкого расстояния, и в его миг вмещалось в миллионы раз больше информации, чем в наш. Я вывел аксиому, Вита: «Душа не имеет возраста. Чем внимательнее наблюдаешь жизнь, тем становишься старше и мудрее»…

— Аксиома?.. С чего ты взял?

— Не знаю. Просто уверен, что это на самом деле так. Наверно, я действительно стал старше и поумнел.

— …Возвращайся, а, Онабу… Без тебя в этих Небесах совсем одиноко и холодно. Раньше были Айна, Ройхо… Так все было хорошо и спокойно, когда они управляли миром. А сейчас кругом только холодное черное небо и далекие звезды. Мне даже… страшно тут одной…

— Я вернусь, конечно же… Но сейчас я чувствую, что должен быть здесь. Что-то происходит в этом мире. Такое же важное, как совсем недавно — тринадцать оборотов планеты назад, — когда все мы точно очнулись ото сна.

— Ты стал странным. Действительно очень похож на Ройхо… Ну да делай как хочешь. А я посмотрю на тебя сверху…

Мих потряс Скирра за плечи. Тот не проснулся. Даже не отреагировал никак. Не будь человечек теплым, можно было бы подумать, что он умер. Впрочем, сейчас его состояние отличалось бы не сильно: он мертвецки спал…

Когда же огромные лемурьи глазищи вдруг открылись и сонно захлопали длинными ресницами, Мих облегченно вздохнул.

— Тебя, Скирр, будить так же тяжело, как Дара, — сказал он…

Дар тоже спал замертво. Как обычно. Он вообще редко просыпался сам. Так и этим утром…

Но если раньше Мих его всегда успешно будил, то сегодня у него ничего не вышло — и вообще появилось мерзкое впечатление, будто тормошишь покойника.

Мих встревожился не на шутку. Тогда к нему подошел Нефью и молча отстранил мальчишку…

Дар спал. Он уже давно забыл, что спит. Раньше всегда помнил и выбирался из сна, как из бездонной ямы. А сейчас не было никакой ямы, чтобы из нее выбираться… Был город, в котором только начиналось сонное розовое утро. Где-то вдали нежно дышало остывшее к осени море, которое вообще бывало теплым только в середине лета… Нападавший за ночь снежок таял на пожухлой, но местами еще зеленой траве. Дару она показалась удивительно зеленой — не чета желтоватой «соломе» с хрупкими цветочками, выглядывающей из-под снега…

Небеса над головой, в розовых рассветных облачках, казались незнакомыми. Наверное, потому, что не давали ореола всему, что парит в вышине. Просто поднимался в высь огромный чистый купол, в жизни не знавший пепла…

…И дрогнуло сердце: войны в этом мире еще не было.

…Когда-то давно, возможно, Влад показывал именно этот город матери Дара. Но тогда здесь было великолепное жаркое лето. Тогда он отошел купить мороженого, а Рон осталась подождать у фонтана и, взглянув в водное зеркало, увидела свое лицо. Изменившееся; без мертвенной бледности, присущей всем людям, никогда не видевшим солнца. Оно было таким, каким и должно быть лицо у пятнадцатилетней девушки, выросшей в мире света и моря…

Рон чуть не заплакала от обиды. «Я не хочу возвращаться!». А потом почти что взмолилась: «Влад, сделай так, чтобы в этом мире никогда не было Войны!» и Влад ответил, что не властен над ним…

Тогда солнечному миру до Войны оставался год, или чуть больше. И после — пятнадцать лет до Закрытых Небес… Но теперь прошло тринадцать лет, и Война не грянула. Не этот ли мир видел сейчас Дар…

Дар побежал. В другое время он бы остановился — поглядеть на удивительный довоенный город, но сейчас ему было не до того… Он помнил дорогу. Очень хорошо помнил. И бежал туда, где в его мире были ржавые решетки, охранявшие то, что уже давно никому не нужно. А здесь был офис. И за решетками стояли стекла, а свет на полосочки резали вертикальные жалюзи…

…Я как раз закончил отчет и сидел рисовал в Максе мир под названием Эмеральд. Я, как Бог, сотворил Землю и Воду и начал подумывать о растительности, когда меня окликнули.

Я обернулся и увидел Регину. Она положила руку на плечо стоявшего рядом мальчика и молча взглянула на меня.

Мальчик… лет тринадцати… в потрепанной не особо чистой джинсе и разбитых ботах невероятного размера…

— Дар… — прошептал я.

— Папка… — сказал он сипло и потянулся было ко мне, но, похоже, испугался этого своего порыва. Тогда я сам его обнял, и не знал, то ли мне смеяться, то ли плакать…

Мартин отпустил меня домой без разговоров… Я шлепал по снегу, раскисшему в грязь, и рядом шел Дар.

Мифы и реальность перемешались. Я был уверен, что видел другой мир, и в то же время, мой сын был здесь. Как такое возможно?..

Но, поговорив с Даром минут пять, я подумал, что возможно. Это был тот самый мальчишка, из мира, не успевшего позабыть войны. И здесь он никогда не бывал раньше. Я всю дорогу рассказывал ему о таких простейших вещах, как трамваи, машины, фонтаны… Я купил ему мороженое — и то было в диковинку…

Я не знал, что делать, как он будет жить в этом мире… Но это мой сын. Неверующие могут посмотреть, как он на меня похож! И я вел его домой.

Он справится. Он приживется. И я ему в этом помогу.

Дома я научил Дара пользоваться душем и отправил мыться. Сам пока отыскал свою старую одежду, прикинув, что подойдет; и суп погрел… Разомлевший под душем и наевшийся горячего супа мальчишка на вопросы отвечать был уже не в состоянии и уснул, свернувшись калачиком, прямо на диване. Я накрыл его пледом и долго сидел рядом…

— …Не просыпается? — в который раз подошел спросить Мих.

Нефью опять ничего не ответил. Ни бровью не повел. Он сидел неподвижно, словно камень; положив ладонь на лоб Дара. И учитель, и ученик были бледны, как снег.

— Рая, — Мих взял ее за руку… — Чего он, а… Может, воды на него вылить, чтобы проснулся?..

— Нет, — ответила она холодно. — Это не простой сон. Его здесь нет. Слишком далеко ушел и не вернулся. Неф зовет его, но безрезультатно.

Беспокойство задело даже Скирра. Он не находил себе места. Метался между Михом и Раей и Даром с Нефью. Мих его волнение чувствовал явно. Волнение, непонимание и нарастающий страх. Ему самому было так же тревожно и страшно.

«Его здесь нет»… а что же тогда здесь… живой мертвец…

…Дар никогда не просыпался так легко. Он и сам удивился. Никакой ямы, из которой надо выбираться. Просто открыл глаза и увидел спальню, залитую мягким светом ночника. Услышал голоса на кухне.

Из-под теплого пледа Дар вылез с сожалением — после сна телу было зябко, — и отправился проверить, что на кухне делается. А там навстречу ему обернулись отец и какая-то женщина с рыжими волосами, тронутыми сединой.

— Дар, это Шура, моя жена, — сказал отец.

— Очень приятно, — кивнул Дар, стараясь не выдать обиды… «А говорил, что маму помнишь… и любишь…» — Можно чаю?..

— Конечно… — пожал плечами Влад. Невысказанную обиду он все-таки почувствовал…

Горячий чай, почти кипяток, Дар прихлебывал долго и ни словечком не обмолвился за это время. Влад и Шура молчали тоже. После же Дар не придумал ничего лучше, чем пойти спать снова. Шура хотела постелить ему на диване, но Дар отказался и не раздеваясь забрался под полюбившийся ему теплый плед…

— Какой-то он… дикий… — шепотом сказала Шура Владу.

— Ничего. Привыкнет, — так же шепотом ответил Влад. — Там, откуда он пришел, очень холодно. И стреляют по ночам.

— А откуда он пришел?

Тут замолчал уже Влад. Конечно, он расспрашивал сына, как тот сюда попал, но Дар не мог ничего объяснить. Прекрасно помнил все до и после, но вот сам переход — это как черный провал в памяти…

Черный… черный… Засыпающий мальчишка погружался во тьму… где плакали и звали голоса…

…Нефью просидел около Дара весь день… В углу развалюхи так же неподвижно сидела Рая; поджав колени и обхватив их руками. Положив голову на ее ботинок, спал, свернувшись клубочком, Скирр. Спал, похоже, беспокойно, то и дело вздрагивал, как от испуга.

Мих же не мог найти себе места. Он испытывал такой ужас, что тот переходил в тошноту. Дар умирал. И Мих это чувствовал… К вечеру он подошел и, опустившись рядом на колени, взял руку Дара и попытался нащупать пульс. Сердце-то билось, но каждый удар приходился на минуту или две. Так же как незаметный вдох.

Растерянность… ощущение беспомощности, от которой хочется заплакать… Мих баюкал ледяную руку и вспоминал. Вспоминал время до этого злосчастного парада, когда они с Даром просто жили, не заглядывая за пределы мира белой пустоши в желтых пятнах цветущей соломы… А ведь мир чужой, неизведанный, невидимый, уже тогда стучался в их души.

Мих вспоминал странные слова тети Рон, адресованные всегда только им двоим, наедине в доме или в лекционном зале — неважно. Малахитовые глаза воинским прищуром держали в поле зрения только их… Рон часто говорила о шаманах и о том, как те уходят в собственные сны. Говорила, что во сне душа блуждает по чужим мирам и, бывает, заходит так далеко, что без помощи могущественного шамана ей не вернуться…

Вот теперь Дар ушел. Ушел так же. И куда?.. Куда могла бы так рваться его душа?.. Быть может, в солнечное прошлое, мир его отца?.. Но как вернуть, как позвать… Нефью мог бы научить, но его самого сейчас дозовешься вряд ли…

И Мих подумал, что он, конечно, не шаман и не радикс, но зато может вспомнить то, чего никогда не видел. И тогда он закрыл глаза и начал двигаться в воспоминаниях назад, к солнцу, минуя войну и черные времена. Это будет его путь…

…Мих замкнулся в себе, погрузился в тишину и совсем перестал воспринимать внешний мир. Не почувствовал, как подошла Рая и, опустившись рядом на колени, обняла его. Не почувствовал, как Скирр грел его пальцы, сомкнувшиеся на ледяной руке Дара и понемногу тоже начавшие терять тепло…

— Куда ты так гонишь? — рявкнул Ив, а рация еще и снабдила эту фразу злобным шипением.

— Мой ребенок умирает… — ответила Рон. — Я чувствую. Спроси Клота, куда ехать после города.

— …Он говорит, что знает… давай я к тебе его пересажу. «Ланцет» быстрее, чем грузовой, езжайте, мы догоним…

— …можно сократить путь, — сказал Клот, едва оказавшись на своем сидении. — Если удалиться от берега моря. Но тогда нас встретят. И попытаются остановить.

— Кто?

— Плохие люди…

— Ясно. Опять вояки местные. Езжайте, мы их задержим, — сказал Ив и захлопнул дверь.

Когда тронулись оба снегохода, «Ланцет» сразу же умчался вперед, точно пес, спущенный с поводка. Грузовой тоже шел на пределе, но за легкоходкой ему не угнаться…

Ив, не снимая с руля левую руку, правой положил на колени свой автомат, еще один протянул Каяле. Это было настоящее оружие Войны, а не Весенняя самоделка. Блестящие, смертоносные «Гризли», вроде бы нисколько не постаревшие за Войну и Ночь.

— Стреляешь? — спросил Ив.

— Да, — кивнула Каяла.

…Здесь когда-то проходила дорога. Извиваясь между холмов и прорезая ровные долины, похожие на поля для гольфа, она вела в курортный городок у прохладного, в общем-то, моря. Сейчас мало что осталось от змеящейся асфальтовой ленты. Одно воспоминание… Но для Наблюдателя и это немало… Клот помнил… И еще… еще он каким-то внутренним чутьем чуял впереди патруль, который за «Ланцетом» вряд ли будет гнаться, зато уж при виде тихоходного грузового, где еще и ценный груз может быть, не устоит — это точно.

Ив и Каяла открывали окна, прилаживая к щелям автоматы. По щекам хлестал ворвавшийся в кабину ветер. И — Каяла замерла на миг — при виде показавшихся на горизонте черных точек ее сердце совершенно отчетливо дрогнуло… Ей и не надо было видеть их вблизи, чтобы узнать…

Сразу вспомнились дети северянской элиты, игравшие во дворе. Они дразнили дурачка Махмуда, который считал, что поймал во флягу мелькнувший в трещине солнечный свет…

И те же дети, отбирающие друг у друга бинокль, чтобы посмотреть, как черная волна армии севера нахлынет на Храм и сметет его защитников.

…Но война была проиграна. И ушли в небытие тогдашний вождь Ахмар и подрастающая элита… Вожди и приближенные к ним редко гибнут в войнах, что развязали сами. Чаще всего они именно уходят… А теперь понятно, куда.

— Не стреляй, — сказала Каяла Иву. — Остановись…

Утром Влад долго смотрел на спящего сына и о чем-то размышлял. Он даже не стал завтракать — завтрак, заботливо приготовленный Шурой, остыл на столе… Потом Влад опомнился и пошел на работу, поручив жене сына…

Шура проводила Влада до двери и вернулась в зал. Дар уже сидел на диване и протирал заспанные глаза… Он молча побродил по комнате, потом сходил на кухню и съел холодный владов завтрак. Шуре оставалось только наблюдать за ним со стороны — она просто не знала, как подступиться к насупившемуся лохматому мальчишке…

…Полдня Дар просидел за книгами. Сначала просматривал каждую, какую видел, потом отыскал на верхней полке большую иллюстрированную энциклопедию и уже не смог от нее оторваться…

…Если взглянуть его глазами, то для Дара эта книга была чем-то вроде заветного дневника дедушки Рон — тот же осколок чего-то красивого, отразивший в себе весь довоенный мир — в рассказах и фотографиях, не успевших выцвести… Здесь тоже было все обо всем.

Дар просто забылся… он читал, читал и читал, не замечая, как идет время… Он открывал книгу на любой странице — наугад и любовался на довоенные чудеса.

…Шура аж вздрогнула, когда Дар вдруг спросил:

— Здесь ведь Войны не было, правда?

— Какой Войны? — удивилась она.

— Третьей Мировой, — серьезно сказал Дар.

— Н-нет… была только вторая…

— А Третья должна была быть где-то десять лет назад… — размышлял он, вроде бы ни к кому не обращаясь… — а ее не было… она так и не случилась… Моя мама рассказывала, что когда-то просила отца, чтобы он сделал так, чтобы ее не было. И он сделал…

— Расскажи о своей маме, — сказала Шура, пытаясь уцепиться хоть за что-то реальное.

— Ее зовут Вероника. Ей двадцать восемь лет… светлые волосы… зеленые глаза… Она моложе и красивее, чем ты, — закончил Дар на удивление враждебно.

Шура ощутила, как все противоречивые чувства к этому мальчишке смешиваются в жуткую непонятную кашу. И… двадцать восемь лет… сколько же ей было, когда… а Владу… да что же это такое-то?.. Да и где это место, где «по ночам стреляют»?..

— Отец говорил, что любит ее и помнит. А выходит, он ее предал, — продолжил Дар.

— Но я тут ни при чем! — вставила свое слово Шура. — Я и не знала о ней ничего до сегодняшнего дня! И перестань меня упрекать!

— Да… ни при чем… — неожиданно согласился Дар и замолчал.

— Пойдем лучше есть. Я тебе супа погрею, — примирительно сказала Шура. Он кивнул.

— …Знаешь, — сказал он, склонившись над тарелкой, — я не понимаю, при чем тут я. Как я тут оказался и, собственно, откуда пришел… и зачем… — а потом вдруг невпопад добавил: — Я очень плохо спал. Меня звали какие-то голоса…

— …Ты не думай об этом, Дар, — растерянно проговорила Шура, не зная, как помочь мальчишке. — Сходи пройдись…