16−2
— Меня зовут Серый, — ответил я, но вглубь кабинета всё же прошёл.
Епископ скупо улыбнулся.
— Меня тоже раньше звали несколько иначе, — заявил он, указал на стул и продолжил: — Что — имя? Лишь звук! Но если станешь утверждать, будто не знаешь Заряну из дома Пламенной благодати, наш разговор неоправданно затянется и примет ненужную остроту…
«Продали! — мелькнуло в голове. — Чтоб Шалому пусто было!»
Епископ представлялся мне сгустком сжатого оранжевого пламеня, самую малость подёрнутого жгучим маревом, он определённо был пиковым аспирантом, и ничем из моего арсенала, даже приди вдруг на ум подобная глупость, его было не пронять, так что я опустился на стул, откинулся на гнутую спинку и сказал:
— Этого я отрицать не стану.
Хозяин кабинета поджал губы и вдруг выстрелил неожиданным вопросом едва ли не с суетливостью обитателей южноморского дна:
— Беляна где?
— Она тут при чём? — нахмурился я, маскируя за недоумением и раздражением страх.
Епископ хлопнул ладонями по столу, но сразу взял себя в руки и пояснил:
— В школе моя дочь общалась лишь с Лучезаром из рода Огненной длани и некоей Беляной Скатень, посему предложение касается вас обоих. Так где она?
— Понятия не имею. Мы расстались.
— И кто кого бросил? — проявил неуместное любопытство глава Черноводской епархии.
Сохранить самообладание и погасить вспышку злости помогло исключительно осознание того простого факта, что и меня, и его обскакал какой-то церковный служка из неведомого захолустья, а я точно провёл с Беляной куда больше времени, нежели мой высокопоставленный собеседник, и посему имел полное право смотреть на него свысока.
— Это было наше общее решение, — спокойно ответил я. — Так что за предложение?
Епископ откинулся на спинку обитого кожей кресла и самую малость расслабился, став обычным в общем-то худощавым и светловолосым мужчиной немногим за тридцать. Черты волевого лица местами казались излишне резкими, но сходство с Заряной просматривалось далеко не только в цвете глаз — тут и без пробудившейся в крови колдовской родословной было видно, что это близкие родственники.
— Не могу похвастаться хорошими отношениями с дочерью, — начал епископ, отстранённо глядя в сторону окна, — но она моя дочь, а кровь — не вода. Я забочусь о ней, пусть даже при сложившихся обстоятельствах это и не очень просто.
Интересоваться тем, что он имеет в виду, я не стал. Промолчал в ожидании продолжения.
— Не буду переливать из пустого в порожнее! — резко взмахнул рукой Зареслав и вновь сделался прежним — сжатым и жёстким. — Нам с Заряной нужно поговорить, но она наотрез отказывается приехать в Черноводск хотя бы даже на день, а руководство школы Огненного репья не желает идти мне навстречу. — Он поморщился и спросил: — Суть предложения ясна?
— Не вполне, — покачал я головой.
— Убеди Заряну встретиться со мной. Она бы, несомненно, вняла словам Беляны, но наверняка прислушается и к тебе.
Требование безмерно удивило своей приземлённостью и даже банальностью — сам-то нафантазировал себе уже невесть что! — но влезать в чужие семейные дела нисколько не хотелось, вот и покачал головой.
— Едва ли это возможно. Дальше карантинного отделения школы чужаку не пройти.
— Это решаемо! — отмахнулся епископ. — В школу ты попадёшь и определённую свободу действий там получишь. Завтра.
Я покачал головой.
— Не думаю, что займусь этим. Я слишком хорошо отношусь к Заряне, чтобы подталкивать её к тому, чего ей делать не хочется.
Епископ улыбнулся непонятно и неприятно, но до угроз опускаться не стал и вместо этого заявил:
— Это в её собственных интересах. Нам нужно предпринять некоторые совместные действия, промедление с которыми самое меньшее лишит Заряну наследства. — Зареслав резко вскинул руку, и его незримый внутренний пламень колыхнулся и даже вырвался наружу, но сразу же втянулся обратно. — Только ей об этом говорить не стоит! На Заряну такой аргумент не подействует и лишь заставит поступить наперекор. — Он вздохнул. — Ну а если нет, я буду слишком разочарован, чтобы из нашей встречи вышел хоть какой-то толк.
Мы немного просидели молча, затем епископ спросил:
— Так ты поможешь?
В иной ситуации я бы начал отбрыкиваться, но прекрасно отдавал себе отчёт в том, что отказать собеседнику не могу, и он конечно же это понимает. К тому же обещал позаботиться о Заряне, а значит, в сторону отойти не получится.
Ну и к чему тогда попусту сотрясать воздух?
Но я вновь покачал головой.
— Боюсь совершить ошибку, дав Заряне неправильный совет. Последствия в этом случае тяжким грузом лягут на мою совесть!
— Я — её отец! — подался вперёд епископ. — Я не совершу ничего идущего ей во вред!
— У Заряны могут быть свои планы на жизнь.
Епископ поглядел на меня как на малолетнего несмышлёныша и объявил:
— Клянусь своей бессмертной душой, что не стану склонять свою дочь к принятию каких-либо решений или иным образом ограничивать её свободу. После нашего разговора она сможет вернуться обратно в школу или даже пройти вступительные испытания в университет, как пожелает!
Моя карта оказалась бита, и я нехотя произнёс:
— Хорошо! Давайте пропустим перечисление всех тех неприятностей, которыми будет чреват мне отказ, и сразу перейдём к вознаграждению.
— Вознаграждению? — глаза Зареслава вспыхнули, а на меня накатила волна призрачного жара. — Вознаграждению за что?
Показалось, будто под натиском жара вот-вот затрещат волосы, а стол вспыхнет, но я и не подумал сдать назад.
— За потраченное время и риск. Меня ведь и опознать в школе могут, что предельно осложнит дальнейшее пребывание в городе и нарушит все планы.
— Капюшон на голову накинешь, лица никто не разглядит.
— А как же проверка на воротах?
— А что тебе до неё? Не с поддельными документами и чужой аурой поедешь!
— Уже лучше, — пробурчал я. — Но я ведь ещё могу и не справиться, а в этом случае непременно останусь крайним. К тому же придётся поставить под угрозу свои дружеские отношения с Заряной. И вообще — не проще ли отправить кого-то…
— Нет! — коротко выдал епископ. — Отправить мне больше некого! И нет — хуже ситуация для тебя уже не станет!
— Ситуация всегда может стать хуже! — уверил я собеседника. — Всегда!
Тот откинулся на спинку кресла и задумался. Потом сказал:
— С тебя не возьмут платы за лечение, обвинениям трактирщика не дадут хода, а ещё ты получишь новую подорожную, и больше никто не свяжет тебя с Лучезаром из семьи Серебряного всполоха рода Огненной длани.
— Да неужели?
— От меня о твоём происхождении не узнает никто из тех, кому оно ещё неизвестно на текущий момент. Устроит? Или потребуешь заплатить звонкой монетой?
В последних словах Зареслава проскользнуло столь явное презрение, что мне и в голову не пришло торговаться.
— В дополнительной плате нет никакой нужды! — объявил я, на миг придав лицу выражение снисходительного пренебрежения настоящего Лучезара. — Но что со школой Чернопламенных терний? Я вернулся в город лишь из-за рекомендательного письма, а меня начали кормить завтраками и, как теперь понимаю, неспроста!
— Со школой Чернопламенных терний всё остаётся в силе, — объявил епископ, и не подумав опровергнуть мои подозрения. — Ну а если всё пройдёт гладко… — Он кивнул. — Хорошо! Сможешь выбрать аргумент из трёх, подходящих к твоему атрибуту. Скидки не обещаю, но ты и сам торгуешься как заправский лавочник.
Отпущенную в свой адрес шпильку я предпочёл пропустить мимо ушей.
— По рукам! — сказал я, но сразу поправился: — Только если не придётся пробираться в школу тайно и под покровом ночи!
Зареслав негромко рассмеялся.
— Не придётся. Поедешь ассистентом наблюдателя от церкви на турнир за право обчистить небесный омут. Пусть там и сочтут приезд аколита плевком в лицо, но ничего — утрутся.
Интонации собеседника двоякого толкования не допускали — отношения у него и руководства репьёв оставляли желать лучшего. Я даже заподозрил, что дело тут отнюдь не в близости родичей епископа школе Чернопламенных терний, а у навязанного мне поручения имеется некое двойное дно. Вот только вызволять Заряну, если вдруг ту удерживают силой, послали бы кого угодно, только не меня.
— Что передать Заряне?
— В самое ближайшее время мне предстоит отправиться в Тенезвёзд, — сказал Зареслав после недолгих раздумий. — Нам обязательно нужно увидеться до моего отъезда. Тебе следует не просто уговорить Заряну приехать в Черноводск, но и убедиться, что она вышла за ворота. Посему покинуть пределы школы она должна до начала турнира.
Я замотал головой.
— Не годится! Почтовый поезд…
— Никаких поездов! На поезде вернёшься в город сам, Заряну увезёт мой экипаж. И повторяю: вывести её за ворота нужно до того, как окажешься занят на турнире. Ясно?
— Нет, но приму к сведению.
— Уж лучше опоздай, но убедись, что Заряна покинула школу! Дальнейшее не твоя забота. Это понятно?
— Предельно, — подтвердил я.
— Детали обговоришь с отцом Бедным.
Небрежным жестом мне дали понять, что аудиенция окончена, и хоть вопросов оставалось ещё вагон и маленькая тележка, приставать с ними к епископу я не стал. Поднялся на ноги, поморщился из-за ломоты в правом голеностопе и, не прощаясь, зашагал к входной двери.
Невежливо? Да и чёрт с ним!
Что действительно невежливо — так это выкручивать руки!
Я епископу откровенно не нравился, чего он даже и не пытался скрывать, ну а мне так и вовсе его физиономию лицезреть было тошно. Немудрено, что в приёмную, где меня дожидался отец Бедный, я вышел мрачнее тучи. Пока доковылял до своей палаты, из-за боли в ноге и вовсе окончательно разобиделся на весь белый свет.
Какого-то жалкого беса не сумел под орех разделать без того, чтобы конечности не лишиться! Стыдоба!
Но вспомнился кичившийся своим единственно верным путём возвышения Первый, и чуток попустило. Он-то не ноги лишился, у него эта не столь уж и опасная тварь душу сожрала!
Хотя вот с чего я взял, будто бесы такие уж слабые порождения астрала?
Да — сталкивался с ними дважды и оба раза выходил победителем, но что в приюте, что в омуте они какое-то время были заточены в магическом узилище, по причине чего не могли не обессилеть, а тело тайнознатца несравненно лучшее пристанище, нежели якорь приютского источника!
— Сейчас распоряжусь о завтраке, — предупредил отец Бедный. — Выезжать нам на рассвете, переночуешь здесь.
— Да уж понятно! — проворчал я, избавился от балахона и снял пиджак, улёгся на кровать в сорочке и лишённых одной штанины брюках.
Священник покачал головой и спросил:
— Вещи какие-то понадобятся? Могу кого-нибудь послать.
Меньше всего мне хотелось, чтобы любопытные монахи рылись в моих пожитках, так что мотнул головой.
— Не нужно, — и погрузился в медитацию, начав приводить к норме пострадавшую в схватке с бесом ногу.
Пострадавшую? Ну да, ну да!
Вновь накатило раздражение, так что позавтракал я безо всякого аппетита, а после визита местного целителя и вовсе впал в самое мрачное расположение духа, пусть даже мне и предрекли полное восстановление уже к завтрашнему утру. Увы и ах, но я понятия не имел, как построить разговор с Заряной. Давить на девчонку не собирался, но и врать, будто вернулся позаботиться о ней, тоже не хотел.
Вообще врать не хотел — тем более что возможностей лукавить, прибыв в школу в качестве представителя Черноводской епархии, у меня и не будет. Оставалось лишь взывать к здравомыслию Заряны и просить её не подставлять меня своим упрямством под удар. Именно на это рассчитывал епископ, но именно этим я заниматься и не собирался.
И дело было даже не в каком-то там самоуважении, просто не желал выглядеть жалким манипулятором.
Только какие варианты?
Я плюнул на всё и вновь погрузился в медитацию, но целиком и полностью сосредоточиться на работе с духом не сумел: мысли раз за разом возвращались к скрытым мотивам Зареслава. Наверняка я ничего не знал, и вместе с тем нисколько в их существовании не сомневался, потому как иначе столь могущественный человек не стал бы городить весь этот огород и задействовал свои обширные связи. Даже если вдруг нашла коса на камень, и глава дома Пламенной благодати начал вставлять палки в колёса собственному сыну, епископ и сам по себе обладал достаточным влиянием, чтобы добиться своего.
Непонятно. Странно и непонятно.
Так что лежал, медитировал, думал. Ни черта толкового на ум не пришло. В итоге лёг спать, понадеявшись на то, что утро вечера мудренее.
Разбудили ещё затемно, но не сказать, будто среди ночи. С вечера небо затянули низкие плотные облака, и сейчас моросил дождь, а ветер раскачивал кроны деревьев в небольшом саду, на который выходило окно моей палаты. Не иначе из-за перемены погоды разнылась правая нога — пожалел даже, что не попросил привезти трость, но в итоге походил от стены к стене, и неприятные ощущения сошли на нет.
Завтрак оказался крайне скуден — нормально покормить меня пообещали уже в дороге, а тут напился чёрного крепкого чая и принялся облачаться в принесённую служкой одежду. Помимо исподнего мне выдали школьную форму со споротой эмблемой учебного заведения, а вдобавок к ней сандалии — совсем как те, в которых ходили не только абитуриенты, но и большая часть учеников. Ну и конечно же — балахон с глубоким капюшоном. Был он вроде вчерашнего серым, но пошит из куда более дорогой ткани, а ещё оказался на удивление плотен и увесист.
Подпоясавшись красно-оранжевым кушаком, я подумал, что в таком виде вполне могу безнаказанно гонять пинками брата Тихого вокруг монастыря Пепельных врат, и этой своей мысли усмехнулся, но в ответ на вопросительный взгляд отца Бедного лишь покачал головой. Если разобраться, я и без такого вот одеяния был способен разобраться с монашком. Только на кой чёрт? Давно злость прошла.
Отец Бедный протянул новенькую серебряную бляху с церковной символикой, я принял её и ощутил сильнейший духовный отклик. Настроен жетон был на меня и только на меня, а ещё, как показалось, в него залили изрядное количество небесной силы. Только — не дотянуться. Заперта.
Я глянул на обратную сторону и не удержался, удивлённо присвистнул.
Брат Серый! Вот так дела!
— Это как же меня монахом прописали? Я обетов не давал!
Священник отмахнулся.
— Не бери в голову! Кто-то в канцелярии ошибся и при замене бляхи тебя не в тот раздел занёс. Вот подорожная.
— При замене? — нахмурился я. — А…
— Его преосвященство сказал, что сможешь оставить новую бляху себе.
— А если официальный запрос придёт, её подлинность подтвердят?
Отец Бедный усмехнулся.
— До официального запроса дело обычно доходит в случае столь серьёзных прегрешений, что злонамеренное использование ошибочно выданных документов твоего положения ухудшить уже не сможет. Равно как не улучшит его и подтверждение статуса. Полагаю, запрос просто потеряется в канцелярии или же сгинет неведомо куда данный на него ответ.
Я кивнул и спросил:
— И к какому именно ордену меня ошибочно приписали?
— Все мы братья воинства Царя небесного! — ушёл от прямого ответа священник, заметил моё недоумение и закатил глаза. — Да не нужен тебе никакой орден! А будут спрашивать, говори, что принял обет бороться с демонами и прочими потусторонними тварями, не жалея живота своего. С учётом меток на твоём духе, ни у кого подозрений не возникнет. Идём!
Мы покинули палату, и я уточнил:
— А метки вообще никогда не исчезнут?
— Какие-то ослабнут сами по себе, какие-то пропадут после преломления, но парочка посмертных останется навсегда. Позавчерашняя так уж точно.
Я тяжко вздохнул.
— Правильно понимаю, что могу принять обет борьбы с демонами и стать всамделишным монахом?
— Можешь, — подтвердил отец Бедный. — Но тогда тебя начнут привлекать к защите рода людского в случае любого мало-мальски серьёзного вторжения демонических тварей. Лучше повремени с этим, пока не прорвёшься в аспиранты.
Я взвесил в руке церковную бляху и сунул её под одежду. И без того далеко не со всеми своими обязательствами расквитался, чтобы на себя по доброй воле новые навешивать. Да и чего ради? Из желания карьеру в церкви сделать? Так не с моим прошлым, которое раскопать не так-то и сложно. Не говоря уже о том, что стезя охотника на демонов приведёт скорее не в Тенезвёзд, а в брюхо какой-нибудь потусторонней погани.
Ну его!
Епископский экипаж оказался запряжён шестёркой лошадей и лишь самую малость уступал поставленной на колёса избушке, да и отправиться в дорогу нам предстояло не самим по себе, а в сопровождении десятка верховых стрельцов в кирасах и шлемах из зачарованной стали, с длинными морскими револьверами и многозарядными рычажными карабинами. Не обошлось и без заводных лошадей.
Первым к экипажу прошествовал пожилой священник с предельно насыщенной аурой асессора. Ряса его была несравненно богаче одеяния отца Бедного, я же на фоне старикана и вовсе смотрелся натуральной серой мышкой. Седовласый священник как расположился на мягком диванчике, так сразу и задремал, а вот отец Бедный по-хозяйски распахнул один из шкафчиков и взялся накрывать на стол, благо мягкая подвеска и здоровенные колёса с каучуковыми шинами позволяли сглаживать неровности дороги, и нас почти не трясло. В городе — так уж точно, да и за его пределами скорее раскачивало и мотало. Диванчик оказался широким и мягким, под спину я подоткнул подушку, ноги устроил на небольшом пуфике. Так и катил в своё удовольствие несколько часов кряду. Если наша процессия и останавливалась для замены лошадей, я это пропустил. Проснулся, когда уже начали огибать по объездной дороге Крутогорск.
— Скоро будем на месте, — предупредил отец Бедный, откладывая какую-то потрёпанную книгу.
Я кивнул и поглядел на старичка-асессора, но тот продолжил дремать, несмотря даже на заметно усилившуюся тряску. Когда же та пошла на убыль и я оттянул с окна занавеску, то обнаружил, что мы катим через посёлок, выстроенный неподалёку от школы Огненного репья. Дальше показались внешние стены учебного заведения, но у меня при виде них в душе ничего не ворохнулось. Будто никогда здесь прежде бывать не доводилось, будто не провёл тут вполне сносные полгода своей жизни. Ни волнения, ни беспокойства.
Заволновался я и забеспокоился, лишь когда вслед за седовласым священником ступил на сплавленные в единое целое каменные плиты площади. И дело было отнюдь не в фоновых искажениях защитных чар, столь сильных, что при одном только взгляде на крепостные стены начинало ломить глаза, просто над воротами помимо полотнища с пылающим репьём теперь реял ещё и флаг Черноводской торговой компании, а у ворот под мелким моросящим дождём курило несколько урядников в форме цветов сей шайки дельцов, а с ними дымил поручик-аспирант.
Это вообще как⁈