Азимут между пламенем и порчей

Глава 19

16−1

Хватки я не ослабил. Но и когда рывки стихли, а пальцы преодолели упругое сопротивление и меня до самого нутра продрало разошедшимся по складскому двору холодком, никакого удовлетворения из-за этого не ощутил. Пусть бесу и пришёл конец, да только эта ещё в приюте успевшая покопаться в моих воспоминаниях пакость заставила напоследок извозиться в мерзости и едва ли не встать на одну доску с Пламеном.

Впрочем, и совать из-за этого голову в петлю я отнюдь не собирался. Более того — намеревался приложить все усилия, лишь бы только выжить. Что с оторванной по колено ногой было не так-то и просто…

Ядро болезненно пульсировало, меридианы горели огнём, а силовые узлы нестерпимо ныли, но я наплевал на риск возможных осложнений и потянул в себя энергию. А после того, как самую малость прояснилось сознание, пополз к притворённым бесовской марионеткой воротам.

Первый! Астральный странник! Идущий единственно верной дорогой возвышения! Равный в бою асессорам! Ну и сильно тебе твоя избранность помогла? Не самый могущественный бес душу пожрал! Чем о лестнице на небо думать, уж лучше бы ритуал очищения прошёл…

Злость помогла отрешиться от боли и доползти до ворот, а дальше я шибанул ударным приказом и не только переломил им запорный брус, но и заставил обрушиться одну из створок. Теперь бы только на улицу выбраться, а там помогут!

Наверное…

Выполз или лишился сознания — не знаю. В памяти этого не отложилось, а очнулся уже на больничной койке. Вроде бы даже не в палате тюремного госпиталя — по крайней мере, на окне не было решётки, за ним виднелся шпиль церкви, а самого меня не сковали кандалами из зачарованной стали.

Это радовало. Что пугало, так это невозможность пошевелиться. Ни рукой подвигать, ни ногой…

Ногой⁈

Вспомнилось, как ниже колена разлетелась ошмётками правая нога, накатила дурнота.

Покосился вниз, но меня укрыли одеялом, а оторвать голову от подушки я попросту не смог, вот ни черта и не разглядел.

Лежу, дышу, сглатываю, моргаю, наблюдаю голые стены и побелённый потолок. Ещё носом двигать способен и лоб морщить, но не более того.

Что за ерунда⁈

Поборов панику, я погрузился в медитацию и попытался поймать состояние внутреннего равновесия, но сделать это сумел далеко не сразу. Дух был опутан чужими арканами-стяжками, которые мало того, что лишали меня власти над собственным телом, так ещё и практически сводили на нет способность к управлению небесной силой. Правда — не до конца. И это было воистину странно.

Мысленным усилием я распустил один из узелков и сумел пошевелить мизинцем. Кто бы ни накладывал обездвиживающие чары, он либо схалтурил, либо изначально не ставил перед собой цели надолго приковать меня к койке. С учётом того, что я не просто ощущал правую ногу продолжением энергетического тела, но и проследил питавший ткани кровоток, более реалистичным показался второй вариант. Восстановившему голень и ступню целителю точно было по силам превратить человека в неподвижный кусок мяса и костей, пусть даже его пациент и сто раз тайнознатец.

Чёрт меня дери! Даже от сердца чуток отлегло!

Я напрягся и потянул в себя небесную силу, ощутил сопротивление и, поднажав, враз преодолел наложенную неизвестным тайнознатцем блокировку. Аж опалило всего! Пришлось расслабиться — иначе бы по причине необычайно мощного притока энергии точно хронический спазм в стадию обострения перевёл.

Малость отдышавшись, я опутал своим вниманием ядро и с немалой радостью обнаружил, что после вчерашней схватки входящие меридианы прикипели к вместилищу небесной силы и сделались с тем единым целым.

Выходит, преодолел последствия нестандартного перехода в аколиты! Взобрался на очередную ступень возвышения и ещё самую малость приблизился к следующему рангу!

Но я тут же вспомнил, при каких обстоятельствах это произошло, и принялся не просто распутывать силовые стяжки, а ещё и размывать их волнами разгоняемой по телу энергии. Так дело пошло куда быстрее — успел вернуть себе контроль над правой рукой и почесать нестерпимо зудевший кончик носа прежде, чем с лёгким скрипом распахнулась дверь и знакомый голос произнёс:

— А я уж было начал, грешным делом, думать, что мой южноморский собрат потерял хватку и стал возводить на людей напраслину. Ну в самом деле — приехал человек, поступил в университет, законов не нарушает. Откуда бы проблемам взяться? И вот оно как обернулось!

В поле моего зрения возник юнец в белом халате. Он поставил рядом с кроватью табурет, на него уселся отец Бедный. Священник насмешливо поглядел на меня и посоветовал:

— Да не напрягайся! Контроль над телом скоро вернётся сам собой.

Я принял эти слова к сведению и обрётшей подвижность рукой потянул на себя одеяло. Правая нога отличалась от левой бледно-розовым оттенком, будто её долгое время продержали окунутой в ведро с тёплой водой, в остальном же выглядела ровно так же, как и раньше.

— Высшее восстановление! — оповестил меня священник и с усмешкой добавил: — Как пить дать, сдерут за него не меньше тысячи.

— Чего это? — нахмурился я. — Даже в школе и то ниже расценки были!

— Тебе не только плоть восстановили, но и тонкое тело в порядок привели. А какая там у адептов энергетика? Смех один! — заявил в ответ отец Бедный и сложил руки на животе. — Но не суть! Рассказывай, как с бесом связаться умудрился.

— Связаться? — округлил я глаза и вновь попытался вернуть себе контроль над телом. — Да он мою душу сожрать хотел!

— В городе полно тайнознатцев! — жёстко отрезал священник. — Почему именно ты? Разве не тебя изначально наметили в жертву? Не получилось захватить и провести ритуал, решили действовать с позиции грубой силы. Только в толк взять не могу, к чему такие сложности!

Я закрыл глаза и шумно выдохнул.

— Если речь идёт о ритуале, который собирались провести в подвале сгоревшей ткацкой фабрики, то там намеревались вселить беса в аколита, не имеющего склонности ни к какому конкретному аспекту, я же — пурпурный! — В подтверждение своих слов я приподнял руку и заставил окутаться пальцы отнюдь не белым пламенем своего атрибута. — Это же очевидно!

— Цвет глаз в прошлый раз у тебя куда насыщенней был, но да — очевидно, — кивнул отец Бедный, а после повторил свой прежний вопрос: — И всё же: почему именно ты?

Говорить о случайном совпадении я не стал, вместо этого криво ухмыльнулся.

— Вероятно, из-за демонических меток. Мог попасться на глаза одержимому у развалин ткацкой фабрики, и тот решил убить двух зайцев разом.

— Занятно! — Священник подался вперёд и протянул мне свои чётки. — Ну-ка возьми!

От тех явственно тянуло святой магией, но противиться я не стал и зажал в пальцах нанизанные на цепочку камушки — уловил, как они едва заметно нагрелись, расслышал колокольный перезвон, приметил разгоравшиеся и тут же гасшие в самоцветах огоньки — одни едва удавалось различать, другие вспыхивали куда ярче. Мне их мерцание ни о чём не сказало, а вот священник озадаченно хмыкнул.

— Даже так? — проворчал он и спросил: — И как же ты справился с бесом?

Этого вопроса я ждал и ни о святой воде, ни о своём фиолетово-чёрном пламени даже заикаться не стал, равно как воздержался от совсем уж откровенного вранья.

— Когда от беса отбиваться начал, он под землю нырнул и в ногу влез. Через пурпур сразу не прорвался, а потом я его силовым выплеском вышиб. Порвал в клочья вместе с ногой.

— Повезло, — нейтрально отметил отец Бедный и вдруг резко бросил: — На шее у тебя что за пакость?

Тон его разом изменился, стал холодным, требовательным и жёстким — я едва не вздрогнул от неожиданности, не удержался и ощупал полосу припухшей кожи, отмечавшей то место, где некогда расплавился рабский ошейник.

— Понятия не имею, — буркнул я, но священника такой ответ не удовлетворил.

— Обычные татуировки пятнают лишь тело, но магические много опасней, ведь они марают непосредственно дух! — объявил он. — Церковь такого не одобряет, тут до чернокнижия рукой подать! Заруби себе на носу: любое отступление от Лестницы возвышения — прямой путь к погибели души!

— Да какие ещё татуировки? — фыркнул я, сразу припомнив внешний абрис Первого. — Способностей меня лишить хотели, зачарованный ошейник нацепили, а я вложенные в него чары переборол, вот сталь и расплавилась. Только ожог сошёл давно — не знаю, почему его следы опять проявились.

Отец Бедный поднялся и подошёл к моей кровати, присмотрелся к шее и даже провёл рядом с ней ладонью. Повеяло приятным холодком, запахло ладаном.

— Так уж не знаешь? — усомнился священник в моих словах.

— Вроде бес из меня небесную силу с помощью магической фигуры хотел вырвать, — неуверенно предположил я. — Боль я именно в тот момент ощутил.

— Надо понимать, вложенные в ошейник чары намертво впечатались в дух. В определённых кругах такой варварский метод используется для привязки дополнительных аргументов, и всё бы ничего, но подобные искажения чреваты самыми серьёзными осложнениями при переходе на новый этап возвышения.

— Я после этого уже аколитом стать успел.

— Тогда, возможно, и преломление без проблем пройдёшь, но советую не пускать всё на самотёк и научиться контролировать свой барьер, если только не хочешь в один не слишком удачный день лишиться головы! — объявил отец Бедный, вернулся на свой табурет и повысил голос: — Заходите!

Я напрягся было, но во вновь распахнувшуюся дверь занесли конторку. Устроившийся за той монах разложил перед собой письменные принадлежности, а дальше отец Бедный начал задавать уже озвученные ранее вопросы, с ответами на которые никаких сложностей у меня, разумеется, не возникло.

Когда опрос подошёл к концу, и монах покинул палату, отец Бедный поднялся с табурета и отошёл к окну.

— Теперь второе, — сказал он, заложив руки за спину. — Из управы нам поступило заявление о предосудительном поведении некоего студента факультета тайных искусств в отношении дочери одного из уважаемых горожан. Тебе что-то известно об этом?

— Первый раз слышу!

— А между тем в заявлении не только упомянуто твоё имя, но и даётся предельно точное описание внешности! Закусочная на Ореховой улице, рыжеволосая девица-разносчица. Припоминаешь?

— Так речь о Вее? — уточнил я. — И пальцем её не тронул! В чём суть обвинения?

— Позапрошлым вечером она покинула заведение родителей и очнулась уже дома. Что было между этим — не помнит.

— Я тут при чём?

— Ты захаживал туда три седмицы кряду и общался с ней, а одновременно с сим подозрительным происшествием пропал.

— Во-первых, захаживал я туда далеко не каждый день! Во-вторых, вчера был седмень, и я пил пиво с другими студентами. В-третьих, сегодня я непременно вновь наведался бы на Ореховую улицу. В-четвёртых, я не обучен заклинанию беспамятства. И в-пятых, мне достаточно было просто позвать, чтобы оная девица пошла со мной в здравом уме и твёрдой памяти!

— Звучит убедительно, особенно с учётом того обстоятельства, что ни сознанию, ни телу вреда нанесено не было. Увы, мы не в том положении, чтобы закрыть на это обращение глаза. И с управой отношения к тому не располагают, и семья из прихожан церкви Серых святых, а орден Пепельных врат обладает немалым влиянием. Окончательное решение его преосвященство примет после разговора с тобой, так что потрудись произвести хорошее впечатление!

У меня от изумления едва глаза на лоб не полезли.

— Епископ желает меня видеть? — опешил я.

— Его преосвященство епископ Черноводья Ясный примет тебя через полчаса. Если не будешь терять время попусту, вполне успеешь привести себя в порядок.

Священник ушёл, оставив меня окончательно сбитым с толку. Я ещё немного полежал, затем собрался с силами и уселся на кровати. Тело было ватным, но не завалился набок, не чебурахнулся вниз. Тогда отбросил одеяло и встал. Правую ногу немедленно заломило, но такой уж острой боль не была и самое большее могла обернуться лёгкой хромотой.

Другое дело — аудиенция у епископа!

Деятели подобного ранга на пустяки не размениваются — что им до жалоб мещанина, беспамятства его дочурки и какого-то там аколита?

И каким образом привести себя в порядок? В одеяло закутаться?

Даже исподнего нет!

Но — принесли. Вернули все вещи за исключением обуви, да ещё правая штанина брюк оказалась отрезана по колено, и поскольку к епископу в таком виде идти было никак нельзя, мне выдали серый монашеский балахон и сандалии.

Уж лучше бы белым больничным халатом одарили, в самом-то деле!

Ещё притащили тазик с тёплой водой, кусок мыла и полотенце — кое-как отмылся от крови, прежде чем исподнее натягивать.

Ткань монашеского балахона оказалась неприятно колючей, и я надел не только сорочку и пиджак, но и лишённые одной штанины брюки. Затем подпоясался простой верёвкой, накинул и сбросил с головы глубокий капюшон, затянул ремни сандалий.

— Я готов!

Да только чёрта с два! Мало того, что предстоящая беседа заставляла нервничать и ёжиться в ожидании самого худшего, так ещё и правая нога ниже колена ощущалась примотанной к культе деревяшкой. И дело не ограничивалось скованностью голеностопа: я хоть и чувствовал восстановленную конечность, но не ощущал её частью тела, а потому ступал как-то не так и очень скоро захромал.

Пришлось погрузиться в поверхностный транс и заняться стабилизацией духа. То ли целитель схалтурил, то ли сказались отклонения от общепринятых правил при прохождении ритуала очищения, но уходивший в правую ногу отросток ауры смотрелся каким-то очень уж рыхлым. Начал уплотнять его и укреплять.

Впрочем — пустое. Больничная палата располагалась на территории резиденции епископа, и попасть в его рабочий кабинет получилось, даже не выходя на улицу. Сопроводили меня непосредственно в просторную светлую приёмную, где заправлял всем секретарь, столь преисполненный чувством собственной значимости, будто был самое меньшее правой рукой епископа.

Я двинулся было к широченному окну, но восседавший за своим столом тип в монашеском одеянии тут же оторвался от изучения каких-то бумаг и сказал:

— Не стоит! — После предложил: — Присаживайтесь!

В голосе его послышалась осторожная вежливость — как если бы мой статус оставался для секретаря загадкой, но проверять границы дозволенного я не стал, тем более что правая ступня ныла, а диванчик и два кресла рядом с ним выглядели удобней некуда. Вот в одно из них я и плюхнулся, не без труда подавив искушение по примеру Чеслава закинуть ноги на низенький круглый столик. И закинул бы, но вспомнилась поговорка об усаженной за стол свинье.

К счастью, маетное ожидание долго не продлилось, минутная стрелка стоявших в углу часов проползла лишь пять делений, когда распахнулась дверь и в приёмную вышел отец Бедный.

— Заходи! — сказал он, и вслед за мной в кабинет его преосвященства уже не вернулся, прикрыл дверь снаружи.

Я бы из-за этого даже напрягся, пожалуй, если б уже и без того не напрягся сильней некуда, потому как епископ встретил меня пронзительным взглядом глаз цвета расплавленного янтаря. И пусть у Заряны они лучились мягким теплом солнечного камня, а у епископа горели оранжевым пламенем, недобрым и даже злым, сходство было несомненным.

От осознания этого аж горячий пот прошиб. Вся жизнь перед глазами не промелькнула, просто сложились в единое целое два воспоминания, лишь случайно задержавшихся в моей голове.

«Последние годы отец был настоятелем Высокореченского храма Чарослова Бесталанного, а весной стал там епископом», — сказала как-то в школе Заряна.

«Его преосвященство — человек в городе новый», — обмолвился отец Бедный.

Я сложил одно с другим и разом уверился в том, что в миру нынешний епископ Черноводья именовался Зареславом из дома Пламенной благодати. Вот же свезло повстречаться!

Только нет — случайной наша встреча быть никак не могла. Я осознал это в один миг, вот и совладал с выражением лица, услышав:

— Проходи, Лучезар! Не стой в дверях.