Тем вечером Марк изложил всем за ужином свой план посетить столицу. Дориан и Пенни чувствовали облегчение просто увидев, что он снова присутствует на вечерних трапезах, поэтому новости о том, что он отправляется в путь, их весьма разочаровали. Тем не менее, мы все были рады знать, что он начал находить новый смысл в своей жизни.
У Дориана было к нему много вопросов относительно его причин для исследования библиотеки моего отца, но Роуз во время всей трапезы была странно тихой, и молча клевала свою оленину. Учитывая её обычную разговорчивость, я не мог не задуматься о её сдержанности.
— Как думаешь, насколько долго тебя не будет? — спросил Дориан. Говоря это, он ловко отрезал большой кусок мяса с раздаточного блюда, прежде чем передать его дальше.
Марк улыбнулся, осветив черты своего лица теплотой, благодаря которой стало казаться, что его недавняя депрессия ни коим образом не могла быть подлинной:
— Довольно долго, друг мой — как закончу, я планирую немного попутешествовать… посмотреть, смогу ли я получить доступ к некоторым из записей, которые хранятся в различных церквях.
Дориан всё ещё не находил себе места из-за того факта, что Марк отверг его богиню. Все в семье Торнберов в течение многих поколений были последователями Леди Вечерней Звезды, и несмотря на то, что мы оба ему рассказали, он, похоже, всё ещё считал, что у богини, наверное, была какая-то хорошая причина отказать в помощи. В душе я уверен, что он тайно надеялся на то, что Маркус помирится с Миллисэнт.
— Ты пытаешься понять, почему она сделала то, что сделала? — сказал он.
— Частично, — ответил Марк. Он понимал достаточно, чтобы не озвучивать своё желание отомстить богам. Это бы расстроило Дориана и испортило ужин.
Дориан фыркнул:
— «Частично» — это не ответ… почему бы тебе просто не выложить то, о чём ты думаешь? — спросил он. Иногда Дориан может быть проницательнее, чем люди ожидают от такого крупного человека.
Роуз перебила его прежде, чем смог я:
— Дориан, не приставай к нему! Он многое пережил, дай ему насладиться едой.
— Я к нему не приставал, — заворчал Дориан. — Я просто устал от того, что не слышу, что у людей на уме.
Маркус искренне ответил:
— Слушай, Дориан, я не пытаюсь отгородиться от тебя. Мне просто нужно уйти. Это даёт мне, чем заняться, и повод для путешествия, — выдал он. Я подивился тому, какой искренней прозвучала эта полуправда в устах моего друга.
— Когда ты собираешься отправляться? — внезапно спросила Роуз.
— Этой ночью, если Морт не против меня телепортировать, — мгновенно ответил Марк.
Мы уже обсудили это ранее, поэтому я просто согласно кивнул головой.
— Ты не будешь против передать моему отцу записку от меня? — спросила Роуз. — Я уже не один месяц с ним не виделась, и я уверена, что он наверное волнуется.
— Конечно, Роуз, — быстро согласился Марк.
Она поблагодарила его, и остаток трапезы после этого прошёл тихо. Раз или два я ловил на себе взгляды Роуз, но она всегда отводила взгляд, когда я замечал, что она глазеет на меня. Даже с моим преимуществом в ощущении эмоций, я понятия не имел, что было у неё на уме. Роуз Хайтауэр была сложной головоломкой, которую я уже давно отчаялся понять. Но было ясно — что-то было ей любопытно.
Когда мы закончили трапезу, я проводил Марка обратно в его комнату, чтобы собрать его вещи, а потом мы вместе пошли к телепортационному кругу, который я настроил на соответствие тому, что был в моём доме, в Албамарле. Он бросил на меня удивлённый взгляд, когда я шагнул в него следом за ним:
— Тебе не обязательно отправляться со мной.
— Ещё как обязательно. Мне нужно сказать дому, чтобы он терпел твоё присутствие. Я разве не рассказывал тебе, что случилось с Роуз в тот раз, когда она пошла исследовать библиотеку без меня? — сказал я.
Оказалось, что я каким-то образом упустил возможность поведать ему эту историю. В результате мы оба посмеивались, пока я вновь оживлял для него в памяти этот рассказ. То место, где голем держал Роуз вверх тормашками, заставило его смеяться до коликов.
— Поверить не могу, что ты не рассказал мне об этом раньше, — заметил он, когда мы вышли из круга в моём доме в Албамарле.
— Наверное, я был занят. В конце концов, многое случилось с тех пор, — ответил я. На самом деле, обсуждаемые нами события случились лишь за несколько месяцев до этого, но при взгляде назад казалось, будто прошли годы. Я прошёл по дому и позаботился о том, чтобы он позволял Марку входить и выходить через парадную дверь в моё отсутствие. Я также приложил особые усилия, чтобы позаботиться о том, чтобы голем в библиотеке позволил ему смотреть книги, не вмешиваясь.
— Ты уверен, что с тобой ничего не случится, пока ты один? — спросил я уже наверное в десятый раз.
Марк засмеялся:
— Всё со мной будет в порядке, Морт… а если нет, то ты узнаешь об этом первым, — сказал он, с акцентом на последней части.
— Я вернусь через несколько дней, для встречи с королём, — снова повторил я. — Когда пойдёшь доставить записку от Роуз Лорду Хайтауэру, не позволяй ему увидеть твоё лицо. Просто оставь её у привратника. Я бы предпочёл, чтобы никто не знал, насколько легко мы можем попадать в город и выбираться из него, пока я не нанесу визит королю.
— Я сомневаюсь, что он уже забыл о твоём визите на его склады, — сардонически сказал Марк.
— Это точно, но он, возможно, не осознаёт, что у меня всё ещё есть и другие способы проникновения сюда, помимо круга, который был на складе у Джеймса Ланкастера, — сказал я.
— И то верно, — ответил Марк. — Буду иметь это ввиду. Не бойся, никто по меньшей мере несколько недель не узнает, что я вернулся в город.
После этого я попрощался, и вернулся в Замок Камерон. Пенелопа ждала меня, когда я вернулся в наши покои. Как только я вошёл, она подняла взгляд — она расчёсывала волосы, готовясь ко сну.
— Уже вернулся? — спросила она.
Я бы счёл это очевидным, но решил не умничать:
— Ничто не могло бы удержать меня вдали от тебя, моя дорогая! — сказал я, как подобает рыцарю.
— Это ты сейчас говоришь. Подожди, пока я растолстею… живот уже выпирает, — объявила она со смесью гордости и беспокойства.
— Правда? — со здоровым интересом спросил я.
— Смотри, — сказала она, вставая, и разглаживая свою ночнушку. Она встала боком перед ростовым зеркалом, которое нам подарила Дженевив Ланкастер. И действительно — её живот явно начал выпирать. Были и другие, более интересные перемены.
Я встал позади неё, и положил ладонь ей на живот, ощупывая скромное вздутие у неё на пояснице.
— И совсем он не вырос, — объявил я, поднимая вторую руку, чтобы знакомым жестом обнять ей грудь.
— Я уже отчаялась, что ты когда-нибудь повзрослеешь, — с улыбкой сказала она, а затем запрокинула голову, чтобы впиться в меня весьма отвлекающим поцелуем.
Некоторое время спустя она ткнула меня — я почти заснул в кровати:
— Ты думаешь, наш ребёнок будет счастлив? — спросила она с ноткой неуверенности.
Я попытался сосредоточить свои мысли. Никогда не был уверен, почему она всегда хотела поговорить «после», но я научился с этим мириться. Лично я начинал подозревать, что причина заключалась в том, что она знала — в это время я с наименьшей вероятностью буду уклоняться, и с наибольшей — отвечать честно.
— Надеюсь на это, — ответил я, — но будущее никогда не предопределено. И тебе следует говорить «наш сын», — добавил я.
— Ты правда уверен в этом? Я была не более чем на первом месяце, когда ты меня исцелил, — сказала она.
— Неужели в это так трудно поверить? Я же никогда не сомневался в твоих видениях, — сказал я ей.
Она фыркнула:
— Это потому, что они всегда правдивы, а у тебя этого дара нет… как ты можешь быть уверен?
— Я уверен, — ответил я. — Ты просто нервничаешь, потому что у тебя не было никаких видений, которые бы подтвердили мои слова.
— Это неправда! — воскликнула она, уверенная в своей правоте. — Я просто нервничаю. Если я украшу детскую для мальчика, а родится девочка, то у тебя будут неприятности, — сказала она, ткнув меня в рёбра.
Я слегка посмеялся:
— Уж этим я готов рискнуть.
Следующий день был тихим, и я провёл большую часть утра, работая над бронёй. За прошедший месяц я стал намного увереннее управляться с металлом, и работа руками всегда приводила меня в умиротворённое состояние. В те дни она также давала мне чувство связанности с моим отцом. Однако я чувствовал себя немного жуликом — если бы он мог меня видеть, что бы он подумал? Используя заклинания, я был способен работать с металлом так, как он и вообразить не мог. Большая часть навыков, которые он приобрёл за свою посвящённую ремеслу жизнь, заключались в поиске способов избежать ограничений и сложностей работы с железом. Я был способен полностью обойти многие из этих ограничений, используя лишь свою волю и несколько тщательно подобранных слов.
«Он бы подтрунивал надо мной из-за этого», — подумал я про себя. В душе я знал, что это было правдой… он бы пошутил надо мной, а потом сказал бы использовать тот инструмент, который оказался под рукой. Видение конечного изделия было самым важным, и если оно было плохо задумано, то не имело значения, сколько преимуществ у меня было… конечный результат всё равно будет дрянью.
Если уж на то пошло, то изучение мною традиционного кузнечного дела дало мне такое понимание железа, которое не дала бы мне никакая магия. Теперь это понимание стало для меня ещё ценнее, когда у меня появились возможность и ресурсы для более эффективного использования этого знания.
«Я могу сделать такой набор, подогнанный под конкретного человека, примерно за две недели», — рассчитал я. «Ещё два дня — на то, чтобы закончить чары, и в итоге получается, что на экипировку каждого из моих «рыцарей» уйдёт примерно шестнадцать дней». Даже с моими преимуществами, на подготовку задуманного мной уйдёт значительное количество времени. «А я ведь даже не добавил к этому время, требуемое для их оружия», — мысленно добавил я.
Однако насчёт оружия совет Дориана оказался бесценен. Основываясь на своём собственном опыте ношения брони, которую я уже зачаровал ему до недавней войны, он, похоже, склонялся к тому, что двуручный меч подойдёт в качестве оружия лучше. Дориан сказал мне два дня тому назад:
— Меч, который ты зачаровал, резал всё, что я хотел, и брони было достаточно, чтобы остановить любой нормальный меч, но мой щит оказался для меня помехой. Если бы у меня был более длинный клинок, и две свободные руки, чтобы им пользоваться, я то я бы повергал врагов, как коса косит пшеницу.
Он также предложил мне оставить производство оружия обычному кузнецу. Мне гораздо проще было купить их, а потом уже зачаровать, экономя много времени. Основной причиной, по которой я изготавливал саму броню, было то, что такого рода латы было просто невозможно изготовить нигде кроме как в самой столице, и даже там создания каждого набора пришлось бы ждать целый год.
Это совсем не отвечало моим нуждам. Я хотел достаточно доспехов, чтобы оснастить за год двадцать человека. На последней войне я видел, какой эффект могли оказать несколько человек. В частности, Дориан оказал огромный эффект. Я провёл почти час без сознания, пока лечил Пенни, и он удержал пролом в стене почти в одиночку. Хотя вслух я этого не сказал бы — в тот день рядом с ним погибло много наших. Но его самого врагам сразить не удалось.
Обладая львиным сердцем, и бронёй, которую не могли пробить никакие стрелы и мечи, он отказывался сдаваться на волю изнеможения. Его меч с одинаковой лёгкостью рубил и людей, и броню. Когда пыль осела, я не мог не задуматься о том, можно ли было оснастить подобным образом большее число человек.
Конечно, главным фактором был человек внутри брони — я не был слеп относительно этого факта, и мало кто мог сравниться с Дорианом в бою. Тем не менее, я много думал об этом с того дня, особенно учитывая непрекращающуюся угрозу со стороны шиггрэс. Я знал, что они были где-то там, но не ведал, когда или где они снова нападут, и не мог противостоять им в одиночку. Закованный в зачарованную броню человек будет практически неуязвим для их касания и, имея правильное оружие, сможет дать им повод себя бояться.
В этом-то и была суть. С тех пор, как я стал Графом Камероном, я принял на себя ответственность за большое число людей, и я не мог быть повсюду. Насколько я знал, я был единственным оставшимся в живых волшебником, а шиггрэс могли размножаться почти безгранично. Мне нужна была помощь… мощная помощь. Если другие волшебники были недоступны, то мне придётся создать им замену.
Своими действиями — против шиггрэс, и снова, во время войны с Гододдином — Дориан показал мне, чего мог добиться хорошо обученный человек с превосходящим оружием. Естественно, мне придётся быть избирательным, и избранных придётся осторожно обучать, но у меня был друг, которому я мог доверить эту задачу.
Тем не менее, у Дориана была определённая слабость, показанная его сражением с шиггрэс… ограниченность силы смертного. Если бы он обладал такими ресурсами, к которым могли прибегать Анас'Меридум, то его бы не задавили числом. Время, которое я провёл с Пенни в качестве носительницы моего пакта, показало мне, насколько ужасающим мог стать воин, получив силы, выходившие далеко за пределы нормы.
Но восстанавливать с кем-то узы я не собирался, не говоря уже о двадцати «кого-то». Я найду другое решение. Я просто не был уверен, как… пока не уверен. Покачав головой, я вновь сосредоточил своё внимание. Нельзя было отвлекаться посреди работы.