Архмаг освобождённый

Глава 4

Тем вечером Маркус выбрался в обеденный зал свежевыбритым и выглядящим гораздо лучше. Он всё ещё был бледен, но был определённо трезв. Дориан одарил меня вопросительным взглядом… Я почти услышал его невысказанный вопрос: «Что ты с ним сделал?». Позже, когда у меня появилась возможность, я сказал ему, что поговорил с Марком, но так и не поведал ему подробности нашего соглашения. Да и Пенни я тоже не сказал.

Два дня спустя Марк поймал меня в кузнице. Я в последнее время проводил там так много времени, что почти каждый знал, что искать меня надо там, когда кто-то во мне нуждался. Моя работа всё ещё продвигалась хорошими темпами, но выглядело всё так, будто у меня уйдут месяцы на достижение моих целей.

— Это, должно быть, броня, о которой мне рассказывал Дориан, — сказал Марк, подойдя ко мне. Он не объявил о своём присутствии, когда вошёл, но это едва ли было необходимо.

Я не стал утруждать себя ответом, вместо этого удостоив его нечленораздельным хмыканьем. Руки у меня были заняты раскалённым докрасна металлом, и хотя я носил толстый кожаный костюм для защиты тела, и заколдовал свои руки и предплечья для твёрдости и жаростойкости, я всё же не осмеливался ослаблять внимание. Беспечные кузнецы работали недолго, и это, наверное, было вдвойне справедливо для магов-кузнецов… если это был правильный термин для того, кем я стал. Может, «волшебник-кузнец» прозвучало бы лучше?

Несколько минут спустя я нашёл хороший момент, чтобы остановиться, и отложил свою работу в сторону для охлаждения, а потом обратил всё своё внимание на моего друга.

— Что думаешь? — спросил я. Я немного волновался, что он мог придумать «план», но решил не упоминать ему об этом, пока он сам на эту тему не заговорит.

Он одарил меня одной из своих старых широких улыбок, таких, которые означали, что он возможно замыслил какую-то шалость.

— Мне скучно, — наконец сказал он.

— Эка невидаль, — ответил я. — Что ты будешь с этим делать?

— Ну, я тут думал, насчёт твоего предложения. Теперь, когда меня впереди что-то ждёт, мне кажется, что нет необходимости спешить. Вместо этого тут могут быть несколько вещей, которые я хотел бы сперва сделать.

Я сохранял бесстрастное выражение лица, но внутри я улыбался.

— Например? — спросил я.

— Я тут думал о том, что ты мне прежде рассказывал… о том, что ты прочитал в книге по истории Иллэниэлов. Я хотел бы узнать больше, — ответил он.

— Ты думаешь, что можешь что-то с этим сделать, — сделал я заключение.

— Нет, но смысл не в этом. Я не знаю. До сих пор я был жертвой, и это — часть того, почему мне так больно. Она не только манипулировала мной и предала меня, она оставила меня со знанием того, что все мои действия не будут иметь значения. Что бы я сейчас ни сделал, это никак не подействует на неё или других богов. Весь род людской в целом, и я — в частности, мы — ничтожны… недостойны внимания или уважения, — сказал Марк, откинувшись назад, и уставился на остывающий металл, который я отложил в сторону.

— Ты думаешь, что какое-то знание сможет помочь? — подал я мысль.

Его взгляд метнулся обратно к моему лицу:

— Да. История, которую ты мне рассказал о расколе, если она правдива, является тому доказательством. Если боги прежде были слабее, чем сейчас… значит они не бессмертны, не вечны, и не неизменны, — говорил он, сжимая кулак, и я видел, как под его спокойной внешностью закипает гнев.

— И если это так?

От улыбки, которой осклабился Марк, у меня по спине пробежала дрожь:

— Тогда они — не боги, а если они — не боги, то их можно призвать к ответу за то, что они совершили.

— Даже если они не всемогущие, весьма вероятно, что ты всё равно не будешь способен им повредить, — напомнил я ему.

— У меня есть друг, который, возможно, способен… — сказал он, глядя прямо на меня.

На миг я усомнился в себе:

— Это ты далеко хватил. Мало что указывает на то, что кто-то способен обладать такого рода мощью.

— Мойра Сэнтир обладала… — прямо заявил он.

— Она была архимагом.

— Как и ты, — ответил он.

— Возможно, — признал я. — В любом случае, она победила лишь одного бога… и ей сильно помогли.

— Не важно, Морт. Я отправлюсь искать любое знание, какое смогу найти. Если хоть что-то из этого окажется полезным, значит я добьюсь хоть чего-то. Если же нет… ну, я чувствую себя гораздо лучше, зная, что ты готов мне помочь… если до этого дойдёт, — сказал он, и на этом остановился.

— С чего планируешь начать? — спросил я.

— С твоего дома… возможно, в библиотеке твоего отца есть и другие исторические книги. Потом я прочешу библиотеки дворянства… и, если смогу до них добраться — церковные записи.

Это заставило меня призадуматься — возможно, где-то была информация, о которой мы даже не догадывались.

— Ты — бывший святой, что делает твою популярность среди последователей вечерней звезды примерно такой же, как у скунса на светском приёме. Думаешь, тебя теперь подпустят к их драгоценным записям?

— Нет… но я не ищу лёгких путей, — объявил он. В глазах Марка снова появился свет. Он был не тем человеком, что раньше, но всё же лучше, чем то сломленное существо, которое я нашёл в его комнате несколько дней тому назад. Месть, может, и является плохим мотивом, но она всё же лучше отчаяния.

— Я так понимаю, что от меня ты хочешь переброски в столицу.

— Конечно, — с улыбкой сказал он.

— Я перемещу тебя туда после ужина, этим вечером. Я и сам всё равно собирался туда отправиться через несколько дней. Теперь я могу использовать это как повод проверить твои успехи, — проинформировал я его.

— А тебе-то зачем в Албамарл? — спросил он.

Я одарил его своей собственной злой ухмылкой:

— Я пообещал королю, что заскочу повидать его.

Его лицо ненадолго нахмурилось, прежде чем он ухмыльнулся:

— Знаешь… с тех пор, как более полутора лет назад ты приехал пожить со мной недельку, ты только и делал, что заводил врагов. Их список всё растёт и растёт.

— Когда есть такие хорошие друзья, как у меня, приходится искать способы как-то это уравновесить, — в шутку ответил я. Затем я решился, и задал более прямой вопрос: — Ты чувствуешь себя лучше?

— Будь ты кем-то другим, то я бы сказал «да», — ответил он с улыбкой, которая не совсем доходила до его глаз. — Я не «поправлюсь», Морт. Я просто поквитаюсь, если возможно.

— Так твоё хорошее настроение было лишь видимостью?

— По большей части. Но даже так, моя видимость выглядит лучше тебя, даже в хорошие дни, — огрызнулся он в ответ.

— Ха!

— В общем, Морт, мне нужно тебя поблагодарить. Я всё ещё на самом деле не хочу жить, но ты заставил меня осознать, что у меня был выбор, и если я ещё задержусь на этом свете, то с тем же успехом могу сделать что-то, чтобы расплатиться с этой сукой за то, что она со мной сделала. А пока что нет смысла погрязать в жалости к самому себе. Когда с меня будет довольно, я дам тебе знать, — закончил он, шагнул ближе, и заключил меня в медвежьи объятья.

После этого Марк ушёл, а я собрался с мыслями, и вернулся к работе над бронёй. Пока я работал, мои мысли продолжали возвращаться к тому, что он сказал, а в особенности — к Мойре Сэнтир. У меня всё ещё было много вопросов про неё. Я не так уж много времени провёл, изучая свои новые способности, с того дня, когда мы с Пенни разорвали узы. Я даже не был уверен, следует ли мне называть это «способностями». По большей части это просто казалось более широкой формой коммуникации.

Действия вроде тех, которые я совершал в этот момент… работая с лежащим передо мной металлом — это всё явно было нормальное ремесло волшебника. Я использовал свою собственную силу, чтобы придать форму материалу у меня в руках. Пока что я не видел ничего впечатляющего в этой способности, которая предположительно делала меня архимагом. Ну да, я мог слышать землю, ветер, и мириады более мелких вещей, но пока что это казалось в основном информационной способностью. Но существовало несколько озадачивавших меня вещей, например то, как тряслась земля в Албамарле, когда я угрожал банкиру. Или то, как ветер разметал волосы Ариадны несколько дней назад, как раз после того, как я об этом подумал. В каждом случае что-то случалось, но я не ощущал себя напрямую ответственным. В отличие от волшебства, я не напрягал свою собственную силу, но, тем не менее, происходило что-то, совпадавшее с моими собственными мыслями и чувствами.

Мойра Сэнтир была, в частности, потрясающим примером чего-то, лежащего далеко за пределами знаний нормального волшебства. Что бы она ни сделала тысячу лет назад, это превратило её в существо самой земли, в стихийную сущность. Как что-то такое могло случиться, я даже предположить не мог, но раздумывая над этим, я осознал, что предполагать не было необходимости.

Последний раз я контактировал с ней, когда отчаянно пытался исцелить Пенни. Естественно, у меня не было возможности спросить ничего, что не было в тот момент жизненно важным, но не было причины, по которой я не мог задать эти вопросы сейчас. Вообще-то с того дня я раздумывал о том, чтобы связаться с ней, но до этого момента меня отвлекало слишком много разных вещей, чтобы совершить серьёзную попытку.

Металл в моих руках остыл. Вздрогнув, я осознал, что уже несколько минут стою, ничего не делая. Я отложил предмет, над которым работал, и решил, что пришло время что-то сделать. Выйдя наружу, я вымыл руки и лицо водой из поилки у двери. «Надо найти более уединённое место», — подумал я про себя.

Я пошёл прогуляться, через деревню и за ворота. На ходу я осматривал починку внешней стены. Во время осады моего дома Гододдином окружавшая город Уошбрук внешняя стена была пробита. После нашей победы она была первой задачей в нашем списке важных объектов для восстановления. Работа шла хорошо, и теперь разрушенная секция стены была заметна лишь благодаря цвету нового камня, отличавшегося от старых камней на неповреждённых участках стены.

Каменщики теперь закладывали фундамент для более длинной стены, которая бы окружала область, которую раньше защищал частокол… и дальше. Самым неудобным в осаде была теснота, вызванная тем фактом, что часть нашего города лежала за пределами защитных стен. Если до этого снова дойдёт, я намеревался позаботиться о том, чтобы для любых будущих осад у нас было места с запасом. Когда будет построена новая внешняя стена, я прикажу построить несколько больших казарм, а также кладовые для еды и припасов.

Вообще-то я не предполагал, что эти казармы нужно будет заполнять солдатами, но если бы мне пришлось снова давать укрытие людям из сельской местности, то там было бы полно места для проживания фермеров и их семей. «Мне, наверное, следует подумать ещё и о рытье второго колодца, чтобы предоставить более удобный доступ к свежей воде», — подумал я.

Ноги завели меня за пределы стен, и по дороге в долину. Я прошёл по ней несколько сотен ярдов, прежде чем свернуть в сторону, и направиться под сень подступавших к дороге с обеих сторон деревьев. Я не останавливался, пока не нашёл место у большого дуба, где, вроде, можно было удобно присесть, и устроился там, прислонившись спиной к массивному стволу.

Закрыв глаза, я начал медленно очищать свой разум. Мой магический взор уже позволил мне убедиться, что окружавшая местность была свободна от людей, поэтому я чувствовал себя в полном уединении. Более внимательный осмотр уверил меня в отсутствии «пустых мест», которые могли указать на присутствие поблизости шиггрэс. Я не забыл о них, несмотря на тот факт, что они не выходили из своего укрытия со дня их нападения на деревню ещё до войны.

Прислушиваясь, с сосредоточил своё внимание на глубоком и равномерном гуле того, что я считал сердцем земли. Моё восприятие моего тела ускользнуло прочь, сменившись более острым восприятием земли подо мной, ощущением камня и грязи, простиравшимся на мили во всех направлениях. Когда моя связь с землёй упрочнилась, я направил свой «голос» вовне, зовя её по имени — «Мойра».

Прежде я ни разу не пытался связаться с ней, поэтому не был до конца уверен, что это сработает. Сперва я не ощутил никакого ответа на свой зов, но после некоторого неизвестного промежутка времени я ощутил, как… что-то, более сосредоточенный интеллект, приближается ко мне. Силы сдвинула землю вокруг меня, и я ощутил, как почва медленно поднялась перед тем местом, где я сидел, всплывая вверх и образуя очертания женщины.

— Ты звал меня, — тихо сказала она.

Звук чисто физического голоса удивил меня, и я открыл глаза, увидев её, стоящей рядом со мной. Как и прежде, она приняла форму человеческой женщины, идеальной во всех подробностях кроме того маленького факта, что она состояла из земли и камня. Даже её голос звучал почти нормально, хотя в нём была некоторая сухость.

— Ты можешь говорить, — сказал я. Я был слегка удивлён — в прошлом она говорила со мной лишь в моём разуме.

— А что заставляло тебя думать иначе? — спросила она, хотя на её лице не проявилось никаких видимых эмоций или любопытства.

— Я предполагал, что ты можешь говорить со мной лишь напрямую, из разума в разум. Если ты могла готовить вот так, то ты должна была иметь возможность говорить со мной даже после того, как я связал себя узами с Пенни, — сказал я ей.

— Ты работаешь под влиянием нескольких ошибочных представлений. Я могу говорить, двигаться и вообще действовать лишь потому, что ты не связан узами, — ответила она.

С моей точки зрения, это была бессмыслица:

— Узы лишь мешали моей способности связываться напрямую, с помощью моего разума — как это могло влиять на твою способность к речи?

— Как ты думаешь, с кем ты разговариваешь? — спросила она.

Я искренне надеялся, что у неё не войдёт в привычку отвечать вопросом на вопрос, но, вздохнув, я всё равно ответил:

— С Мойрой Сэнтир… или ты сменила имя?

— Наверное, лучше всего использовать именно это имя, но, строго говоря, оно не является верным, — сказала она с крайне выводящим из себя спокойствием.

— Послушай, я правда не в настроении для этого — если ты не Мойра Сэнтир, то скажи мне, с кем я разговариваю. Я бы предпочёл не тратить весь день, играя в угадайку, — нетерпеливо сказал я.

— Будь я жива, я бы наказала тебя за такую дерзость, — ответила она с лёгким намёком на улыбку. — В каком-то смысле, я — земля; в другом, я — то, что осталось от Мойры Сэнтир; а в наиболее важном смысле я — это ты.

— Ну, это действительно всё проясняет, — с сарказмом сказал я. Мне следовало ожидать подобного ответа — у магических существ, похоже, никогда не было прямых ответов. Я взял свою фрустрацию под контроль, и решил справиться с этой проблемой методично: — Давай начнём с первого, что ты сказала: «будь я жива» — я думал, что ты и была жива. Ты что, умерла после соединения с землёй и победы над Балинтором?

— Эта трудность на самом деле создана попыткой заставить реальность уместиться языковую форму. Мойра Сэнтир не умерла — она изменилась, стала чем-то ещё… частью самой земли. С человеческой точки зрения, и в большинстве важных для людей отношений, она умерла. Я — то, что осталось после неё, отпечаток её знаний, оттиск того, кем она была, сохранённый внутри земли… эхо её разума.

У меня появилось неприятное предчувствие, что представляться она будет долго. Я попытался снова:

— Так ты — своего рода призрак?

— Нет, я — её знания, сохранённые в земле, — ответила она.

«Какая разница», — подумал я, но не озвучил своё мнение.

— Судя по твоим словам, разница по большей части академическая. Вместо того, чтобы предаваться педантизму, как насчёт того, чтобы просто называть тебя «Мойрой», простоты ради, — предложил я. — Давай вернёмся к изначальному вопросу — почему ты не могла говорить со мной вот так, пока я был связан узами с Пенни?

— Потому, что я не являюсь Мойрой Сэнтир, я — это память. У меня нет своих желаний, нет воли или мотивирующего «я», помимо того, что даёшь ты. Поэтому я сказала, что в каком-то смысле я — это ты.

Меня начинало осенять понимание, но пока ещё не всё прояснил.

— Тогда почему ты отозвалась, когда я позвал тебя по имени… «Мойра».

— Я отозвалась, потому что ты позвал. Твоя воля, твоё желание, твоя мотивация заставили меня действовать, ответить. Ты даёшь желание, создающее это подобие того, кем была Мойра Сэнтир, без твоей живой воли я жива не более, чем земля у тебя под ногами. Я — память, получающая жизнь от твоей связи с землёй и от твоей жажды ответов.

Теперь я понял, но был в настроении спорить:

— Земля у меня под ногами действительно живая. Это я уже усвоил.

Тут она улыбнулась, сверкнув похожими на белые камушки зубами:

— Это также верно, но земля у тебя под ногами не имеет желания говорить или дискутировать на темы человеческого знания. Это знание она получила от Мойры Сэнтир, а желание говорить она получает от твоей живой воли.

— Так значит, я на самом деле говорю с землёй.

— Я — земля, но я — не голос земли… я — отголосок женщины, которая вышла за черту знания того, как быть человеком, — сказала она. Возможно, мне только показалось, но я почти услышал нотку тоски в её голосе, когда она это произнесла. Я инстинктивно понял, что её слова были правдой, но сомневался, что они были окончательной правдой.

У меня в голове внезапно возник вопрос:

— А есть другие?

— Другие?

— Другие отпечатки, воспоминания, оставленные предыдущими архимагами, вроде тебя… — пояснил я.

— Нет, насколько я знаю, — просто ответила она.

Ответ меня разочаровал, и вызвал лишь дальнейшее любопытство:

— Почему нет? Ты что, единственный архимаг, кто… эм… потерялся… или соединился с землёй?

— Нет — когда я была жива, меня учили, что прежде меня несколько человек были потеряны таким образом.

— Тогда почему ты существуешь? — спросил я. Когда вопрос сорвался с моих губ, мне пришло в голову, что это был серьёзный вопрос, который с тем же успехом можно было задать мне самому.

— Я была создана, чтобы сторожить и хранить некоторые вещи — у рода Сэнтир всегда был индивидуальный талант, отсутствовавший у других великих родов, — сказала она. В её голосе слышались почти что неуверенные нотки, будто она говорила нехотя.

Конечно, это повлекло за собой вопрос:

— Например?

Взгляд её голубых глаз впился в меня:

— То, что ты видишь перед собой… Я являюсь «осколком» изначальной Мойры Сэнтир, ослабленной копией, если тебе будет угодно.

Эта мысль меня заинтриговала:

— Это что-то присущее лишь вашему роду? Неужели все маги Сэнтиров были способны это делать?

— Способность создавать живое тело — нечто доступное лишь архимагу, а их среди моих предков было немного. Однако волшебники Сэнтиров часто могли создавать полуразумные чары на предметах, вкладывая в них знания… Я — лишь результат предельного растяжения этой способности. Насколько я знаю, я — единственный пример… этого, чем бы ты меня ни назвал, — закончила она, показав на своё тело.

— И каково было намерение твоей создательницы, когда она тебя сделала?

— Сохранение знаний, чтобы помочь тебе… Хотя у меня не осталось воли или власти действовать, я могу научить тебя тому, что я знаю, если ты желаешь мудрости. И… — начала она говорить что-то ещё, но остановилась.

— Что? — подтолкнул я.

— Ничего.

— Это не было похоже на «ничего», там было что-то ещё.

— Я пока не готова поделиться всем — до тех пор, пока не узнаю получше твои цели… до тех пор, пока не удостоверюсь, что ты сможешь выжить, — напрямую сказала она.

— Я думал, что ты действуешь согласно моей воле, — осведомился я. — Как может симулякр быть упрямым… или осторожным?

— Некоторые вещи настолько сильно нацелены на защиту, что это желание переживает даже такое… — показала она на своё земляное тело, изящно махнув руками вниз.

У меня сложилось ощущение, что на этом этапе я ничего не добьюсь, пытаясь вырвать из неё ответ, поэтому я мысленно отложил этот вопрос на потом. Передо мной возвышался более крупный вопрос:

— Ты сказала, что и другие были «потеряны» так же, как ты… так почему ты стала вот такой? И что более важно — может ли со мной случится подобное?

Она снова улыбнулась:

— Хороший вопрос… а также часть причин, по которым я была создана. Здесь имеет значение фундаментальная разница между волшебством и тем, что делает архимаг. Маг использует свою собственную силу, чтобы создавать перемены в окружающем его мире, так же, как обычный человек может использовать силу своей руки и топор, чтобы повалить дерево. Маг орудует своей силой, и создаёт события — архимаг же слушает мир.

— По описанию, это не очень полезно, или мощно. В хрониках сказано, что ты победила тёмного бога — ты ведь сделала это не благодаря «слушанию», — настаивал я.

— Верно, я сокрушила Балинтора отнюдь не просто слушая, и именно поэтому я стала такой, как сейчас. Я искала силу за пределами человеческого понимания, силу всей земли, и я её получила, — сказала она, и на этом умолкла.

— Ничего не понимаю, — признался я.

Она пристально посмотрела на меня, и я обнаружил, что меня завораживает свет, блестевший в тёмных сапфирах, служивших ей «глазами». Наконец она раскрыла рот, чтобы заговорить снова:

— Архимаг не обладает силой, Мордэкай. Архимаг становится тем, чем он хочет обладать.