На следующий день я принялся за схему «самозапирающейся двери», которая оказалась гораздо проще, чем я предполагал. Она также была такой же захватывающей, какой казалась на слух. По сути, это был метод для обеспечения того, чтобы дверь или какая-то крышка закрывалась, и автоматически запиралась, если её оставляли нетронутой в течение какого-то времени.
Что меня завораживало, так это метод для создания задержки перед тем, как происходило действие по закрыванию двери. Её можно было настраивать, поэтому хоть стандартная дверь и закрывалась в течение нескольких секунд после использования, я мог применить ту же технику для создания задержки в минуту, часы или даже дольше. Хотя я скорее всего никогда не захочу дверь, которая ждёт так долго, прежде чем захлопнуться, я мог вообразить любое количество других чар, которые были бы полезны, если бы я мог настроить их для активации с задержкой.
Например — ловушка, или, возможно, запланированное событие, которое должно регулярно повторяться… моя голова полнилась возможностями. Чем больше я узнавал, тем больше я мог вообразить способов рекомбинации различных элементов для достижения разных эффектов.
Большую часть дня я провёл, работая над идеями и ведя записи. Я не хотел ничего забыть. Роуз и Марк большую часть времени уходили заниматься своими собственными делами, поэтому меня почти не прерывали.
Тем вечером я предпринял вялую попытку понять схему, которая описывала создание эффекта, защищавшего тайную комнату от моего магического взора. Я вскоре осознал, что вялые усилия тут не помогут, и решил отложить её на другой день. Похоже было, что я уже истратил свою дневную квоту «смышлёности».
После ужина с Роуз, Марком и Харолдом я лёг спать пораньше. Мне не терпелось вернуться домой на следующее утро. Я подумывал продлить свой визит ещё на два дня, чтобы получилась полная неделя, но я скучал по Пенни. Я всё равно мог работать в Замке Камерон — просто там меня будут больше отвлекать.
Я заснул, думая о том, следует ли мне сделать наши двери «самозапирающимися». Меня рассмешила мысль о реакции людей, когда двери сами закрываются у них за спиной. Что я могу сказать? Мне хватает маленьких забав.
Следующим утром я встал рано, предвкушая возвращение домой. Прошлым вечером Роуз сказала мне, что всё ещё ищет подходящего кузнеца, поэтому возвращаться мне придётся без неё. Я сказал ей, что заскочу через недельку, чтобы проверить, готова ли она возвращаться.
Харолд приготовил своих людей вскоре после завтрака, и я видел, что не только я один был рад возвращению. У многих из них определённо были семьи, к которым они хотели вернуться так же, как и я. Я попрощался с Марком и Роуз, и довольно скоро вернул Харолда и охранников обратно в Замок Камерон.
В здании с телепортационными кругами стоял охранник, как обычно. Он привлёк моё внимание сразу же, как только я перенёс первую группу гвардейцев.
— Простите, ваше Благородие! — сказал он, нервничая.
— Минутку, — сказал я ему. — Дай мне перенести домой остальных.
На это ушла пара минут, потом я распустил людей, и повернулся обратно к нему:
— Ладно, у тебя такой вид, будто тебе нужно что-то сказать мне…
— Да, ваше Сиятельство, Джо МакДэниел хотел, чтобы я сказал вам увидеть его сразу же после возвращения, прежде всего, — ответил тот, почтительно произнося запомненное послание.
— Скажи Джо, что я увижусь с ним сразу же, как только вернусь из Ланкастера. Меня там ждёт леди, — одарил я его одной из моих обезоруживающих улыбок.
— Прошу прощения, сэр, но Джо приказал мне сказать, что ему нужно увидеть вас первым. Он сказал, что это очень важно, — ответил он. Я видел, что ему было не по себе от того, что он мне это говорил.
— Ну, Джо на самом деле не следовало ждать меня ещё день или два, так что я сомневаюсь, что несколько минут что-нибудь изменят. Увижу его сразу, как только вернусь… — произнёс я, и нырнул в комнату, где располагался круг, ведущий в Ланкастер. Прежде чем бедняга смог набраться смелости, чтобы снова повторить своё послание, я перенёсся.
Я поспешно отпер дверь, защищавшую круг в Ланкастере, и шагнул наружу. В тот день здание охранялось не менее чем тремя людьми, что, как я знал, было делом необычным. Как только я вышел, двое из них вытянулись в струнку, а третий поднёс свой рог к губам, и громко протрубил.
— А вот в этом нет необходимости! — сразу же сказал я.
Человек с рогом закончил, и опустил его:
— Прошу прощения, сэр, герцог приказал трубить сразу же, как только вы появитесь.
Я нахмурился:
— Что происходит? — спросил я. От напряжения в этих людях у меня уже встала дыбом шерсть на загривке.
— Герцог объяснит, сэр, — ответил он извиняющимся тоном.
— Ладно, — сказал я, и пошёл к главным дверям донжона. Прежде чем я достиг их, дверь распахнулась, и из неё вылетела Ариадна, двигаясь бегом настолько стремительно, насколько может юная женщина в длинных юбках, что оказалось на удивление быстро. Прежде чем я смог поприветствовать её, она бросилась мне на грудь, и уткнулась лицом мне в плечо.
— Мне так жаль, Мордэкай! — заплакала она мне в куртку. Мои опасения поднялись на несколько делений, и преобразились в истинную тревогу. Я не видел, чтобы Ариадна так плакала, с тех пор, как она была ребёнком, и в тот раз поводом был мёртвый щенок. Что-то сказало мне, что на этот раз мохнатые животные совершенно ни при чём.
— Где Пенни? — внезапно спросил я. У меня по спине пробежало холодное чувство. Ариадна что-то сказала, но я не мог ясно расслышать её, скорее всего потому, что моя рубашка глушила её голос, ну, и ещё из-за её слёз. Дверь снова открылась, и я увидел Джеймса, приближавшегося с гневом на лице.
— Ариадна! Я сказал тебе оставаться внутри. Ты делаешь только хуже, — громко сказал Джеймс, и я понял по его голосу, что он был на грани срыва.
Она повернула к нему своё покрасневшее от слёз лицо:
— Я должна была увидеть его, Отец. Я должна была сказать ему, как мне жаль.
Его следующие слова были произнесены таким тоном контролируемого гнева, что даже я дёрнулся:
— Иди… в… свою… комнату…
— Но Отец!
— Немедленно! — рявкнул он.
Она сломалась, и побежала к донжону, а я вопросительно посмотрел на Джеймса. Для него было необычным так строго обращаться со своей семьёй.
— Где Пенни?
Его лицо изменилось, за миг перейдя от гнева к усталой печали:
— Заходи, Мордэкай. Поговорим за столом, чтобы все могли услышать. Твоя мать также хочет тебя увидеть.
Я последовал за ним в парадный зал, моё беспокойство лишь усиливалось.
— Где Пенни? — снова спросил я.
— Давай сперва присядем, парень, — по-простому сказал мне он — я видел, что он пытался меня успокоить, но это лишь ещё больше меня распаляло.
Я отдёрнулся от его руки:
— Где Пенни, чёрт побери!? Я ни шагу не ступлю, пока вы не объяснитесь!
Его лицо мало что показало, но, зная его самоконтроль, это уже о многом мне говорило.
— Она пропала, Мордэкай. А теперь идём, садись, чтобы мы могли объяснить то, что мы знаем.
Я начал быстро идти, съедая шагами расстояние между собой и главным залом. Я хотел знать всё, и я хотел узнать это немедленно. Я ворвался через двери в обеденный зал, когда Джеймс ещё был в десяти шагах позади. Комнату расчистили, и единственные оставшиеся в ней люди сидели за высоким столом. Я мгновенно приметил лица присутствующих — моя мать, Леди Торнбер, Дженевив, Уильям Дойл, бывший главным егерем герцога, а также Сэр Эндрю, новый сенешаль Замка Ланкастер. Наиболее заметными были отсутствующие — не было ни Пенни, ни Дориана, ни кого-то из охранников, которых я с ними послал.
Никто из них не выражал особой радости, увидев меня. Большинство из них пытались отвести взгляд, и казалось, что всех их разрывают болезненные эмоции. Лишь моя мать посмотрела мне прямо в глаза.
— Что случилось? Где Пенни? — спросил я сразу же, как только оказался в пределах десяти футов от стола.
Первой заговорила Дженевив:
— Её похитили, Мордэкай. Почти сразу же после того, как они сюда прибыли, их с твоей матерью похитили из гостевых покоев, куда я их поместила.
Я посмотрел на свою мать:
— Очевидно, им это не удалось. Где Пенни, и почему Дориана здесь нет, чтобы всё объяснить?
Моя мать встала, и подошла ко мне:
— Меня сильно ранили, сын, и Дориан сумел спасти меня, но после этого дела пошли плохо.
Я стряхнул её попытку обнять меня, и шагнул прочь. Я был слишком взведён от напряжения, чтобы принять её объятия.
— Как они пробрались внутрь? Откуда они знали, что вы будете здесь? — всплывала у меня в голове тысяча вопросов.
Тут у меня за спиной заговорил Джеймс:
— У них была магическая поддержка, какой-то волшебник. Он был способен скрывать их присутствие. Они вошли, и их никто не увидел, и если бы не Дориан, то они и уйти могли бы так же легко.
Я почти мог видеть, как стены задвигались вокруг меня, будто сам донжон дышал. Мои эмоции выходили из-под контроля, но всё ещё оставались скрыты за декорациями моего внешне спокойного разума. Глубоко внутри я слышал кричащий голос, и я знал, что должен был не дать ему выйти на поверхность, иначе ответов я никогда не получу. Я не мог себе позволить паниковать… пока не мог.
— Почему Дориана здесь нет, чтобы это объяснить? Где он?
Мать сделала ещё один шаг ко мне, но на этот раз руки протягивать не стала:
— Мы не уверены, Мордэкай. Позволь мне объяснить всё с самого начала… — сказала она, и поступила именно так. Я держал язык за зубами, пока она говорила, хотя мне хотелось вскочить и заорать, пока она рассказывала. С каждым мигом рассказ становился всё хуже. Пенни похитили, а мою мать пырнула какая-то сумасшедшая. Их охранников убили, а Дориан сражался как берсеркер, чтобы остановить врагов.
Появился дракон, заставив людей Герцога попрятаться, хотя в конечном счёте он оказался иллюзией. Но Дориан не подвёл — он каким-то образом пробрался через закрытую решётку ворот, ранил вражеского волшебника, и преследовал нескольких людей верхом на лошадях. Они нашли трупы и несколько мёртвых лошадей вдоль пути, которым он двигался. Он также каким-то образом спас Мириам. Она потеряла сознание после того, как её ударили ножом, но потом её нашли в лесу, живую и безопасно уложенную в кустах рядом с нехоженой тропой. Её рана исцелилась, но никто не знал, как или когда это произошло.
От Дориана и Пенни не осталось ни следа. Нет, не так — следов нашли много. В лесу были тела и куски порубленных и искалеченных тел, всё ещё двигавшихся. Шиггрэс каким-то образом устроили засаду на похитителей. Согласно Уильяму, егерю и главному следопыту герцога, там было несколько сотен шиггрэс. Однако нашли тела лишь нескольких дюжин — тех, кого Дориан порубил слишком сильно, чтобы они могли эффективно передвигаться.
Что важнее, тел Пенни и Дориана не нашли, как и тела женщины, которая, судя по всему, была главной среди похитителей. Этому было лишь одно объяснение. Мы все знали, что случалось с жертвами шиггрэс.
— Мордэкай! Посмотри на меня! — послышался голос моей матери. Она стояла передо мной, и у меня сложилось впечатление, что она пыталась привлечь моё внимание дольше нескольких секунд. Я сфокусировался на ней, и моргнул несколько раз.
— Что? — сказал я, и заметил, что мой голос звучал очень сухо, будто я долго ничего не пил.
На её лице мелькнуло облегчение:
— Не пугай нас так. Ты закрыл глаза, и всё затряслось. Мне казалось, что ты обрушишь замок нам на головы.
— Правда? — изумлённо сказал я. Голос мой звучал спокойно, но моё сердце было бурлящим вихрем эмоций. Я не помнил, чтобы я что-то тряс.
Я попытался свести мысли вместе. Обращаясь к Джеймсу, я наконец озвучил вопрос:
— Вы сказали, что волшебника ранили. Он всё ещё у вас? Живой?
— Да, он в темнице — там же, где мы держали Сайхана, — ответил он.
— Как вы его удерживаете?
Мне было любопытно, поскольку я не мог вообразить, как они могли не дать такому человеку сбежать.
— Мы позаботились о его ранах, а потом накачали его наркотиками. Держали его связанным и с заткнутым ртом. Когда он приходит в сознание достаточно, чтобы проснуться, мы его кормим, даём ему воду, и снова опаиваем. С момента его поимки он был в сознании едва больше нескольких часов, — сказал он мне.
Я был удивлён. Накачать кого-то наркотиками до бессознательного состояния — сложная задача. С той же вероятностью можно человека убить, а не лишить сознания.
— У кого хватило на это навыков и мастерства? — спросил я.
Заговорила Леди Торнбер:
— У меня, — заявила она. Я поражённо уставился на неё. Я и не знал, что она владела такими навыками.
Тут подала голос Герцогиня:
— Эли́з усвоила многие целительские навыки от своей матери, и часто применяла их для нашей пользы. Грэм сам не раз пользовался её мастерством, когда получал ранения, — пояснила она. Грэмом звали покойного Лорда Торнбера, отца Дориана, а Леди Торнбер звали Элиз, хотя я никогда прежде не слышал, чтобы кто-то называл её по имени.
Я отринул своё удивление:
— Я хочу поговорить с этим волшебником, — заявил я, и увидел озабоченность на лице Джеймса, когда я об этом упомянул.
Вмешалась Леди Торнбер:
— Он сейчас без сознания. Он, наверное, не проснётся ещё несколько часов. Это должно дать тебе немного времени, чтобы самому прийти в себя.
Её лицо совершенно ясно говорило мне о её страхе того, что я совершу убийство, если встречусь с ним сейчас. Однако я сомневался, что несколько часов уменьшат этот риск. Я повернулся к Уильяму Дойлу:
— Ты обыскал ту местность, где они исчезли?
— Конечно, милорд, — сразу же сказал он.
— Ты не мог пройти по их следу? — вопросительно сказал я.
— После их битвы шиггрэс рассыпались, двинувшись различными тропами по лесу. Я никак не мог узнать, куда они унесли Дориана и Графиню, — ответил он.
— Нашёл ли ты их личные вещи? — с надеждой спросил я.
— Не личные вещи, ваше Благородие — я нашёл несколько рваных кусков ткани от её платья, и кинжал, и всё, — ответил он.
— Никаких украшений? Графиня носила ожерелье, которое я для неё сделал, — сказал я.
— Нет, ваше Благородие, — сказал он.
Я почувствовал искорку надежды. Одной из вещей, которую мы усвоили во время наших нескольких столкновений с шиггрэс с тех пор, как я сделал зачарованные ожерелья для защиты наших людей, было то, что нежити эти чары не нравились. Несколько наших людей забрали со дня знаменитой битвы Дориана с шиггрэс, и каждый раз мы находили ожерелье неподалёку от места, где человека «обращали». Судя по всему, перейдя на другую сторону, они находили ожерелья невыносимыми, и снимали их. Если Пенни всё ещё носила своё, то это значило, что её не «обратили» — это значило, что она всё ещё могла быть живой.
Дориан, конечно, не носил ожерелья — его естественная способность стоика лишала его необходимости в чарах. Я задумался, что это могло означать для него, если его забрали шиггрэс. Он сойдёт с ума? У него не было ожерелья, которое можно было снять. Я всё ещё не был уверен, почему чары для защиты разума так их беспокоили после превращения в нежить.
Я посмотрел на окружавших меня людей:
— Пойду посмотреть место, где они напали. Я бы предпочёл чем-то заняться, пока жду пробуждения волшебника. Не думаю, что могу сидеть на месте, — покосился я на Уильяма Дойла и, не дожидаясь, показал на дверь, которая вела наружу. — Идём, — закончил я, и пошёл к двери прежде, чем он встал со своего стула.
Своим магическим взором я видел, как он повернулся к Герцогу, который лишь кивнул, а затем побежал следом за мной.