Глава 3

Следующим утром я решил отдохнуть от своего устоявшегося режима. Вместо того, чтобы направиться к кузнице и возобновить работу над следующим этапом создания брони, я пошёл искать своего второго друга детства. Благодаря Дориану я был внимательнее за ужином прошлым вечером, и сумел заметить примечательное пустое место за столом.

Я задумался, сколько трапез Марк пропустил, а я — не потрудился спросить о нём. В такие моменты я осознавал, что вообще-то был не самым лучшим из возможных друзей. Конечно, у меня было много оправданий… молодая жена, и графство, которым надо было управлять, но я всё же не мог позволить себе такой роскоши. Оправданий всегда будет хватать, а настоящих друзей — нет.

Я не видел Марка за завтраком, поэтому направился к комнате, где он проживал. Задержавшись у двери, я ненадолго прислушался. Я не услышал ничего, и мои другие чувства поведали мне, что мой друг был внутри, один, но не спящий. Я почти надеялся, что с ним будет «компаньонка»… это значительно уменьшило бы моё беспокойство. Для него действительно было неестественно проводить так много времени в одиночестве — Марк всегда был зверем высокосоциальным. Я постучал в дверь, и подождал.

Ответа не было, хотя благодаря своей способности я ощутил, как он налил себе из бутылки ещё один бокал. Я мог лишь предположить, что это было вино. Я снова постучал, и громко произнёс:

— Марк, это я, открывай! — попытался достучаться до него я. Он решил не отвечать, и вместо этого обмяк, как если бы он спал. Марк знал, что я мог чувствовать его через дверь. — Это не сработает, — крикнул я в деревянную дверь, — я уже знаю, что ты не спишь.

— Проваливай! — пришёл от него приглушённый ответ.

С меня было достаточно, поэтому я произнёс слово, отперев дверь, и открыл её. Когда я вошёл, Марк сидел на диване на другой стороне комнаты, уныло глядя на меня. Он любопытным образом держал в руке бутылку вина.

— Что ты с этим собираешься делать? — спросил я.

— Я серьёзно обдумывал мысль о том, чтобы её в тебя метнуть, — сухо сказал он, — но потом решил, что это была бы пустая трата хорошего вина, — закончил Марк. Он сменил хват на бутылке, и запрокинул её, сделав долгий глоток прямо из горлышка.

— Хреново выглядишь, — поделился я.

— Спасибо, — ответил он. — Это многое для меня значит… исходя от тебя, — произнёс он сердитым голосом, и я видел, что он готовился к ссоре.

— Если ты считаешь это остроумным ответом, то ты действительно пьян.

— Ещё нет, я только проснулся. Дай мне часок, — сказал он.

— Почему бы тебе не завязать с вином на сегодня, и помочь мне с кое-каким планированием? — предложил я. Вообще-то это была полуправда. Хотя я был не против получить совет своего друга насчёт моих планов на ближайшее будущее, я, очевидно, ещё больше хотел вытащить Марка из его тёмного настроения.

— У меня есть идея получше, Морт! — сказал он, внезапно сев, будто наполнившись энергией и энтузиазмом. — Почему бы тебе не пойти строить свои планы, и оставить меня в покое? Так и у тебя планы получатся лучше, и мне не придётся слушать твою брехню! — выдал он, снова поднял бутылку, и начал было глотать очередную порцию вина.

— Если ты собираешься быть язвительным ослом, то с тем же успехом можешь делать это на трезвую голову, — ответил я и, прежде чем он сумел среагировать, ловко выдернул бутылку из его руки.

Обычно его рефлексы были настолько быстрыми, что я ни за что бы не сумел это проделать… но продолжительное пьянство его замедлило.

— Осёл ты этакий! — воскликнул Марк. Он был недостаточно быстр, чтобы поймать бутылку, но уперев руки мне в грудь, он меня толкнул. Я перелетел столик спиной вперёд, и приземлился на пол. Марк наклонился вперёд, и начал было отбирать у меня бутылку, но я врезал ему ногой в грудь, послав его в полёт через комнату. Он отскочил от углового столба кровати, и врезался в туалетный столик.

— Ублюдок! Ты пожалеешь об этом! — закричал он мне, и схватил начавший было падать глиняный кувшин с водой.

Хоть он и был с похмелья и в плохом состоянии, я не мог не восхититься тем, как ловко он поймал кувшин… пока он не решил метнуть означенный кувшин мне в голову. Его движение застало меня врасплох, и я не пригнулся. К счастью, щит, которым я по привычке себя окружал, спас меня от трещины в черепе.

— Эй! Ты мог так кого-то серьёзно поранить! — воскликнул я. Поскольку мы в детстве несколько раз дрались, то знали негласные правила, запрещавшие метание тяжёлых предметов… или любые действия, которые могли иметь перманентный эффект.

— Будто я мог тебя ранить! Ты, и твой дурацкий щит… почему бы тебе не снять эту штуку, и не подраться, как настоящий мужчина? — бросил он мне вызов.

— Ладно! — закричал я в ответ. — Тебе не помешает хорошая взбучка. Тебе вообще приходило в голову, что твоя семья может о тебе беспокоиться? — спросил я, сбрасывая с себя щит, хотя никакого видимого эффекта это не возымело.

— Моя семья — не твоё собачье дело!

— Твоя сестра волнуется за тебя, как и Дориан.

— А что насчёт моего отца, а? Полагаю, он не потрудился спросить про меня, да?! — сказал Марк, встав, и начав осторожно ко мне приближаться.

— По крайней мере, у тебя есть отец! — крикнул я в ответ.

— И долго ты ещё будешь из-за этого нарываться на жалость? — презрительно ухмыльнулся он.

— До тех пор, пока не посажу тебя в лужу, и не вобью тебе в башку немного здравого смысла, — чуть спокойнее ответил я. Мой гнев был подлинным лишь наполовину — параллельно с этим я всё ещё пытался вычислить, каков будет наилучший способ привести моего друга в чувство.

— Всё ещё закрываешься щитом? — спросил он. Со стороны казалось почти странным, насколько спокоен он был, задавая этот вопрос, но мне в тот момент это показалось достаточно нормальным.

— Нет, я его убрал минуту назад… — начал я, и прежде, чем я сумел договорить, он нанёс быстрый удар кулаком мне в рот. Я быстро шагнул назад, пока он не добавил, но Марк не стал напирать. Я вытер кров с губы… Я уже чувствовал, как она стала распухать. — Неплохо, — прокомментировал я.

— Может, это улучшит твою внешность, — огрызнулся он.

Я шагнул вперёд, и нанёс короткий удар рукой, но попал лишь по воздуху. Я нанёс ещё несколько ударов, но не попал ни разу, пока наконец он не заблокировал один из них, и не вогнал кулак мне в живот. Когда он это сделал, я схватил его за плечо левой рукой — его второй удар выбил воздух у меня из лёгких, но я удержался, и сумел приступить к борьбе.

После этого моя ситуация улучшилась. Как и во время наших детских потасовок, я всё ещё не мог сравниться с ним в бое на кулаках, но когда мы оказались вплотную, боролся я лучше. Мои более длинные ноги и руки позволяли мне прилагать больше усилий, и он потерял преимущество, которое ему обычно давали его быстрые рефлексы. Мы немного пошатались по комнате, пока он не попытался вогнать меня в стойку кровати. Изогнувшись, я воспользовался его инерцией, и он врезался спиной в твёрдый деревянный столб.

Испустив сдавленный вскрик, он перестал вырываться. Это показалось мне хорошей мыслью, поэтому я отпустил его, и откатился прочь, тяжело дыша, чтобы перевести дух.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Чёрта с два! Боль адская! — сказал он, прижав руки к пояснице. — Хреновый приём.

— Это ты попытался меня в него толкнуть! Ты слишком сильный, чтобы я мог тебя удержать, поэтому выбор был прост — либо ты, либо я, — огрызнулся я в ответ.

Он долгую минуту хмуро смотрел на меня, потирая свою больную поясницу. Я гневно глядел на него, пока мы оба больше не смогли выдержать напряжения, и заулыбались. Миг спустя мы засмеялись, и наш гнев пошёл на убыль.

— Некоторые вещи никогда не меняются, — сказал он, когда мы отсмеялись.

— Я думал, что мы уже выросли из этих милых бесед.

— Я тоже, — печально согласился он.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — объявил я.

Мы лежали на спине, бок о бок. Твёрдые деревянные полы были не особо удобными, но мы не жаловались. Затем Марк снова заговорил:

— Воистину отчаянные, друг мой. Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но этого будет недостаточно.

Покосившись на него, я увидел, что он пялился в потолок.

— Почему нет? — спросил я.

— Потому что мне больно, Морт, мне гораздо больнее, чем ты можешь себе представить, — повернул он голову на бок, и поймал мой взгляд. Мы были друзьями большую часть наших жизней, и глядя в его карие глаза, я увидел скрывавшуюся за ними боль. Какое-то время я наблюдал за ним, пока он не отвёл взгляд. На его глаза навернулись слёзы.

— Я не понимаю, — признался я.

— Никто не понимает. Даже сейчас, зная правду, я хочу её так сильно, что ощущение такое, будто кто-то забивает мне кол в сердце. Это больно, Морт… мучительно больно, — произнёс он. Конечно, он имел ввиду свою богиню. Возможно, мне следует называть её его «бывшей богиней» — Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды.

— Мы все что-то теряем, это — часть жизни, — тихо сказал я.

— Всё не так, Морт. Вообрази, что ты годами живёшь счастливой жизнью вместе с Пенни, завёл детей, любил их, и был любимым. Представь всё, что ты когда-либо хотел, любил, уважал, чему верил… всё это. А теперь вообрази, что завтра ты просыпаешься, и обнаруживаешь, что всё это исчезло. Не просто исчезло, но никогда не существовало. Женщина, которую ты любил — её не было, она была мечтой, созданной исключительно с целью манипулирования тобой. Дети, твоя жизнь, твоё счастье — всё это было ложью, сфабрикованной существом настолько чужеродным, что оно тебя даже не ненавидит… ты был лишь инструментом, — сказал Марк, и ненадолго замолчал.

— Она заставила тебя думать, будто у тебя были дети? — озадаченно спросил я.

— Нет… идиот! Я использовал это в качестве примера — это самое близкое к тому, что я мог придумать, чтобы передать тебе то счастье, которое она во мне создавала. Это было не просто счастье, это было… всё. Пока она была со мной, у мня не было сомнений или страхов. Смерть могла грозить мне, но она держала мою руку, и я верил, что она будет ждать меня за порогом смерти. Все действия имели смысл, и каждый миг был полон значимости, всё это было частью её плана для улучшения человечества. Нет… не только это… — поведал он, и приостановился на миг, когда в его голосе прозвучала нотка стыда.

— Что? — спросил я. Я не был уверен, что хотел знать, но он не стал бы говорить, если бы не нуждался в том, чтобы сбросить с себя эту ношу.

— Это было как секс, только лучше. Всё время, пока я служил ей, я воздерживался от женщин… У меня не было к ним влечения. Каждый раз, когда я кого-то лечил… — оставил он слова висеть в воздухе, и увидел, как он содрогнулся, вспоминая.

— У тебя был оргазм, когда ты лечил людей?

— Нет! Но мне всё равно было стыдно, даже хуже, потому что ощущение было гораздо лучше оргазма. Это было подобно наркотику, восторг разума и духа, а также исступлённое ощущение физического удовольствия. Почему, ты думаешь, я ходил искать нуждающихся людей? — спросил он, и в его взгляде было смиренное отчаяние и унижение. — Я «хотел» найти больных людей. Я в них нуждался… а когда желание становилось настолько сильным, что я делал людям больно во сне, просто чтобы потом их вылечить… а она прощала меня. Она сказала, что это было нормально — слабость плоти, вынужденной содержать в себе божественное.

Я не мог не почувствовать отвращение, вызванное его словами.

— Это… — начал я, и остановился, прежде чем закончить словом, о котором я думал: «отвратительно».

— Я знал, что это неправильно, но я должен был верить ей. Мне нужно было верить ей. Я был как наркоман… Я всё ещё наркоман. Даже сейчас мне снится… Я так сильно хочу вернуться к ней, — сказал Марк, и обхватил голову руками.

— Но ты отверг её, — сказал я, надеясь напомнить ему о его собственной внутренней силе.

— Даже в этом решении я не могу утверждать, что мои мотивы были чисты. Действительно, я злился потому, что она отказалась помогать Пенни… это был момент, когда я больше не мог притворяться, что она руководствовалась нашим благом. Я уже знал… глубоко внутри… но в тот момент я в этом уверился. Но даже при этом у меня не хватило бы сил её отвергнуть, если бы я не был так зол.

— Зол на то, что она не хотела помочь Пенни, — добавил я за него.

— Нет, — ответил он лишённым надежды голосом, его лицо покраснело, а глаза наполнились слезами. — Я злился за то, что она не давала мне желаемое… то, в чём я нуждался. Это была злость наркомана, которому отказали в следующей дозе.

Я долгие минуты смотрел на своего друга. У него кончились слова, а у меня слов для него не было. Моей единственной мыслью было то, что человек с благородным духом был сломан, и превращён вот в это. Друг, которого я так долго знал, был разрушен, тщательно, изнутри и снаружи, настолько полно, насколько это вообще можно было с кем-то сделать. Оглядываясь назад, я думаю, что в именно в тот день я осознал, что испорчен может быть любой человек, что никто из нас не имел иммунитета ко злу. Какими бы высокими ни были наши идеалы, мы все были подвержены слабости и порокам. Это был последний шаг от невинности к взрослой жизни.

Но у нас всё ещё были возможности для выбора. Быть может, плохие возможности, порой казавшиеся незначительными, но выбором они от этого быть не переставали. По крайней мере, каждое утро содержит в себе выбор — утонуть в отчаянии, или встать, и попытаться что-то сделать, каким бы бессмысленным это ни было.

Наконец мои мысли сошлись вместе, и я произнёс:

— И что ты теперь будешь делать?

Он засмеялся:

— Тут ничего не поделаешь. Отдай мне ту бутылку, и сделаю единственное, что может притупить боль, — произнёс он. В его голосе не было извинений, лишь онемевшее принятие факта.

— Это просто медленная смерть, — ответил я.

— Мне пойдёт, — сказал он. — Я ведь, вообще-то, не особо хочу жить. То, чем я стал… оно не заслуживает жизни.

— Ты правда хочешь умереть? — спросил я без малейшего намёка на насмешку.

— Ага.

— Тогда давай сделаем это.

— Что? — спросил он с ноткой удивления.

— Ну, не я, конечно — мне ещё есть, ради чего жить… но если тебе правда так больно, то тебе следует позволить мне помочь тебе, — искренне сказал я ему.

— Это не смешно. Я серьёзно, Морт.

— Я знаю. Я люблю тебя, Мрак. Ты был одним из лучших моих друзей, сколько я себя помню. Если тебе настолько больно, то я хочу тебе помочь, — сказал я. В тот момент я был совершенно серьёзен, и он видел это у меня на лице.

— Почему?

— Давай посмотрим на альтернативы, — объяснил я. — Ты можешь упиться до смерти… в течение месяцев или лет, причиняя боль всем, кому ты небезразличен, заставляя их смотреть на твоё медленное угасание. Ты также мог бы покончить с собой каким-нибудь зрелищным образом, шокировав всех, и причинив им ещё больше боли. Или… — приостановился я, подняв палец. — Ты мог бы позволить мне помочь тебе.

— Как помочь? Тут ты меня потерял, — сказал Марк, но по его словам я понял, что его гнев и отчаяние наконец сменились любопытством.

— Помочь тебе умереть. Обычно, когда кто-то совершает самоубийство, человек делает это в одиночестве, и результат обычно бывает таким, что кто-то получает противный и грязный сюрприз, когда обнаруживают случившееся. Если я помогу тебе, то твои варианты будут значительно лучше. Ты можешь сейчас выбрать место и время, а я позабочусь о том, чтобы никто не нашёл твоего тела… если только ты не хочешь, чтобы его нашли. Ты можешь просто исчезнуть, и никому не нужно будет узнать… или я могу передать «новости» месяцы или годы спустя, чтобы твоя семья могла успокоиться.

— Ты сделаешь это для меня?

— Я не думаю, что мог бы назваться другом, если бы бросил тебя в такое время, но… — многозначительно примолк я.

— Но что? — спросил Марк.

— Ты должен поклясться в том, что позволишь мне помочь тебе.

— Что это значит?

— Это значит, что ты не можешь сделать это в одиночку. Если ты серьёзно решил, что хочешь сделать это, то тебе придётся позволить мне помочь тебе. Ты можешь сделать это так, как пожелаешь… я помогу с любым планом, который ты придумаешь, но ты сначала должен мне о нём рассказать, и это не может быть что-то глупое — вроде упивания до смерти.

Марк долгий миг внимательно смотрел на меня — в его лице было больше надежды, чем я видел за последний месяц.

— Ладно, договорились, — сказал он.

— Поклянись, — настоял я.

— Я клянусь дать тебе знать, когда и где я умру, покуда ты клянёшься помочь, а не вмешиваться, — ответил он.

— Я клянусь помочь, чтобы ни случилось.

— И что дальше? — спросил он.

— У меня ещё есть дела этим утром, а у тебя? — сказал я ему.

Марк засмеялся:

— Моё расписание свободно. Я собирался упиться до потери сознания, но сейчас это кажется довольно бессмысленным. Полагаю, я приступлю к планированию.

— Предлагаю тебе сперва принять ванну и побриться — нет смысла пахнуть как дохлая крыса. Но не забудь… тебе нужно сначала сказать мне, что бы ты ни решил, — сделал я акцент на последнюю часть.

— Скажу. Но насчёт бритья не уверен — я подумывал отрастить себе бороду, — сказал он, проведя рукой по неоднородной щетине, проросшей на его щеках. Марк никогда не был благословлён хорошей бородой — волосы у него на щеках росли как попало, оставляя некоторые участки совершенно лысыми.

— Для тебя это, наверное, будет плохой мыслью, — сказал я, похлопывая его по плечу.

— Я думаю, ты просто боишься, что моя борода будет выглядеть лучше, чем эта жалкая козлиная бородка, которая у тебя, — с издёвкой ответил он.

— Верь во что пожелаешь… но у некоторых из нас есть дар, а у других… ну, чем бы ни было это нечто, прорастающее у тебя на лице, — поддел я его. После этого мы продолжили дразнить друг друга несколько минут, прежде чем я наконец ушёл прочь.

Направляясь к своей мастерской, я гадал о том, что он решит. Мои инстинкты говорили мне, что чем бы это ни было, оно будет лучше, чем то, что он делал до этого. Наконец я отложил эту мысль в сторону, и решил довериться ему. У меня было ощущение, что всё получится, но я всегда был оптимистом.

Загрузка...