Архмаг освобождённый

Глава 27

Я вернулся в Ланкастер рано следующим утром. Я с особым тщанием причесался, и когда я явился в Ланкастер, каждый мой волосок был на своём месте. Мои борода и усы были тщательно подстрижены, а моя одежда была безукоризненна. Опять же, мне показалось, что Пенни хотела бы чего-то подобного, хотя, после дальнейшего анализа, это могло быть симптомом усилий, которые я прилагал к взятию собственных эмоций под контроль.

Джеймс встретил меня сразу же, как только я вошёл. Он одним взглядом оценил мой внешний вид, и я увидел в его взгляде одобрение.

— Ты сегодня выглядишь лучше, Мордэкай.

— Так и есть, ваша Светлость, мне стало значительно лучше. Надеюсь, вы простите моё вчерашнее поведение, я был сам не свой, — подчёркнуто формальным тоном сказал я ему.

— Не нужно быть таким серьёзным, мы же родственники, в конце концов, — сказал он мне. Вообще-то, его жена действительно была моей тёткой, каковой факт я узнал лишь два года тому назад.

— Формальность, возможно, является тем, с помощью чего я справляюсь, сэр. Надеюсь, что вы поймёте, но сейчас я не могу себе позволить слишком распускать свои эмоции, — ответил я.

— Ты имеешь ввиду вчерашнее «землетрясение»?

Уильям, наверное, увидел больше, чем я думал, и конечно же, он поговорил со своим господином. Конечно, я не мог разумно ожидать, что они не сопоставят одно с другим, даже без рассказа Уильяма.

— Меня несколько занесло. Худшее уже позади, пожалуйста, не волнуйтесь. Я больше не позволю случиться чем-то подобному, — заверил его я.

В уголках глаз Джеймса появились морщинки, когда его лицо приняло сочувственное выражение:

— Ещё не конец, парень — ты это знаешь, то же самое было после гибели твоего отца. Это никогда не проходит полностью.

— Как это приняла Леди Торнбер? — внезапно спросил я. Я чувствовал себя слегка эгоистичным, не подумав о ней прежде — в конце концов, она потеряла своего единственного сына. Страдал тут не только я.

Я увидел, как сжались челюсти герцога:

— Она приняла это похвальным образом, как и все из её рода. Тем не менее, это тяжело ей далось — она лишь два года назад потеряла Грэма, а теперь ещё и своего сына. Она по большей части сидела у себя, хотя Дженевив и твоя мать часто её навещали.

Я кивнул, поскольку не знал, что сказать. Мы пошли дальше, к залу, и Джеймс спросил, успел ли я уже поесть. Я не успел, поэтому мы позавтракали тем утром вместе, в солнечной комнате. Он каким-то образом держал всех остальных на расстоянии, хотя я уверен, что они все хотели меня видеть. В частности — этого определённо хотела моя мать, но я на самом деле не был готов разбираться с её эмоциями. Я и так уже едва справлялся со своими собственными.

За едой мы почти не говорили, но в конце концов я упомянул о главной причине, по которой я появился так рано.

— Сейчас я готов поговорить с волшебником, — без обиняков сказал я.

Джеймс отодвинул в сторону свою тарелку:

— Ты вчера чуть не напугал бедняжку Ариадну до смерти.

— Мне нужно попросить за это прощения, и поблагодарить её. Если бы не она, то я мог допустить серьёзную ошибку, — ответил я. — Я бы также хотел заплатить за урон, нанесённой вашей двери.

Он небрежно махнул рукой:

— Не беспокойся об этом, мы через слишком многое прошли, чтобы ссориться из-за дверей. Однако мне любопытно, что такого тебе могла сказать Ариадна, что ты так значительно успокоился, по сравнению со вчерашним днём.

Я смущённо опустил взгляд:

— Она просто напомнила мне о том, что раньше говорила Пенни, и о том, что она подумала бы о моих планируемых действиях, — сказал я ему правду, но очень иносказательным образом, совершенно не упомянув тот факт, что источником информации было одно из видений Пенни.

Мы говорили наверное ещё четверть часа, прежде чем я откланялся, и пошёл искать свою мать. Бесполезно было оттягивать неизбежное. Я нашёл её одиноко сидящей в комнате, которую ей выделила Дженевив. От моего внимания не ускользнул тот факт, что комната была прямо рядом с собственными покоями герцога, или что у входа стояли двое охранников.

Охранники молча отступили, когда я приблизился — они оба знали меня. Я постучался. Я уже знал, что Мириам была внутри, и не спала, но я не хотел её пугать.

— Да? — послышался миг спустя её голос.

— Это я, Матушка, можно войти? — спросил я.

— Конечно, — сказала она, отодвигая задвижку, и открывая дверь. — Я всё гадала, покажешься ли ты сегодня.

Я серьёзно на неё посмотрел:

— Прости, за вчерашнее. Я был сам не свой.

Она кивнула:

— Думаю, все уже это знают. Что касается убитых горем реакций, я не думаю, что твоя так уж выходила за рамки того, что уже бывало прежде, — сказала она и, шагнув вперёд, обняла меня, когда я захлопнул дверь.

Я молча держал её в объятьях какое-то время. Каким бы старым я ни становился, я не думаю, что этот простой жест когда-нибудь перестанет меня успокаивать, хотя я не мог не заметить, какой маленькой она была. Неужели она всегда была такой маленькой?

— Вчера я в своей глупости даже не остановился, чтобы спросить, как идёт твоё выздоровление. Насколько тяжело ты была ранена?

Она отпустила меня, и вернулась к столу, где она занималась вышивкой. Она редко позволяла своим рукам долго оставаться без дела.

— Я на самом деле не знаю, — ответила она. — Я покажу тебе шрам, если тебя не слишком смутит глядеть на грудь своей старой матери.

Миг спустя она обнажила свою грудь и живот, и увиденное заставило меня ахнуть. От её живота вверх шла длинная серебряная линия, начинавшаяся чуть выше её пупка, и кончавшаяся у её коротких рёбер, с правого бока. Это была плохая рана, однако, что было ещё удивительнее — она выглядела полностью исцелённой.

— Она ещё болит? — сразу же спросил я. Она уже снова натягивала свою верхнюю одежду, чтобы прикрыться.

Мириам поморщилась:

— Да, болит. Какие-то ткани под ней не полностью исцелились, насколько я могу сказать.

— Но как?

— Последним, что я помнила, был ужасный кинжал той женщины, вспарывавший меня подобно свинье на бойне. Я пыталась удержать в себе внутренности, и тогда-то я и потеряла сознание. Когда я снова очнулась, я была здесь, в кровати, и моя рана была закрыта, — объяснила она.

Я задал ей ещё несколько вопросов, и она более подробно описала мне, что именно произошло: обращённые к Дориану слова Пенни о его забрале, то, как вошли убийцы… и случившаяся схватка. Судя по её описанию, я видел, что Пенни явно ожидала случившееся. «Но почему она не пыталась этого избежать?» — задумался я. Она видела приближение своей смерти, она могла спрятаться, а не действовать ожидаемым образом, но не сделала этого. Что могло быть настолько ужасным, что она приняла свою смерть, чтобы это предотвратить?

Я поднял взгляд, и осознал, что пропустил последние несколько слов своей матери.

— Прошу прощения? — сказал я.

— Я спросила, о чём ты думал.

— Я думал, что мне следует провести более правильный осмотр твоей раны, — сказал я, скрывая свою отвлечённость.

— Это будет больно? — спросила она, слегка нервничая.

Я пододвинул свой стул поближе к ней:

— Не должно, если только мне не придётся что-то исправлять.

— Может, мне тогда следует лечь, — предложила она. Я чуть не хлопнул себя по лбу — надо было самому догадаться.

— Это хорошая мысль, — ответил я. Как только она устроилась поудобнее на кровати, я сел рядом с ней, и положил руку ей на живот. Закрыв глаза, я перевёл всё своё внимание на свой магический взор, сосредотачиваясь на лежавшей рядом со мной женщине. Я надеялся, что обнаруженное мной будет простым — если будет слишком трудно, то я могу быть вынужден покинуть своё тело, как я однажды уже делал с Пенни. Что-то вроде этого было рискованным, как я уже усвоил.

Несколько минут спустя я был удовлетворён. Порез рассёк кожу, жир и мышцы её живота. Также было похоже, что были повреждены её печень и одно из лёгких, но эти уже были залечены. Однако мышцы живота не были полностью соединены обратно, что, наверное, и было причиной её боли. Я приглушил нервные импульсы в этом регионе, и аккуратно соединил мышцы обратно вместе.

Открыв глаза, я посмотрел на неё — она всё это время внимательно наблюдала за мной.

— Думаю, я нашёл проблему. Ничего серьёзного, но болело бы долго.

— Ты знаешь, как я исцелилась? — спросила она.

— Магия, — просто сказал я, — но я не понимаю, почему.

Она положила свою ладонь поверх моей:

— Ты выяснишь.

Я улыбнулся ей:

— Выясню.

— Просто не сделай по пути ничего глупого, — предостерегла она.

— Я сегодня контролирую себя гораздо лучше.

Она покачала головой:

— Я не имею ввиду, что не следует наказывать тех, кто за этим стоит. Просто убедись в том, что точно знаешь, кого винить, прежде чем сделаешь что-то необратимое.

— Я понимаю, — сказал я, чтобы её успокоить.

Она всё равно продолжила:

— А потом, когда будешь уверен, чертовски хорошо позаботься о том, чтобы у них больше никогда не было возможности навредить никому из наших близких.

По крайней мере, в этом мы были согласны.

Леди Торнбер и один из охранников герцога вошли в камеру передо мной. Заключённый там человек был связан, а его глаза были закрыты повязкой. Он тихо застонал, когда мы вошли. В камере стояла мягкая кровать, и я вопросительно посмотрел на мать Дориана.

— Я не хотела, чтобы он умер до твоего возвращения, — сказала она. — Если бы мы оставили его на полу, то у него могли появиться пролежни, и он бы умер от заражения.

Я кивнул:

— Он в сознании?

— Он должен быть близок к сознательному состоянию, но это едва ли имеет значение. За неделю такого содержания его разум помутился — после того, как он очнётся, уйдут часы, чтобы он полностью вернулся во вменяемое состояние, — ответила она.

Я начинал видеть Леди Элиз в новом свете. В детстве она была просто матерью Дориана — строгой, но также доброй и любящей. Теперь я вынужден был взглянуть в лицо тому факту, что она также была искусной травницей и знатоком ядов. Эти два образа почему-то отказывались сходиться у меня вместе.

— Вы уже делали это прежде, так ведь? — спросил я, не думая.

Она ответила, блеснув взглядом:

— С волшебником — никогда… так гораздо сложнее. Когда узнаешь, кто его послал — дай мне знать, я сделаю тебе кое-что особенное, специально для них.

Когда она это сказала, у меня по спине пробежала дрожь, и я вспомнил, что это была женщина, только что потерявшая сына. «Она, наверное, желает мести не меньше меня».

— Я переведу его в Замок Камерон, — сказал я ей, и кивнул в сторону охранника. — Мне понадобится ваша помощь, чтобы его переместить, поскольку он пока недостаточно вменяем.

Она вопросительно посмотрела на меня:

— Ты уверен, что это мудро? У тебя в донжоне нет темницы.

— Его здесь держала не темница, миледи, а вы — или, точнее, его удерживали используемые вами приёмы. Я буду пристально следить за ним с помощью других средств, — закончил я, наклонился, и аккуратно замкнул тонкое серебряное ожерелье вокруг шеи пленника. Двигался я небрежно, но при этом очень осторожно.

— Что это? — спросила Элиз Торнбер.

— Одно моё изобретение, — самодовольно сказал я. — Оно будет сдерживать его, пока я не решу его судьбу.

— Оно опасно?

— Очень, — ответил я.

Она улыбнулась:

— Ты всегда был хорошим мальчиком, Мордэкай. Мой сын был высокого о тебе мнения.

— Я никогда не был таким хорошим, как Дориан, но он служит мне примером того, какими могут быть люди, — совершенно искренне ответил я.

Тут Леди Торнбер подалась вперёд, и удивила меня поцелуем в щёку. Он был внезапным и мягким, но мне показалось, что я ощутил в нём и толику слёз.

— Спасибо тебе за это, Мордэкай. Вот, возьми, — сунула она мне в руки маленький стеклянный флакон.

Я не стал задавать ей вопросов, но мой взгляд, а также одна слегка поднятая бровь, сказали всё за меня.

— Вкус у этой штуки сладкий, как медовый ликёр. Добавь в напиток, или используй в качестве добавки для десерта, и отведавший его впадёт в глубокий сон, и больше никогда не проснётся, — тихо сказала она.

— Почему я?

— Если кто-то и найдёт тех, кто в ответе, так это ты. Я сомневаюсь, что тебе он понадобится, когда ты их найдёшь, но порой тонкость — единственный путь, даже для волшебника, — ответила она.

— Сколько ему надо времени, чтобы подействовать?

Её глаза сверкнули в тусклом освещении:

— Хороший вопрос… по меньшей мере день, иногда два, если доза недостаточно большая.

— День до того, как заснут, или день до того, как перестанут дышать? — сказал я, для верности.

— День до того, как заснут — смерть наступит через несколько часов после этого.

Я нахмурился:

— Это кажется ужасно медленным.

— Тебе ещё многому следует научиться. Скорость редко является другом отравителя. Лучше — медленно и верно, и это даёт тебе время отдалиться, чтобы избегнуть подозрения. Люди обычно винят последнюю трапезу, а не ту, что была за день до того.

Чем больше я узнавал о тайной профессии Леди Торнбер, тем больше она меня пугала. Как может столь искусное в тонком и смертоносном обмане существо быть той же самой женщиной, которая взрастила моего друга Дориана?

Моё замешательство, наверное отразилось у меня на лице, поскольку она успокаивающе похлопала меня по щеке:

— Не волнуйся на этот счёт, Мордэкай, мы все должны принимать на себя в жизни разные роли. Некоторые люди путают свою личность с тем, что делают. Не путай «роль» со своим «я». Я много чего делала, но я не являюсь ничем из этого, я — леди Элиз Торнбер. Я была лекарем, женой, матерью, и, порой, при необходимости, отравителем.

Её слова нашли отклик в моей душе, резонируя с какой-то внутренней истиной. Я знал, что буду помнить их ещё долго.

— Спасибо, Элиз, — сказал я, впервые в жизни обратившись к ней на «ты». — Ты всегда была добра к нам в детстве, кроме случаев, когда от тебя требовалась строгость. Я никогда не сомневался в тебе, какими бы скрытыми талантами ты ни обладала.

Я повернулся к охраннику:

— Помоги нам поднять его. Я хочу, чтобы он был в Замке Камерон, и в мягкой кровати, прежде чем он придёт в себя.