Глава 42 КТО РАЗРЕШИЛ ВАМ УКАЗЫВАТЬ ЛЮДЯМ?


Бензин в квадроцикле кончился. Шон скатил его с пригорка и закидал снегом. Еще сутки они пережидали пургу. Самурай не решился идти дальше, хотя время играло против них. Что за ними пошлют погоню, было очевидно. Он соорудил подобие берлоги, в которой они сидели и слушали, как воет ветер. Катя не выдержала и нарушила молчание:

— Есть охота.

Шон потер глаза указательным и большим пальцем, похлопал себя по груди, расстегнул ворот плаща и достал из-за пазухи сверток:

— Держи, тебе нес. Что-то совсем из головы вылетело.

— А как же ты?

— Ешь, я перебьюсь. Не беспокойся обо мне.

Катя развернула сверток. Немного сухарей, консервы с кашей и брикет вермишели. Раскрыла брикет и принялась грызть сухую вермишель.

— Кипяточком бы залить... — Она хрумкала, слегка улыбаясь, совсем по-детски. — Твоя сабля?

— Что?

— Твоя сабля, можно ее посмотреть?

— Это меч, а не сабля, — Шон достал оружие из ножен и положил себе на колени. — Катана, — добавил он и осторожно протянул оружие девочке.

— Легкий. Я думала, что он намного тяжелее.

— Килограмм с небольшим. Осторожней, он очень острый.

Катя взялась за рукоять двумя руками, посмотрела на свое расплывчатое отражение.

— Как ты думаешь, я красивая?

Шон даже поперхнулся, подставил ко рту кулак, прокашлялся и, резко выдохнув, стукнул себя в грудь.

— В каком смысле?

— Ну как женщина я красивая?

— Не знаю.

— Тебе что, не нравятся женщины? — Катя изумленно уставилась на Самурая.

— Почему? Нравятся.

— А-а-а, а то я подумала...

— Чего ты подумала? Так, хватит дурацкие вопросы задавать. Тебе лет-то вообще сколько?

— Максимыч говорил, что четырнадцать или пятнадцать. Но это приблизительно, точно я не знаю.

— Понятно. Шмакодявка, значит, еще, — фыркнул Шон.

— Я уже взрослая! Максимыч сказал, что в этом мире детей нет!

— Твой этот Максимыч — зло. Понимаешь? Его убить нужно, тогда всем хорошо станет. Все беды людей из-за него.

Острие клинка застыло у горла Самурая, он невольно поднял голову.

— Ты чего? Спокойней. Тише, тише, — он медленно поднял руки, растопырил пальцы.

— Это вы — зло, а он хороший. Он никому не делает плохого, если его не трогать. Это вы на нас охотились постоянно. Вы! А мы просто убегали! Вы дядю Витю убили! Меня украли!

— Тише, тише, — сглотнул слюну Самурай.

— Не смей так о нем говорить!

— Хорошо, я понял.

— Он придет за мной. И когда он это сделает, я скажу ему, чтобы он не убивал тебя. Скажу, что ты помогал мне и хорошо ко мне относился. Но не смей о нем больше так говорить. Понял? Он самый лучший в этом мире.

— Да понял я, понял.

Катя убрала острие от горла Шона, и он облегченно вздохнул.

— На. Забирай свою саблю.

Самурай осторожно взял меч.

— Дура ты, конечно, но с характером. Генерал бы оценил твою храбрость. И запомни, это не сабля, а меч, — он убрал катану.

— Сам ты дурак. И все вы дураки. И генерал ваш дурак.

— Луций легенда. Он спасение. Ясно? Мы людей объединяем и даем им надежду на лучший мир. Просто люди этого не хотят понять и сопротивляются. Вы как щенята, которые недавно родились. Берешь такого за холку и тащишь к миске. Суешь мордой в нее, а он отворачивается и уползает. Его опять тычешь туда же, а он опять жрать из нее не хочет. А потом все равно к ней приползет и станет из нее трескать.

— А если не станет? То вы его убиваете, да?

— Лучше устранить часть тех, кто не хочет принять новый мир, и спасти тех, кто попросту заблуждается.

— А кто сказал, что ваш мир кому-то нужен? Кто вообще разрешил вам указывать людям?

— Так! А ну-ка, брось тут демагогию разводить. Ты вообще еще сопля малолетняя для того, чтобы понимать, что хорошо для кого, а что плохо.

— Ну конечно. Я маленькая пленница, и ты еще не решил, что со мной делать, так как тебе не отдали приказ.

— Я подчиняюсь генералу, и он приказал охранять тебя. Я и охраняю.

— А приказал бы убить — и ты бы отрубил мне голову, да?

— Да! — злобно рявкнул Шон.

— Ах так? Ну на, — Катя встала на колени, оттянула ворот одежды, оголяя шею. — Давай руби. Ну же, руби.

Шон со злости пнул ее ногой, и она отлетела назад, упала и заплакала.

— Совсем сдурела, глупая девчонка? Я что, по-твоему, мясник какой или палач? Ты хоть знаешь, что такое честь? Верность? Да я... — он отвернулся. — Ничего ты не понимаешь.

— Максимыч вас всех на куски порежет. Всех. Он меня спасет, вот увидишь.

— Хорошо, пускай так и будет, а сейчас заткнись и отдыхай. Скоро выдвигаться нужно будет. Слышишь, ветер стихает.

— Твари. Ненавижу вас всех, ненавижу, — она поежилась и затихла.

Шон смотрел на свернувшееся калачиком тело, худое и беззащитное. Сейчас он за много лет почувствовал себя беспомощным, почувствовал себя тем самым мальчишкой, который чудом остался в живых. Генерал сделал из него воина, как сделал воинов из многих, научил быть храбрыми, не бояться смерти. Но он лишил их самостоятельности... На секунду в голову вкралась мысль: прикажи ему генерал убить ребенка, сделал бы он это? Раньше такие мысли ему на ум не приходили. Все поменялось, вся жизнь за какие-то дни покатилась к чертовой матери, словно решила взять свое обратно и вновь поставить его на колени. Нет, на это он не подписывался. Он доберется до легиона, до генерала, и тогда все встанет на свои места, ему наконец-то объяснят, что произошло в Новом Риме. А сейчас просто надо выжить, а это он умеет. Сутки, максимум двое — и они выйдут к ставке генерала. А там все наладится. Они разобьют Князя, убьют лжемессию и...

Он снова взглянул на Катю. Почему, чтобы стало хорошо, нужно кого-то убить? Разве без этого нельзя? Видимо, нет. Не он придумал все это, и не ему это менять. А она просто девочка, которая не понимает, что ее приятель и есть истинное зло. Не будь его, все было бы по-другому. Мир бы не катился в пропасть. Всего-то и нужно — убить зверя. Одна жизнь в обмен на всеобщее благо... Шон прикрыл глаза и задремал.


Сорок восемь часов на ногах, с небольшими перерывами на отдых и сон, утопая по колено в снегу. Сил уже почти не осталось. Один раз Катя потеряла сознание от усталости и он чудом не ушел без нее дальше. Вовремя спохватился, вернулся, привел ее в чувство. Теперь он двигался позади девочки, смотря на тощенькие плечики. Как только это хрупкое тельце находило силы двигаться, он не понимал. Хорошо хоть не было ветра и мороза. Он поднес правую руку ко рту, выдохнул в кулак теплый воздух, растер ладони. Катю вновь пошатнуло, но он успел подхватить ее.

— Все хорошо, просто как-то качнуло, — еле пробормотала она, прижимая к себе тряпичную куклу.

— Что-то не похоже, что хорошо.

— Спать хочется.

— Ты что? Не-не-не. Даже не думай. А ну, — он стал тормошить ее. — Так, давай терпи. Немного осталось. Скоро выйдем к лагерю, там будет тепло.

— Опять меня запрете в каком-нибудь подвале?

— Подвал лучше, чем мороз и голод. Ты давай не распускай нюни.

Он подхватил ее под руку и потащил вперед, рассказывая, что их ждет теплое место и еда. Еле прошли пару-тройку километров, как спутница Шона закатила глаза, ее ноги подкосились, а он только и успел, что подхватить ее и уложить аккуратно на снег.

— Эй, ты чего? Хорош придуриваться. Ну же! Ты сильная. Давай открывай глаза. Ну же!

Он легонько стал хлестать ее по щекам, потом отер лицо снегом. Что делать в таких случаях, он не знал. Он следопыт, разведчик, но никак не доктор. Тупо сидел перед ее телом на коленях, а она лежала то ли живая, то ли мертвая. Наконец вышел из ступора, встряхнул ее за плечи, и Катя что-то промычала. Из последних сил поднял ее на руки и понес вперед. Весь в мыле. Легкие горели. От перенапряжения мышцы рук ломило. Спина затекала. Он останавливался, падал на колени, тяжело дышал, ел снег. И все повторялось снова.

Когда увидел поселок, начало темнеть. Черные очертания домов маячили вдалеке. Каждый живший на этой земле знал, что любой город, любая деревня таит в себе опасность. Он находился на территории противника, но им с Катей требовалось укрытие. Нужно было развести огонь и передохнуть. Девчонка не выдержит, если продолжать в таком же темпе, да и он сам был на пределе человеческих сил. Когда совсем стемнело, он оставил Катю, которая по-прежнему пребывала в полуобморочном состоянии, а сам пошел в неизвестность.

Шныряя меж строений, обшарил близлежащий квартал. Никаких следов присутствия людей не было. Выбрал один из домов, спустился в подвал. Из трубы и тряпки соорудил плохенький факел. Проверил наличие выходов, на случай если придется быстро и незаметно уходить. То, что нужно. Перегородок не было — значит, можно чуть что пройти все здание и выйти из любого подъезда. Проржавевшие трубы теплотрассы, словно вены огромного зверя, тянулись по потолку. Много всякого хлама, которого хватит на всю ночь, чтобы поддерживать огонь.

Вернулся за Катей и притащил ее в найденный подвал. Развел огонь. Сделал настил и уложил девчонку.

Первые сутки просто отсыпались. Шон то и дело поднимался, прислушивался, дышит ли девочка. На второй день Катя пришла в себя. К тому времени Шон, порыскав по округе, раздобыл чайник, пару кружек и даже банку варенья, старого, засахаренного, но вполне съедобного.

— Где это мы? — поднимаясь на локтях и озираясь, произнесла Катя.

— В подвале.

— Опять в подвале, — девчонка сморщилась.

— Здесь безопасно, — он протянул ей кружку с растворенным в кипятке вареньем. — Ты долго спала.

— Вкусно, — отхлебнув, Катя улыбнулась. — Мне плохо стало, да?

— Да. Пришлось сделать привал. Я тут немного осмотрелся, место глухое. Даже следов нет. Отдохнешь, и пойдем дальше.

— Есть хочется.

— Да, понимаю. Но ничего нет. Только вот это, — он кивнул на полупустую банку. — Так что нужно как можно быстрее добраться до нашего лагеря. Одни мы долго не протянем.

— Мы с Максимычем были одни, и он справлялся со всеми проблемами.

— Болтай поменьше. Даю тебе еще день, и выдвигаемся. Так что лучше прикрой рот и побереги силы, они тебе потребуются.

— Почему ты меня не бросил? Почему возишься со мной?

— Я приказ выполняю. Я же говорил. Тебе не понять.

— Ну, конечно, — она допила так называемый чай, протянула кружку Шону. — Спасибо.

— Не за что.

— Я не про чай.

— Я понял.

Долго сидели молча, смотрели, как горит небольшой костер. Шон соорудил что-то вроде комнаты: отгородил их разным тряпьем и старыми фанерными листами, чтобы тепло не распространялось на весь подвал, а хоть немного задерживалось рядом с ними.

— Почему ты так предан генералу? — с неприязнью произнесла Катя.

Самурай посмотрел на нее исподлобья, пошевелил костер.

— Он мне жизнь спас. Приютил. Дал мне все то, что я сейчас имею. Я должен был погибнуть много лет назад. Теперь моя жизнь принадлежит ему. Весь высший состав офицеров предан ему. И любой отдаст за него жизнь.

— Меня Максимыч с дядей Витей тоже спасли. Вырастили, заботились обо мне. Дядя Витя верил в Бога, верил в то, что Он нам поможет. Верил в то, что Марс спасет нашу планету, если указать ему путь, дать ему какой-то цветок жизни. Однажды я слышала, как он молился. Просил, чтобы Максимыч не потерял этот самый цветок. В молитвах он просил дать ему силы и уберечь Марса от отца его. Просил, чтобы он не был таким. Каким «таким»? — она пожала плечами.

— Это же ересь, — встрепенулся Шон. — Нет никаких богов. Молитвы бессмысленны. Религия довела наш мир до этого, — он провел рукой перед собой. — Все верили в разных богов и убивали друг друга из-за них. Я знаю, о чем говорю. Наша община верила тоже. А те, кто нас поработил, верили в медведя. И их медведь оказался сильнее. Мы для них были недочеловеки. Вера только одна. Истинная вера в Млечный путь.

— Тогда почему «Огненные братья» висели над входом в Новый Рим?

— Вот этого я не знаю. Почему и надо найти генерала.

— Я видела, как «Огненные братья» убивают тех, кто не хочет верить в их Млечный путь. Так чем их религия лучше остальных?

— Я что, похож на проповедника? Сказано «лучше», и точка.

— Вот все так и говорят. А дядя Витя в добро верил и в то, что Марс нас всех спасет. Правда, сам Максимыч в это не верил и все над ним посмеивался. А я верю в то, что он тот самый, про кого говорят.

— Слушай, ты можешь заткнуться? — Шон недовольно ломал табуретку и кидал ее части в огонь. — А то я устал слушать про твоего хорошего Максимыча, от которого страдает весь мир.

— А если я убегу от тебя?

— Беги, — усмехнулся Шон. — Только куда?

— Ты прав, некуда. — Она повернулась на бок, свернулась калачиком и заплакала.

Шон какое-то время сидел молча, потом достал из-за спины ее куклу, повертел в руках. Обычная самодельная, почти бесформенная игрушка, сделанная из клочков одежды. Встал и подошел к Кате. Без слов положил игрушку рядом с ней. Его пленница так же молча прижала ее к себе. А он какое-то время смотрел на нее. В голове пустота, никаких мыслей.

С рассветом Шон вышел на поверхность. Все кругом серое, даже снег показался темным. Отошел от дома, осмотрелся. Вернулся и дождался, когда Катя проснется. Допили чай из варенья и двинулись в путь.

— Нас что, больше не преследуют? — щурясь от дневного света после подвальной темноты, спросила Катя.

— Я не видел следов. Возможно, они нас потеряли, хотя расслабляться не стоит: если они нас ищут, то весь отрыв, который был у нас, сошел на нет. Мы сделали добрый крюк, дабы запутать их, но у гвардейцев тоже есть хорошие следопыты. Если ты больше не будешь падать при смерти, — он глянул на нее и ухмыльнулся, — то через день должны выйти к нашим позициям, — достав компас и посмотрев на него, добавил он.

— Шон?

— Что?

— Ну ты же лучше гвардейцев?

— Я на это надеюсь.

Шли медленно, и Самурай изрядно нервничал. Катя была ослаблена, да и он тоже не в лучшей форме. К вечеру прошли только полпути из намеченного, пришлось заночевать в зарослях. Развели костер, смастерили из сухих веток подстилку, улеглись на нее и прижались друг к другу, чтобы было теплее. Перед рассветом огонь потух. Лишь два обнявшихся тела, покрытых инеем, лежали в морозной тишине.

Скрип снега и треск сучьев разбудил Шона. Невысокого роста, подтянутый бородатый человек с двуствольным обрезом отвел от себя в сторону ветку. За ним еще двое. У одного в руках массивная цепь, у другого — охотничий карабин. Бородатый обернулся к своим спутникам, прижал указательный палец к губам. Затем жестом показал, чтобы тихо шли за ним. Раздался приглушенный хлопок. Бородатый рухнул лицом в снег, второй хлопок унес жизнь того, что был с карабином. Самурай резко поднялся, держа третьего на прицеле. Катя открыла глаза и вскрикнула, подскочив от неожиданности.

— Тише, — протянул Шон.

— Не убивай! Не убивай! — человек с цепью бросил свое оружие в снег и задрал руки.

— Шон, кто это?

— Мне самому интересно.

— Мы просто хотели проверить, живы вы или нет, вот и все. Просто хотели проверить. Не убивай.

— Кто такие? Из какой общины? Сколько вас всего? Отвечай.

— Не убивай, прошу.

— Катя, посмотри, что у них при себе, — приказал он девчонке и кивнул головой на мертвецов.

Она послушно кинулась к лежащему бородачу. Стала рыться по карманам, потом с трудом перевернула его на спину, расстегнула ворот куртки и отшатнулась: на шее болталось ожерелье из человеческих зубов и костей.

— Шон, это каннибалы.

— Слушай, мы, мы не каннибалы, это ошибка. Я понятия не имею, о чем это она.

Катя сорвала с шеи мертвеца бусы.

— А это что?

— Перестань, брат. Девчонка ошибается.

— Ты из людей Борова?

— Да не знаю я никакого Борова.

Шон подошел вплотную и приставил дуло пистолета ко лбу мужчины.

— Ты из людей Борова? Спрашиваю последний раз.

— Ты убьешь меня? — незнакомец облизал пересохшие губы, его кадык дернулся.

Шон только слегка склонил голову набок, пристально смотря в глаза.

— Да. Да! Мы из его стаи! — заорал незнакомец и от страха зажмурился.

— Далеко отсюда стоите?

Выстрела не последовало, и мужик открыл глаза.

— Полдня пути.

— Почему вы тут? Вы должны участвовать в войне против Князя вместе с легионом Нового Рима.

— Какая война? Все покатилось к черту. Люди Князя нас потрепали изрядно. Армия Нового Рима пыталась штурмовать, но их отбросили назад. У нас жрать нечего.

— И вы вышли на охоту?

— Типа того, — тихо пробормотал незнакомец.

— Ты лжешь. Генерал не терпит поражений, — Самурай с силой ткнул дулом в лоб.

— Говорят, генерала больше нет. Мы точно не знаем. Сообщение нарушено. Боров вообще подумывает уйти.

— Что за бред ты несешь? Как нет генерала? А кто тогда командует легионом?

— Да я почем знаю? Я что, похож на того, кто что-то знает? Хочешь узнать — спроси у Борова.

— Веди меня к нему.

— Мы что, пойдем к тем, кто ест людей? — глаза Кати округлились.

— Пользоваться оружием умеешь?

— Меня Максимыч учил стрелять, а что?

— Отлично. А ты — встал на колени и руки за голову. Дернешься — пристрелю.

Незнакомец послушно исполнил приказ. Шон снял с мертвеца верхнюю одежду, укутал девчонку, проверил оружие. Патронов оказалось мало. Карабин закинул за спину, обрез отдал Кате. Скомандовал незнакомцу, и они направились в стан к людоедам.

Загрузка...