Апокалипсис

Глава 10 НАЧАЛО КОНЦА

Луций сидел за столом, опершись щекой на кулак, и водил пальцем по разложенной перед ним карте. Одна ее сторона была придавлена мечом, вторая — бутылкой вина. Тусклая лампочка периодически темнела и вновь разгоралась: старый дизельный генератор работал с перебоями, да и топливо оставляло желать лучшего. Два офицера — Сергей и наместник блокпоста 44 Иван — стояли перед столом, держа свои красные шлемы в руках. Наконец палец генерала остановился.

— Значит, видели их последний раз здесь? — обратился он к Ивану.

— Так точно. Один взвод примерно. Разношерстных, — тут же отрапортовал наместник.

— Что говорит разведка? — Луций перевел взгляд на Сергея.

— Они встали лагерем за рекой, перебили нашу охрану и теперь контролируют мост. С ними священник, но не православный. Католик, наверное. Самурай сказал, что хоть и грязный на нем костюм, а белый воротничок аж светится, да и с книгой какой-то в руках постоянно ходит. Возможно, очередной придурок, возомнивший себя мессией.

— Сколько же их! Они плодятся, словно крысы. Не успеешь прирезать одного, как уже другой орет о спасении человечества. — Луций несколько раз сжал ладонь в кулак и снова обратился к наместнику блокпоста: — Сколько у вас людей?

— Тридцать семь. — Но тут же исправился: — Тридцать шесть. Прошу прощения, генерал.

— Плюс мои тридцать три головореза да еще эти отбросы из шайки Кабана, которые к нам присоединились. Ну ладно, пушечное мясо считать не станем. На это отребье надеяться не приходится. А сколько вообще у тебя людей, которые могут сражаться?

— Тридцать шесть солдат, в которых я уверен. Максимум пятьдесят можно под ружье поставить. Остальные — обслуживающий персонал. Мы забрали часть работников к себе.

— Зачем?

— Иначе их перебьют.

— Тебе их жалко, Иван?

— Я беспокоюсь за блокпост, генерал. Не хочу оставить его без провизии, а заодно и Новый Рим. Тем более потери должны быть разумными.

— Скоро беспокоиться будет не о чем. — Луций взял бутылку и сделал глоток. Карта свернулась трубочкой. — Осталось чуть-чуть, еще немного потерпеть. Побеждает тот, кто умеет ждать. Вы знаете правила, знаете наш закон. А все, кто живет не по нашим правилам, будет стерт с лица земли. Кто не приносит нам пользы, тот бесполезен. У нас есть одна цель — найти и убить зверя и всех его приспешников. — Луций перевел взгляд на Сергея.

— Да, генерал! — Сергей сделал шаг вперед.

— Собери наших. Выдвигаемся в пять утра.

— Так точно! — он развернулся и быстро покинул помещение.

— Повоюем немного. — Луций снова выпил и раскатал карту обратно, прижав ее бутылкой. — Иван, ты соберешь всех, в ком уверен. Прикроете нас. Если вдруг они обойдут и двинутся на блокпост, встретите их и будете держать до нашего прихода. Но, думаю, до этого не дойдет.

— Я понял вас, генерал!

— И еще. После того как мы уйдем, гражданских сократи. Это касается больных и немощных.

— Да, — неуверенно и невнятно проговорил наместник блокпоста.

— Что?

— Так точно!

— Наберешь новых со временем. Припасов все меньше, земля умирает, почва уже не дает хорошего урожая, а скотина перестает давать потомство. Нужно продержаться до весны. И ты сам это знаешь. Кормить лишние рты невыгодно. Тем более я не хочу, чтобы они начали жрать друг друга. Лучше пресечь бунт до его начала. Будет еда — будет и порядок. Если все пойдет по плану, если ничего не изменится, то скоро потянутся толпы людей, станет жарко.

— Князь отказался от предложения?

— Не он один. Когда все начнется, нам нужно будет фильтровать проходящих через нас, а для этого нужны воины, сытые воины.

— Их должен кто-то кормить.

— Должен. Но пока побудете на самообеспечении. Нужно пережить зиму.

— Почему просто не изгнать их?

— Что? — выпрямляясь, переспросил Луций.

— Кх, — кашлянул в кулак наместник блокпоста. — Почему просто не изгнать их или не убрать на фермы, чтобы сами добывали пропитание себе?

— А-а-а-а, вот ты о чем. Хочешь, чтобы их смерть была мучительной? Или чтобы они, обозлившись, привели сюда какую-нибудь хорошо вооруженную банду? Если падет один блокпост, то под удар подставятся три других. Цепочку разрывать нельзя. Нет, Иван. Обиженного человека в живых оставлять нельзя. А ты предлагаешь их не только обидеть, а обречь на голодную смерть. Так что просто избавься от ненужных. Окажи им честь умереть быстро и безболезненно.

— Как прикажете! Воля ваша, генерал.

— Конечно моя. В новом мире для слабых нет места. И помни: священников, проповедников любой веры с их законами и рассказами уничтожать в первую очередь. Подпустишь такого к себе хоть на секунду, прислушаешься к нему — и он овладеет тобой, словно похотливый кобель. Влезет вот сюда, — он ткнул пальцем себе в висок. — Их речи сладки, они очень убедительны и так невинны, но стоит только тебе им поверить, как они тут же укажут на твои грехи и заставят тебя плясать под свою дудку. Поверь, такое уже было, и не раз. Мнимые Божьи наставники. Такого я больше не допущу. И такие, как ты, мне в этом помогут. В новом мире никакой религии не будет. Только законы. Наши законы. — Генерал подошел к Ивану и похлопал его по плечу. — Ты хороший солдат, Иван. Ты все понял, я надеюсь? — Тот кивнул. — Старуху-банщицу не трогай, она должна жить. — Луций вернулся за стол. — Зима будет долгой и холодной. А пока вы должны держаться своими силами. Завтра я выдвинусь в Новый Рим, но сначала раздавим ту группу, которая осмелилась напасть на нас. Теперь ступай, я хочу побыть один.

Луций долго смотрел на карту, потягивая вино, водил пальцем, что-то прикидывал, думал. Сколько лет прошло с того момента, как он пришел в себя? Каждый день он ощущал, что живет не своей жизнью. Чувствовал, что что-то не так, и верил, верил ей и этому угасающему, разваливающемуся почти на глазах, похожему на живой труп Александру, владыке Нового Рима. Верил в то, что только сам может остановить зверя, пришедшего под личиной спасителя. Луций прекрасно помнил тот день, когда сознание вернулось к нему.

Полуподвальное помещение, набитое людьми, полумрак, красный свет аварийного фонаря. Как он оказался в убежище и кто он такой, не помнил. В рваном тряпье, похожий на бродягу, он сидел в углу и рассматривал живую шевелящуюся массу: мужчины, дети, женщины, старики. Воздух спертый настолько, что тянуло блевать. Тогда он еще не знал, что мир уже летел к черту, уходил в штопор бесконечного неоправданного насилия, которое называли выживанием. Он, словно младенец, впитывал происходящее. Его мозг был как чистый лист — не затронут ничем и никем. Кто все эти люди? Кто он сам и что тут делает? Есть ли у него семья, родственники? Пусто. Тогда он никому не делал зла, не делал ничего дурного, просто сидел, был частью людской массы.

Шли минуты, часы, дни до тех пор, пока не раздался громкий хлопок: взрывом вышибло дверь. А после взрыва пришли они. Они спускались вниз живым потоком, ровным строем, вырезая и расстреливая всех на своем пути, славя Аллаха, а откуда-то из недр этого подземелья на них кинулись православные. Луций из угла наблюдал, как они уничтожают друг друга, рвут на части. И все из-за чего? Причины для него были загадкой. Перед ним, вцепившись друг в друга, упали два человека. Здоровый крепкий парень с покрасневшим лицом и выпирающими венами на шее сдавливал горло бородатому горцу. Православный серебряный крестик болтался в разные стороны, отражая свет красной лампы. Капля пота скатилась по лбу, застыла на носу и сорвалась на бородатого. Он захрипел, оскалив зубы, уперся одной рукой в подбородок краснолицего, другой ударил. Между указательным и большим пальцем наколот полумесяц, что-то написано арабской вязью.

В этот момент Луцию пришло озарение, осознание коренной неправильности происходящего. Словно в его мозг загрузили многовековую информацию о человечестве одним разом, мгновенно, так, что заложило в ушах, а голова затрещала от боли. Тысячи лет люди рвали друг друга из-за веры, из-за бога, которого никогда не видели, не чувствовали и сути которого не понимали. Безумство ради мифического рая. Что это? Зачем и ради чего? Почему не устроить рай прямо здесь, на земле, вместо того чтобы ждать смерти? А если все исправить? Если не станет никакой веры и никаких религий в мире? Никаких пророков, которые вместо блага несут только раздор и смерть. Что будет тогда?

Он медленно поднялся и направился к выходу, спотыкаясь и переступая через трупы, толкаясь с дерущимися и убегающими. Кругом хаос, крики, выстрелы. Воздух наполнялся запахом пороха и крови. А Луций просто шел к свету, который лился из пролома двери. Остановился, прислушался к царящему вокруг аду.

— Делай раз! Коли! Делай два! Закрылся! Не руби, коли!

Картинка, словно пазл, разломилась на мелкие фрагменты и осыпалась. Голос звучал повсюду. Яркий свет ударил в глаза, Луций рефлексивно закрылся от него рукой. Картинка стала собираться заново. Большая поляна, зеленый луг, мальчишка лет тринадцати сжимает деревянный меч, его босые ноги напряжены, тело готово к прыжку. Рядом с ним воин в черной тунике, длинные волосы до плеч, крепкое тело, в руке палка из виноградной лозы.

— Ты слишком напряжен, Луций. Так сражаться нельзя. Расслабься. Вот. Хорошо. Нападай еще раз.

Парень кинулся вперед, атаковал. Его наставник с легкостью парировал удары.

— Молодец. Хорошо. Вот так.

— Ну, хватит, Сципион! Он еле стоит на ногах, пускай отдохнет. Он же все-таки человек, — мужчина в длинной тоге с пурпурной вертикальной полосой появился, будто из воздуха.

— Да, господин Марк, как прикажете, — тренер мальчика смиренно поклонился хозяину и отошел в сторону.

И снова все померкло. Вокруг опять орали, резали и убивали. Сзади его дернули за руку. Он обернулся, как робот, без чувств, без эмоций, без страха. Перед ним прекрасная девушка с искаженным от страха лицом зажимала рукой рану на голове и пыталась перекричать шум:

— Пожалуйста! Прошу! Помоги! Спаси меня! Умоляю! Пожалей!

Он стоял и смотрел на нее, будто на ангела, который случайно оказался в аду. Небесного цвета глаза, полные отчаяния, чистые слезы, белоснежные, коротко постриженные волосы. Алая кровь небольшим ручейком сквозь тонкие пальчики, закрывающие рану, текла по лицу.

— Ты же не такой плохой человек, как они! Прошу! Я не хочу умирать! Помоги! — девушка молила о спасении, опустившись на колени.

Внутри что-то сломалось и перевернулось — с хрустом, впиваясь в органы, наружу рвался невыносимо сильный зверь.

До выхода из бункера — метров двадцать через непрекращающийся кошмар. Он схватил ее за руку, да так, что девушка вскрикнула, сжал, как самое дорогое, рывком поднял с колен и помчал вперед к спасительному выходу, обгоняя саму смерть. Поднял по пути кусок металлической трубы и, таща за собой своего ангела, крушил всех на своем пути без разбора.

Остановился Луций, только когда очутились наверху, стер с лица пот, перемешанный с кровью, отбросил в сторону липко-красную трубу, обтер о себя руку и удивился. Удивился осознанию того, что все было привычно: и кровь, и страдания, и смерть. Все будто родное, точно он каждый день убивал людей. Человек всегда мог уничтожать себе подобных гораздо лучше, чем любое животное на этой планете. У каждого вида на земле есть биологический враг для контроля над популяцией. И только у человека самый опасный враг — сам человек.

В глазах девушки уже не было страха, была только странная радость, наверное от спасения. Но возможно, ему это лишь показалось. Кругом развалины, черный дым пожаров затмевал небо. Из подземного убежища продолжали доноситься крики и одиночные выстрелы. Впереди за дымом пожарищ стреляли тоже, кричали и убивали — все было одно, что на земле, что под землей.

Он потащил девушку подальше отсюда. Шли долго, пока не оказались у большого карьера на окраине города, спустились, поднимая облако пыли. Сухая земля скрипела на зубах, заставляла глаза слезиться. Дальше скатились по песку и затаились за большим валуном. Раньше здесь было полно воды, теперь осталось небольшое озерцо, похожее на мутную лужу. Вокруг сухие камыши выше человеческого роста. Омерзительный запах от мертвой рыбы на берегах.

Переместились в заросли и затихли, переводя дух. Не говоря ни слова, Луций, чавкая ногами по жиже, подошел к воде, попытался попить, но она оказалась тухлой. Сплюнул, стал отмывать от засохшей крови руки и лицо. Когда вернулся, девушка сидела на том же месте, где он ее оставил. Сел рядом, стеклянным взглядом уставился в небо.

— Спасибо, — единственное слово, которое он услышал от нее в тот день.

Тогда он даже не посмотрел в ее сторону. Так и сидели молча, пока не стемнело.

Он еще не знал, что все рухнуло, что государственного строя больше нет, что каждый город превратился в крохотную страну, а люди объединялись в группы, чтобы выживать. Группы заключали союзы, а когда не хватало провизии, вцеплялись в глотку друг другу. И чем больше проходило времени, тем страшнее становилось жить на этой загнивающей планете. В мире остался один принцип — выживает сильнейший. Опустившись до инстинкта самосохранения, человек все больше уподоблялся животному.

Тогда в камышах Луций со спасенной девушкой просидели почти двое суток. Пока их не нашел отряд «Огненных братьев». Они уходили своей общиной на юг, собирая по пути выживших. Луций прекрасно помнил, как проезжали разграбленные города, опустошенные села и деревни, как с боем прорывались через группировки обезумевших голодных людей. Он видел своими глазами молящихся, безответно просящих помощи каждый у своего бога. Видел и тех, кто с криками кидался на них в угоду своим богам. Он понимал все четче, что нет ничего, кроме них — людей, что с религиями нужно покончить раз и навсегда.

И она указала ему путь, направила его, объяснила, что если не будет верований, то не будет и раздоров; не будет новых пророков — не будет и войн. Она растолковала ему все, и он, трясясь в кузове грузовика, ясно осознал одно: старый мир умирает и нужно помочь ему поскорее исчезнуть, а на руинах построить новый. В своем новом мире он не оставлял места старым богам и всем тем, кто был с ними связан, так же как и она. Она — его Мария — дала ему новую жизнь, новую цель, новую идею. Идею о том, что мир нужно спасти от зверя, пришедшего уничтожить их.

— Генерал!

Луций поднял голову, рука резко опустилась на рукоять меча. От неожиданности парень азиатской внешности вздрогнул, но тут же вытянулся во весь рост.

— Генерал, вызывали?

Перед взором Луция предстал Самурай — его лучший разведчик. То ли бурят, то ли монгол, а может и китаец. Он и сам не знал своей национальности, но по негласному соглашению все почему-то считали его японцем. Невысокий, гибкий, словно змея, и бесстрашный. За эти качества он и приглянулся Луцию. Затертый, выцветший от времени плащ, сшитый вручную из пластов кожи, доходил до колен, вместо воротника капюшон, вокруг шеи намотан серый шарф, за спиной прорезано отверстие для ножен, из которого торчала рукоять катаны. На локтях и коленях защита, под плащом виднелась мотоциклетная куртка с пластиковой «броней». Широкий ремень с массивной бляхой, на котором пристегнут нож и пистолет с глушителем, пара запасных обойм. Этому человеку много оружия никогда не требовалось.

В разведку он всегда ходил один. Ни разу он не подвел Луция и был предан ему, словно пес, как и все остальные. Генерал был для них живым богом. Каждого из своих офицеров Луций отобрал лично, каждый был ему чем-то обязан и был готов отдать за него жизнь, не раздумывая.

Самурай, он же Шона, что означало с монгольского «волк», или, как его чаще звали, Шон, спасся лишь благодаря Луцию. В тот день отряд генерала вышел на рейд и наткнулся на деревушку, где Шон был рабом уже больше года и думал, что его участь решена, но Фортуна имела на него свои планы, и, по-видимому, Луций тоже. Деревушку занимала группа фанатиков-язычников. Они считали себя верными детьми Велеса — бога, что являлся в медвежьем образе. У них даже был огромный гризли, которого они подобрали еще медвежонком из развалившегося зоопарка много лет назад. Его приучили к человеческому мясу, принося ему жертвы, чтобы их народ жил лучше. Дети Велеса опустошили округу, поработив всех, кого только можно было поймать.

В очередной праздник, когда в загон к огромному зверю вели как раз Самурая, охрана на воротах прокричала тревогу, а воздух наполнился звуками выстрелов. Грузовики генерала въехали в лагерь Велесовых детей, снеся ограждения. Солдаты в черной форме и мотоциклетных шлемах согнали выживших в кучу, следом появился и сам генерал с окровавленным мечом в руке. К нему подвели маленького и тощего проповедника, возглавлявшего общину. Луций прирезал его без колебаний. После чего подошел к клетке, за прутьями которой металось разъяренное животное, открыл засов и вошел внутрь. У медведя не было ни единого шанса перед более совершенным хищником.

Пленных выстроили в ряд, и Луций задал им только один вопрос: «Веруете ли вы в Бога, в спасителя вашего?» И все закричали: «Да, веруем!» Только Шон промолчал. И только его оставили в живых и приняли в свои ряды.

— А, это ты, — Луций прижал локтем карту, другой рукой взял бутылку, в которой еще плескалось вино, сделал глоток и протянул ее Шону.

— Благодарю, — Самурай отпил немного и отдал обратно.

— Мерзость, правда? Сейчас хорошего пойла и не сыщешь, — Луций поставил бутылку на стол, откинулся на спинку и скрестил на груди руки.

— Я слышал, утром выступаем?

— Верно. Вот хочу лично у тебя узнать, что там?

— Человек двадцать пять — тридцать, плюс-минус, пришлые. Вооружены хорошо. Священник с ними. Похоже, их лидер, так сказать, духовный вдохновитель. Мост заняли, разбили лагерь. Я часов пять за ними наблюдал.

— Значит, ждут нас. Сами нападать не решаются.

— Похоже на то. Да и кто знает, сколько у них боеприпасов. Там овраг глубокий, на машинах только по мосту пройти сможем. Я к мосту не приближался: боялся — заметят. Могли и заминировать, если взрывчатка у них есть. Так что с ходу я бы не советовал. Опасно. В обход слишком далеко, да и с другой стороны поле ровное — увидят сразу наше приближение. Действуют грамотно, организованны, не раздолбаи какие-то. У них лучшее стратегическое положение.

— Большая группа. Что-то их стало слишком много. Словно идут куда-то, ведомые одной целью. Неужто Князь силы собирает?

— Так слухи ходят, что пришел мессия и грядет день Страшного суда. Говорят, что будто бы он у самого Князя в подчинении, — робко и почти шепотом доложил Самурай.

Луций посмотрел исподлобья испепеляющим взглядом так, что у Шона проступил на спине холодный пот.

— Вранье. И ты это не хуже меня знаешь. Девчонка этого Марса — у нас. Мы за ним сколько времени охотимся? А он и есть тот самый зверь. Не может он у Князя быть. И точка!

— Ну, это так, слухи просто, — словно оправдываясь, добавил Шон, не отрываясь от звериных глаз генерала.

— Слухи, Самурай, — страшное орудие. Вернемся в Рим — займусь этим чертовым Ярославом. Выступаем утром, — прохрипел Луций, провел языком по зубам и допил остатки вина. — Девчонку с собой возьмем. За нее будешь отвечать головой. Понял?

— Так точно!

— Свободен.