Антибол. Сбитый летчик

Глава 24

Я не помню, как мы доиграли эти шесть минут. Всё время думал о Руперте.

Как он перенесёт своё поражение? Наше поражение…

Ведь он мечтал о том, чтобы дядя им гордился.

Сбитый лётчик.

Все мы, сбитые лётчики, хотим доказать, что можем снова подняться в небо.

Хотя бы один раз.

На сорок пятой минуте нам закатали ещё один гол.

В раздевалку ребята шли, как на эшафот. На меня никто не смотрел.

Да уж.

С таким раскладом матч можно останавливать прямо сейчас. Нахрена продлевать агонию?

Замыкая шествие, я мучился незавершенностью действия.

Надо им что-то сказать. Как-то ободрить. Игра — это ещё не вся жизнь, а проигрыш — не конец света.

И ведь я сам виноват в том, что они так думают: внушил, что они — победители. Что Задницы — звёздная команда…

А это, бляха медная, совсем не так.

Все мы неудачники. Сбитые лётчики.

Самолёты горят, мы падаем, вот-вот взорвутся баки с топливом, а катапульта не работает, и парашют кто-то скоммуниздил.

— Тренер!

— А, Макс. Поздравляю.

— С чем?..

— С победой, блин. Молодцы. Очешуенная атака.

И я прошел мимо.

— Эй, ты чего? — он взял меня за плечо, развернул к себе… Хватка у него была что надо. — Игра ещё продолжается. Целый тайм впереди!

Я посмотрел на него, как на идиота.

— Вот никак не пойму я тебя, Макс, — не представляете, какого труда мне стоило говорить спокойно. — Мы проиграли. Твоя команда побеждает. Радуйся, мать твою!

Я рванулся. Плечо сдавило словно клещами.

Я посмотрел на его руку… Костяшки пальцев были содраны, причём, совсем недавно.

И только сейчас я обратил внимание: Макс был в ярости.

Даже непривычно как-то: обычно его рожа лучится благодушием и любовью ко всему, что шевелится.

Несколько дикая позиция для взрослого мужика, но я уже привык. Грех смеяться над убогими…

И видеть чистую, как пламя ацетиленовой горелки, ярость в его глазах — было дико. Неестественно.

— Ты что, дрался?

— Руперт — мой друг, — прорычал Макс. — А футбол — моё детище, понял? Я, блин, ненавижу войну! И не позволю всяким гадам превращать игру в побоище.

Вдо-о-ох…

— Так ты что, врезал своему собственному тренеру?

— Он больше не мой тренер, — Макс наконец-то снял руку с моего плеча и спрятал за спину. — Портал, зарплата за сезон — и адьос амигос. Никогда я так очешуенно не ошибался в людях. В жизни себе не прощу.

— Стой, ты с ума сошел? — теперь уже я схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. — Игра ещё не окончена! Ты не можешь уволить тренера посреди матча!

— Я уже это сделал.

Он упрямо выдвинул челюсть и повторил:

— Руперт мой друг. На поле была моя девушка. Я не позволю калечить тех, кого я люблю.

Вдо-о-ох…

Я усмехнулся.

— Тебя можно понять, Макс. Но и ты пойми: это игра. Иногда победа важнее всего остального. Серёга не сделал ничего плохого. Он просто дал своим ребятам шанс победить.

— Ты его оправдываешь?

— Да. Нет. В смысле — как тренера, бляха медная, я его оправдываю. Как человека… Тоже дал бы в морду, потому что также, как и ты, не люблю, когда обижают тех, кто мне дорог. Семью, блин, в обиду не дам.

И внезапно я осознал, что это не пустые слова. Бляха медная! А ведь так и есть! Как бы нелепо это не звучало…

— У меня на Земле осталась семья, — сказал я вслух. Не знаю, зачем.

Светка, что ли, семья? Бывшая, которая уже успела выскочить замуж по второму кругу?..

Но ведь ещё есть Глазастик. Она ждёт меня, она меня любит…

А ведь я могу забрать её сюда! Возможно даже… Местные целители ей помогут? Не то, чтобы я не люблю её такой, как она есть. Но ведь каждый родитель желает своему ребёнку счастья…

— Есть у меня одна сестра, так вот она недавно хотела меня убить, — внезапно поделился Макс.

Я посмотрел на него непонимающе.

— Я к тому, что семья — это не всегда очешуенно здорово, — пояснил он.

— Знаешь, чувак, — я посмотрел на него с сочувствием. — Многие тебе тут завидуют. Убей, не возьму в толк — почему.

И я пошел дальше. Мыслями я уже был далеко: в раздевалке, с ребятами.

Но всё-таки… Всё-таки кое-что нужно прояснить. Прямо сейчас.

— Так вы будете играть без тренера? — обернувшись, спросил я у Макса.

— Получается так, — он обезоруживающе улыбнулся. Подлец.

— Мы тоже.

— В смысле… ты тоже увольняешься прямо сейчас?

— В каком-то смысле.

И я всё-таки открыл дверь в раздевалку.

Без Руперта раздевалка казалась непривычно пустой, гулкой. На ребят было больно смотреть.

Тарара, забыв о желто-зелёной раскраске, покрылся бледно-синюшными пупырышками, Мефодий приобрёл погребально-чёрный цвет.

И только Гортензий излучал успокоительный запах валерьянки.

— Так, ребята, — сказал я самым деловым тоном, на который был способен. — Во втором тайме нам нужно забить хотя бы два мяча — и это при условии, что Сынам мы не дадим забить ни одного.

Нет, на меня даже не посмотрели, как на идиота.

Вообще не посмотрели.

— Эй, я кому вам говорю! Собрались уже, через десять минут на поле.

— Да, тренер, — раздались покорные, обречённые вздохи. — Мы будем стараться, тренер…

— Мы отомстим за Руперта, тренер.

Андромеда демонстративно застегнула кованый лифчик. Обычно на игры она его не надевала. Но сейчас, напяленный поверх майки с номером, он смотрелся неуместно, угрожающе и совершенно однозначно.

Это война, — как бы говорил он. — Война на уничтожение.

— Мстить надо не дракой, — я вспомнил ободранные костяшки Макса. — Мстить надо мастерством. Превосходством на поле. Если мы победим…

— У них теперь преимущество, — угрюмо перебила Зебрина. — Без Руперта нас осталось всего десять.

— Нас всё ещё одиннадцать, — сказал я.

— Ух ты, — Зебрина сощурилась и шмыгнула носом. — Вы всё-таки решились выпустить на поле Ролло? А что? Неплохая стратегия…

— Нет. Я имел в виду совсем другого игрока.

Вот теперь на меня уставились с полным непониманием.

И только падший ангел Уриэль, слегка усмехнувшись, открыл свою сумку и достал свежий, ненадёванный комплект формы.

— Номер десять подойдёт, тренер? — спросил он, протягивая мне зелёно-желтую стопку.

— Спасибо, брат, — приняв форму, я стянул через голову олимпийку вместе с майкой. — Но… Как ты догадался?

— Просто вы этого хотите больше всего на свете, тренер, — ответил ангел.

— Ангелы видят в наших сердцах, — благоговейно прошептала Андромеда. И посмотрела на меня сияющими глазами. — Это правда, тренер? Вы выйдете на поле? Вместе с нами?..

— Отныне я не тренер. Зовите меня Тимур, ребята.

Я уже натянул майку, спортивные трусы, и прыгал, одновременно разминаясь и проверяя, хорошо ли затянуты шнурки на бутсах.

— Урра! — Тарара вскинул к потолку верхние лапки. — Задницы навсегда!..

— Да!.. — подхватили остальные.

— Задницы как звезда!

— Да!..

— Задницы всем дадут дрозда!

— Да!

Так мы и вышли на поле, скандируя кричалку собственного сочинения.

Господи. Если ты есть на этом свете. Спасибо, спасибо, спасибо тебе за то, что дал мне испытать это чувство ещё раз…

— Ты дурак, тренер, — мастер Скопик флегматично отметил в блокнотике замену игрока. — Всего лишь человек. На поле ты будешь — как окурок сигареты перед дыханием дракона.

Я широко улыбнулся.

Наконец-то мускулы лица вели себя, как надо! Я был безмерно, по-настоящему счастлив…

— Иди ты в жопу, — доброжелательно сказал я Скопику и побежал к своим.

Ну и хрен с ним, если влепит горчичник за неуважение к судье…

Но дельную мысль он высказал.

По сравнению с горгонидами, октапоидами и минотаврами, я — как ромашка на пути комбайна. Это видно, и это прекрасно все понимают.

Этим надо воспользоваться.

Я сорвался с места, как только прозвучал свисток к началу игры. Никто от меня этого не ожидал — особенно, Сыны Анархии.

Наверняка они сейчас пребывают в такой же растерянности, как и мои ребята, — напомнил я себе.

Но сейчас мы в равных условиях. Я больше не тренер. Я футболист.

Я футболист! — подхватив мяч, я что есть сил погнал его к воротам противника.

Мяч был свежий, отдохнувший и не такой лохматый, как в первом тайме. Он зубасто щерился, рычал и норовил вцепиться в носок бутсы.

Вся тонкость в том, чтобы гнать его, не давая вцепиться в себя или отвлечься на что-нибудь интересное, например, других игроков…

Все: и свои, и чужие, остались страшно далеко позади — метрах в трёх.

У меня уйма времени.

Мысленно прикинув, где проходит одиннадцатиметровая отметка, я побежал ещё быстрее, а потом поддел мяч носком бутсы и запустил его в полёт.

И глядя в его безумные, выпученные от возбуждения глаза, слыша его победный вопль, я вдруг понял одну простую вещь.

Надо было понять её раньше, но мешали всякие условности, стереотипы и застарелые привычки…

МЯЧ — ТАКОЙ ЖЕ ИГРОК.

Только играет он один, против всех.

Залетев в сетку с хорошим ускорением, он так её натянул, что чуть не повалил ворота.

— ГО-О-ОЛ!

Я вскинул руки.

Целое мгновение болельщики не понимали, что случилось. Ведь свисток прозвучал не более тридцати секунд назад, некоторые и усесться-то как следует не успели… А теперь опять вскакивать?

Издалека, с центра поля, на меня смотрела Лолита — центр-форвард команды Сынов.

Поймав мой взгляд, она отдала беззвучный салют. А потом повернулась к своим.

А вот теперь всё и начнётся, — я мстительно улыбнулся.

С тех пор, как подошвы бутс коснулись травы, я непрерывно улыбался.

Не скалился, не щерился и не усмехался.

Именно улыбался, как счастливый ребёнок.

Однако рано расслабляться, — напомнил я себе. — Три два, бляха медная.

ЗАДНИЦЫ НАВСЕГДА! — скандировал стадион.

ЗАДНИЦЫ КАК ЗВЕЗДА!

ЗАДНИЦЫ НИКОГДА НЕ ПОРВУТСЯ!

ЗАДНИЦЫ НИКОГДА НЕ ПРОГНУТСЯ!

ЗАДНИЦЫ ОТ ВСЕГО ОТОПРУТСЯ!

Как поразительно быстро фанаты уловили, в чём суть…

После того, как я сравнял счёт, матч пришлось прекратить волевым усилием: на поле хлынули фанаты.

Хлынули с обеих сторон, и с нашей, и с бело-золотой.

НИЧЬЯ!.. — кричали все, у кого были рты. Остальные стучали в такт щупальцами, махали ложноножками и меняли цвет.

Над стадионом кружила алюминиевая летающая тарелка — хрен знает, откуда она взялась.

— Ничья, тренер! — подбежала Зебрина и повисла у меня на шее, слюнявя щеку. Обхватив её за тонкие, но неожиданно стальные запястья, я осторожно поставил девчонку на траву.

— Ты же хотела победить, — перекричать ликующую толпу было непросто.

— Фигня! Мы едем на Игры в Благор! — завопила мне прямо в ухо драконица. — И ты, и я, и Макс!..

— Не факт, — не хотелось остужать её детский энтузиазм. Но против фактов не попрёшь. — С ничьей нам не хватит очков! Эцилопы нас обойдут.

— Эцилопы продули Лютикам! — глаза у Зебрины были шальные, взгляд безумно метался с моего лица куда-то на трибуны — наверняка высматривала своего ненаглядного Макса…

А вокруг меня вдруг образовался кокон тишины. Звуки сгинули, осталось лишь моё горячечное дыхание.

Вдох — выдох. Вдох…

— Откуда ты знаешь? — голос в этой мёртвой, искусственной тишине прозвучал, как колокол.

— Маги вели трансляцию, — пояснила девчонка, перестав прыгать. — Как, ты не знал? Ну и ладно, фигня, тренер! Главное, мы едем на Игры! Мы попадём на Благор!..

Привет-привет, мой экстатически счастливый читатель. Твой бессменный спортивный обозреватель несёт тебе благую весть: мы победили!

Пардоньте, — выльет ушат холодной воды нам на головы критически настроенный читатель. — Задницы не смогли выиграть у Сынов. Счёт был три-три!

Именно, — невозмутимо отряхнусь я, ваш любимый спортивный обозреватель. — Три-три! Причём, последний, третий гол забил тренер Тамерлан в назначенное арбитром Скопиком дополнительное время!

Таким образом, обе команды получили всего по одному очку, что с одиннадцатью победами Сынов, против девяти побед Задниц, не выглядело так уж страшно для команды Безумного Макса.

Но дело в том, что Эцилопы-то проиграли! Бессовестно продули последний матч Лютикам, потеряв три очка, нужные им для того, чтобы стать вторыми.

И это место заняли Задницы!

Если ты не понял всей глубины постигшей нас радости, о мой драгоценный читатель, я сейчас тебе всё объясню: мы едем на Первые Межизмеренческие Игры!

То есть, Задницы едут, а я изо всех сил пытаюсь примазаться к ним в качестве штатного корреспондента: должен же кто-то освещать битву титанов непредвзято, всего лишь за символическое, просто таки мизерное вознаграждение в десять процентов от стоимости приза?

Главный редактор отказался оплатить даже командировочные, мотивировав отказ тем, что «ты и так в любую щелку пролезешь, Сиди-Читай, и разбазаривать на тебя драгоценные фонды я просто не вижу смысла…»

В раздевалке творилось что-то несусветное.

МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА! МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА!

ПУСТЬ БУДЕТ ТАК, ПУСТЬ СДОХНЕТ ВРАГ, МЫ ЗАДНИЦЫ ВСЕГДА!

Тарара прыгал в центре, отбивая ритм хвостом, вокруг него, как вокруг живой ёлки, обнявшись за плечи, скакали мы. Игроки.

Футболисты.

На глаза наворачивались слёзы, и я пытался убедить себя, что это от ядрёного запаха пота, который исходил от Мефодия.

А ведь у него было ВОСЕМЬ подмышек!..

Как классно было прыгать с ребятами, обнявшись, забыв обо всём, и испытывая только чистую, незамутнённую радость…

— Привет, можно к вам? Вы тут в приличном виде?..

— Мисс Лилит! — Тарара, подпрыгнув, одарил ведьму зубастой улыбкой. — Присоединяйтесь!

Внезапно в ногах образовалась дикая слабость, и выпутавшись из пушистых объятий осьминога, я отошел в сторону.

— Как там Руперт? — спросил я у Лилит.

— Пришел в себя. Через пару дней будет, как новенький.

— Доктор сказал, уйдёт несколько недель.

— Просто он плохо знаком с моим двоюродным братцем, — к нам подбежала Зебрина. Девчонка запыхалась, на нежных щечках горел румянец… И куда ей замуж? Совсем пигалица. — Рупи, как услышал о том, что мы едем на Игры, сразу пошел на поправку. Ведь мы же без него не поедем, да? — она с тревогой заглянула мне в лицо.

Я не смог ей ответить.

Челюсти свело судорогой, горло словно сдавил железный обруч — или хвост спортивного корреспондента…

— Ну что же ты? — подтолкнула меня Лилит. — Теперь-то уже можно сказать.

— Сказать что?

Ребята, перестав прыгать, столпились вокруг. Вопрос задала Андромеда. Она всё ещё была в своём боевом лифчике, хотя уже и без майки.

Зрелище завораживало.

— Ну давай, тренер, — подзуживала Лилит. И не надо на меня так смотреть. Дырку прожечь у тебя всё равно не получится.

— А очень бы хотелось, — прорычал я.

Лилит закатила глаза.

— Что-то случилось, тренер? — впервые Тарара не поднял руки перед тем, как спрашивать.

— Мы сделали что-то не так? — со всех сторон зашелестел глухой ропот. В спину мне кто-то горячо и нервно задышал…

— Что, не хочешь им говорить? — вот ведьма. А ведь было так хорошо… — Тогда скажу я, — она гордо вздёрнула подбородок и обвела ребят взглядом. — Тренер Тамерлан уезжает сегодня домой. Вот! — Лилит положила на тумбу в центре раздевалки бумажный пакет. — Лука Брази просил передать… Здесь карточка портала и деньги.

С каменным лицом я взял конверт и надорвал сбоку.

Так и есть.

Белую карточку портала я сразу узнал. А вот деньги…

Вместо золотой монеты в конверте лежала ещё одна карточка. Московского банка.

И записка:

«Поскольку ты плохо разбираешься в курсах валют, я взял на себя труд перевести твой гонорар в привычные рубли и открыл небольшой, но приятно округлый счёт на твоё имя. Л. Б.»

— Вот видите! — Лилит стояла, подбоченившись и выставив одну ногу. Выглядела она так, словно я её соблазнил, обрюхатил, а теперь отказываюсь содержать ребёнка.

Ведьма.

— Это правда, тренер? — первым спросил Тарара.

— Я… — вдох, выдох. Вдох… — Я собирался вам сказать. После игры.

— Сейчас как раз после игры, — простодушно заметил троглодит.

Я сглотнул. В горле словно застрял комок шерсти, он царапал глотку, и исчезать не собирался.

— Мне нужно домой. Честно. У меня там дочка… Она маленькая, и… она — моя единственная семья.

— Я думал, мы — ваша семья, тренер, — глаза троглодита уже были полны слёз.

У меня мерзко щипало в носу.

Срань! Срань это всё.

— Ты не ошибся, Тарара, — почесал нос. Стало чуток легче. — Вы тоже моя семья. И я… Я никогда вас не забуду.

Я замолчал.

Остальные тоже молчали. Никто не пошевелился, никто не двинулся с места.

Тогда я взял конверт и пошел к выходу из раздевалки.

— Тренер! Поздравляю с победой…

— Спасибо, Кунг-Пао. И тебя туда же.

Я прямо чувствовал, с каким недоумением смотрит он мне вслед.

И не оглядывался.

Сжав челюсти, почти добежал до своей каморки, рванул дверь и тут же запер её с другой стороны. Привалился к филенке…

Надо всё сделать быстро. Ненавижу прощания, расставания, сопли, слюни…

В-основном, свои сопли и слюни.

Как-то так всегда получается, что я разнюниваюсь больше всех.

Надо собрать вещи.

Подойдя к шкафу, я распахнул дверцы. Так, где моя спортивная сумка?..

Пару минут простоял в ступоре, потом захлопнул шкаф.

Здесь нет ничего моего. Всё, чем я пользовался, притащила сюда Лилит. Одежда, обувь, даже крем для бритья.

Ну что ж, тогда… можно двигать.

Порывшись в конверте, я вытащил белую карточку портала и решительно прилепил её к стене.

Открылась уже привычная чёрная дыра, из неё дохнуло запредельным холодом. Образовался сквозняк, на журнальном столике сконденсировался иней.

Кажется, я даже почувствовал запах снега…

Стоял перед порталом, пока не заледенела морда. Но так и не смог сделать шаг.

Я хотел, честно хотел.

Вспоминал Глазастика, её улыбку, её детский голосок…

Но почему-то перед глазами всё время маячили совсем-совсем другие морды. Мохнатые, зелёные, снабженные ненормальным количеством глаз, клыков и других анатомических подробностей.

А ещё я всё время думал о Руперте.

Что он подумает, когда узнает, что я ушел, а с ним так и не попрощался?..

Рука потянулась к стене сама.

Так со мной бывает: мозг ещё переваривает, взвешивает и прикидывает, а тело уже само догадалось, что нужно делать и принялось действовать.

Карточка отлипла от стены с мягким чмокающим звуком и тут же сломалась пополам. Половинки были сухие, как прошлогодние листья, и холодные. По дороге к двери я опустил их в мусорную корзину.

А потом пошел на поле.

Чем ближе я подходил, тем сильнее мне хотелось их увидеть.

Я их уже слышал: и смешной дискант Тарары, и бас Гефеста, и надменно-снисходительный голос Андромеды…

С разбегу я чуть не врезался в Гортензия, вовремя затормозил, автоматически вытирая о майку влажные, пахнущие мятой руки.

Ребята уставились на меня, словно я был Люцифером, лично спустившимся с небес, чтобы инспектировать наш стадион.

Вот не люблю я всё это. Сантименты, сопли, слюни…

— Ну что, девочки! Побежали?.. — рявкнул я, и припустил впереди всех. — Кто последний — помогает Мефодию брить подмышки!

Конец первой части