Тело заколотило мелкой дрожью: неужели все повторяется? Он выдаст меня мачехе, а уж та отведет на мне душу за побег. Наверняка и розги приготовила!
Никому нельзя доверять, особенно этому напыщенному болвану ректору!
— А теперь послушайте меня! — внезапно рявкнул ректор, да так громко, что я чуть не ойкнула от неожиданности. — Я не позволю вам лезть не в свое дело, путаться у меня под ногами и срывать мне планы! Поэтому закройте рот и помолчите! Иначе, я сделаю так, что вы потеряете все!
Чувство облегчения было таким сильным, что ноги подогнулись и я сползла по стене на пол.
Вроде как опасность миновала. Или нет?
По крайней мере, я впервые слышу, чтобы с мачехой кто-то посмел говорить настолько грубо. Меня за такое она бы на месяц заперла в комнате на хлебе и воде.
В кабинете ректора все стихло. Видимо, разговор прекратился, поэтому пора отсюда убираться.
Я тихонько поднялась и прокралась в вестибюль к входной двери. Когда мне оставалось до нее примерно полметра, мой нос уперся в невидимый барьер.
М-да, ректор решил не верить мне на слово и по-настоящему закрыл мне выход отсюда. Ну что ж, попробуем по-другому.
Ни цыпочках я взлетела на второй этаж, закрылась в своей комнате и бросилась к окну. Отдернув шторы, открыла створку окна и осторожно потянулась рукой наружу.
Снова барьер!
Предусмотрительный какой, кто бы мог подумать! Теперь я абсолютно была уверена, что у ректора на меня какие-то планы, иначе, ему не было бы необходимости перекрывать мне все выходы из академии.
Что же он хочет? Продать меня за вознаграждение мачехе? Или сразу Ворону? А может и поторговаться: кто даст больше?
Я села на кровать и задумалась. Однозначно надо отсюда выбираться, но как?
Если только делать вид, что я всем довольна, и втереться к ректору в доверие. Тогда он разрешит покидать академию хотя бы на прогулку, а там можно и снова броситься в бега.
Но до этого надо написать Кевину, и было бы хорошо накопить хоть какую-то сумму денег. Ректор же уверен, что я буду работать три месяца, а значит, время у меня есть.
От размышлений у меня заболела голова. Надо ложиться спать, а утром я еще раз обдумаю свой план.
Разобрав кровать, я переоделась и скользнула под легкое одеяло. Постельное белье приятно пахло чем-то сладковатым, а подушки были мягкими и очень удобными. Меня медленно окутало нежное тепло, и я провалилась в глубокий, тревожный сон.
Утром я проснулась от деликатного постукивания в дверь.
— Лили, девочка, пора вставать, — сказала Кларисса из-за двери. — Ты слышишь меня? Уже семь утра! Скоро завтрак!
— Я проснулась, скоро приду, спасибо! — крикнула я и выскочила из кровати. Не смотря на вчерашние события, я чувствовала себя выспавшейся и хорошо отдохнувшей.
Какая же Кларисса заботливая и милая! Удивительно, как этот светлый человек согласился работать под начальством такого интригана, как этот ректор!
Я вскочила, быстро заправила постель и отправилась умываться. В дверь снова постучали.
— Лили, я принесла тебе форму, открой дверь, — снова раздался голос Клариссы.
Я поспешно впустила ее внутрь, на ходу заплетая косу.
— В рабочее время мы надеваем форменную одежду, — сказала она, раскладывая свертки на кровати, — в свободное — ты можешь носить свою собственную. Если будет мало или велико, скажи, я быстро подгоню по фигуре.
Она достала красивое синее платье с белым воротничком, длинными рукавами-фонариками, заканчивающиеся длинными узкими манжетами на крохотных жемчужных пуговках. Подол платья от талии расходился пышными складками.
— Очень красивое платье, — с восторгом сказала я.
— Ну же, примерь, я посмотрю, как оно на тебе сидит, — деловито сказала Кларисса, присев на край кровати.
Переодевшись в ванной комнате, я вышла и смущенно сказала:
— К сожалению, оно мне немного велико. И подол длинноват. Но это не страшно, если вы дадите мне иголку с ниткой, то я сама смогу его ушить.
Кларисса звонко расхохоталась:
— Ну что ты, я сама подгоню его, как нужно. И подол сделаем покороче, чуть ниже колен.
Она встала и принялась обходить меня по кругу, дотрагиваясь до платья в тех местах, в которых я болталась, как карандаш в стакане. Немедленно ткань уменьшалась в размерах, облегая меня по фигуре.
— Вот это да! — восхищенно ответила я. — Какой у вас полезный дар! Можно не беспокоиться о том, что размер не подойдет, и покупать одежду без примерки. Вы только с платьем так умеете?
Она улыбнулась:
— Я могу прикосновением менять размеры неживых объектов. Дар, конечно, полезен в быту, но защитить себя им, например, от вооруженных грабителей или залетевшей в комнату летучей мыши я уже не смогу. А у тебя есть дар?
— Когда-то был. Моя мама обладала способностью залечивать раны, а я в детстве могла исцелять сломанные растения. Потом мама умерла, а мой дар пропал и больше не проявлялся, — мне не хотелось об этом вспоминать, но и игнорировать вопрос было бы невежливо.
— Ох, прости, дорогая! — огорчилась Кларисса. — Я не хотела напоминать тебе о твоей потере.
Она подошла к кровати, закрыла глаза и подержала каждый сверток в руках. Бумага еле слышно зашуршала, а когда звуки затихли, Кларисса довольным голосом произнесла:
— Ну вот, твой форменный гардероб готов. Я взяла на себя смелость и подобрала для тебя три платья, пару обуви и зимний теплый плащ. Твой личный плащ, ты меня извини, конечно, никуда не годится. Если понадобится белье, то только намекни: его можно заказать в городе, а Герберт раз в три дня забирает с почты письма и посылки, — она заговорщицки подмигнула.
Я очень обрадовалась тому, что она заговорила о почте, и сразу же спросила:
— Кларисса, а могу я отправить письмо? Я бы хотела написать Кевину, своему жениху, что со мной все в порядке, а то он, наверное, с ума сходит от беспокойства.
Она помолчала минуту и ответила:
— Думаю, что можно! Попросишь Герберта захватить его с собой, он как раз завтра поедет на почту.
Я долго благодарила Клариссу, предвкушая, как сяду писать письмо Кевину. Она же удалилась, напомнив мне, что завтрак вот-вот будет готов, и мне стоит поторопиться.
После ее ухода я отдернула шторы и выглянула в окно. Солнце еще не встало, но густая ночная темнота начинала отступать.
В утренних серых сумерках я увидела большое двухэтажное здание, похожее на каменную коробку. Перед ним был небольшой стадион с трибунами, по которому бегали по кругу небольшие группы людей.
Наверное, это учащиеся, которых заставляют заниматься физкультурой с утра пораньше. Чуть присмотревшись, я обратила внимание, что все они мужчины, да еще и раздетые по пояс.
Ничего себе, какие тут порядки! Мало того, что студентов заставляют вставать так рано, так еще и норовят заморозить! Интересно, куда смотрят их родители?
Я вспомнила, как сама замерзала в лесу, и зябко поежилась.
Разузнаю после завтрака у Клариссы, чему тут учат бедолаг студентов.
Однако, как только я съела свою кашу и запила вкуснейшим кофе с молоком, меня перехватил Герберт.
Он по-прежнему смотрел на меня неприязненно, явно продолжая подозревать меня в шпионаже.
— Пойдемте, — буркнул он. — Я покажу вам рабочее место и скажу, чем вы будете заниматься.
Пока мы шли по коридору первого этажа к кабинетам, я, едва поспевая за ним, решила уточнить:
— Кларисса сказала, что вы завтра поедете на почту. Можно попросить вас отправить мое письмо?
Он так резко остановился, что я чуть не врезалась ему в спину. Обернувшись ко мне, он прошипел:
— Не знаю, что вы там себе надумали, но я вам не мальчик на побегушках! Со мной ваши женские штучки не сработают, и не пытайтесь!
Это было так внезапно и обидно, что я растерялась:
— О чем вы говорите, господин Герберт? Какие еще штучки?
— Вот только не надо тут прикидываться невинной овечкой! Я сразу же понял, что вы положили глаз на господина ректора и мечтаете залезть к нему в постель!