— Насколько сильно? — с беспокойством спросила я.
— Не знаю, я его не видела. Господин Рауф помог ему добраться до кабинета и попросил меня зайти с целебными мазями, — Кларисса виновато отпустила глаза. — Но я понадеялась, что ты не откажешь и сама ему отнесешь, а я уж побегу в лечебное крыло.
Как я могла отказать? Ректор хоть и вел себя иногда как … совершенно невыносимый тип, но он только что спас студентов и преподавателей от взбесившегося дара Стюарта.
Кларисса ласково потрепала меня по руке и торопливо ушла, а я, крепко сжав корзинку в руках, вышла в коридор и отправилась на первый этаж.
У самого кабинета я пригладила волосы, поправила воротничок на платье и, тихо постучав, вошла внутрь.
Ректор сидел в кресле, развернув его так, чтобы быть спиной к двери. Я деликатно покашляла в кулак и сказала:
— Господин ректор! Кларисса попросила меня отнести вам целебные мази, она побежала в лечебное…
Он медленно развернулся в мою сторону, и я растерянно закончила:
— … крыло.
Огонь затронул только левую сторону, поэтому кожа лица, шеи и плеча полыхала ярко-красным цветом. Мокрые горелые остатки рубашки свисали черными лохмотьями. Кажется, волосы тоже опалило, но не так сильно.
Должно быть, это ужасно больно. И выглядит не менее жутко.
Я спохватилась, что стою истуканом, разглядывая ректора, вместо того, чтобы чем-то помочь, и засуетилась:
— Давайте посмотрим, что Кларисса приготовила для вас.
Поставив корзинку на стол, я сдернула с нее салфетку и увидела все необходимое: обеззараживающий раствор, марлю и мазь от ожогов.
— Вам помочь или вы сами справитесь? — робко произнесла я, не зная куда деть руки от неловкости.
— Да уж, помоги, — издевательски проговорил ректор.
Вот что за человек? Я пришла с помощью, а он снова говорит со мной так, будто я ему что-то должна!
Хотя, я и должна. Вроде как. За приют, работу и прочее.
Я проглотила резкий ответ, который был готов сорваться с моих губ, и максимально миролюбиво сказала:
— Скажите, что от меня требуется, я все выполню.
— Так уж и все, крошка Лили? — он снова ответил тем же тоном.
Может, ему не так уж и больно, если сил хватает на то, чтобы язвить?
Он, видимо, по моему лицу понял, что перегибает палку, и продолжил:
— Помоги мне снять рубашку, только осторожней, кажется, кое-где она прилипла к коже.
Я посмотрела на него округлившимися глазами. Как-то я совсем не ожидала, что мне придется обрабатывать ему раны. Я же не целитель и совсем не умею этого делать!
— Давай, Лили, не томи, — подбодрил меня ректор. — Я бы и сам справился, но не дотянусь. Не укушу я тебя в конце концов!
Он встал с кресла и застыл в ожидании.
Глубоко вздохнув, я приблизилась к нему и дрожащими руками потянулась к уцелевшим пуговицам рубашки.
Ничего в жизни я не расстегивала так осторожно, боясь ненароком дернуть ткань и причинить боль.
Аккуратно вытягивая края рубашки из черных брюк, мне пришлось на секунду завести руки ему за спину, отчего получилось так, будто я его обняла.
От его тела исходил жар, будто огонь все еще полыхал где-то рядом, и я поспешно отпрянула, пытаясь скрыть свое смущение.
Правую руку ректора я быстро освободила от рукава, а вот с левой пришлось повозиться: ткань действительно прилипла к коже, пришлось размачивать обеззараживающим раствором и снимать горелые остатки рубашки по кусочкам.
Было очень неловко от того, что мне приходится прикасаться к его обнаженной коже и быть так близко, что я вновь почувствовала аромат его одеколона, перемешанный с запахом сгоревшей ткани.
Пока я возилась, ректор ничем не выдавал того, что ему было больно, хотя мышцы на его груди чуть подрагивали, когда я снимала очередной лоскут рубашки.
— Потерпите, — почти умоляюще прошептала я, — мне не нравится делать вам больно, но выбора нет. Я сейчас закончу и дам вам немного отдохнуть.
— Ты поэтому так краснеешь, что от тебя можно костер развести? — неожиданно спросил ректор.
— Я не краснею, — сказала я и почувствовала, как заливаюсь краской еще сильнее. — То есть краснею, но … мне просто жарко, вот и все.
Он усмехнулся:
— Или это от того, что ты впервые раздеваешь мужчину, крошка Лили?