Глава 6

Мама крепче прижимает меня к себе, ее дыхание становится частым и прерывистым.

— Не бойся, малютка! Все будет хорошо, — еле слышно говорит она мне побелевшими губами.

Это я боюсь⁈ Мать, ты с перепуга что-то попутала! Я не боюсь ни службы, ни односторонней дружбы, ни заклятия грома, и уж точно не подпрыгнувшего на секунду дома. Мы во всем разберемся, не дрейфь!

Мать будто читает мои мысли. И в глазах матери ужас молниеносно сменяется решимостью. Вот так-то лучше!

Стратегия «замри — беги» срабатывает у нее не как у обычных людей, часть из которых замирает, а вторая сразу же бросается наутек, даже не понимая, что, собственно говоря, произошло.

А у мамы одно действие последовательно сменяет другое. Замерев и мысленно оценив ситуацию, она бросается бежать вверх по винтовой лестнице, при этом с должным вниманием и осмотрительностью, чтоб, не дай Бог, не навернуться на узких, местами прогнивших ступенях и не выронить меня.

Ума ей явно не занимать.

Что тут говорить — яблонька от яблочка.

Лестница противно скрипит под мамиными ногами, каждый шаг отдается протяжным стоном, словно древний дух дома жалуется на наше вторжение. Воздух густой и затхлый, пропитанный запахом плесени и чего-то ещё неуловимого, что щекочет ноздри.

Одна ступенька под маминой ногой внезапно проваливается с сухим треском, образуя зияющую дыру. Мама вскрикивает, едва удерживаясь на ногах, и я тяну свою маленькую ручку к ее шее, по инерции пытаясь удержать её от падения.

— Держись за меня, женщина! — кричу я.

— Ага-агу! — слышит она.

В образовавшемся отверстии виднеется лишь чернота, из которой веет холодом и забвением. Мама, тяжело дыша, осторожно переступает через пролом, балансируя на одной ноге. Скрип лестницы становится еще громче, пронзительнее, словно дом предупреждает нас об опасности, таящейся в его старых стенах. Каждый шаг теперь — будто попытка баланса на весах правосудия.

Мда уж… с этой частью имения явно проблемки. Как только его графское величие мог допустить такое обветшание своего домовладения? Похоже, его нога очень редко ступала в последние годы в покои старшей жены. А женщина, в свою очередь, опасалась сообщить супругу о необходимости отслюнявить пару тысяч монет на капитальный ремонт. Так и ковыляла бедная мать Софии молча да в одиночестве по этим скрипящим ступеням в свою опочивальню.

Мама достигает последней ступеньки лестницы, на которой её нога теряет равновесие, а мама отклоняется назад.

Я инстинктивно хватаюсь своей маленькой ручкой за её кофту.

Оп-оп-оп, сейчас не время падать. Время вставать с колен!

Мама сворачивает в узкий боковой коридор, почти ныряя в кромешную тьму. Я ничего не вижу, только чувствую, как она дрожит, как быстро бьется ее сердце.

Внезапно крик повторяется, на этот раз он звучит радостно. Хотя по тембру голоса хозяйка крика — одна и та же дама. Будто женщину пытались укокошить снарядом, а затем она обрадовалась, увидев своего несостоявшегося убийцу.

Что происходит в этом проклятом имении? Кто кричит? Голос похож на голос мамы, только немного взрослее…

Готов поклясться, что он и принадлежит хозяйке дома… Но что там с ней делают? Ее то бьют, то щекочут?

Мои размышления прерывает стойкое ощущение, что за нами кто-то следит.

Я перевожу взгляд туда, откуда идет этот подлизывающий душу холод и натыкаюсь на пару красных глаз, зияющих в темноте открытой комнаты, в сторону которой мы как раз идем…

* * *

Граф Дамиров, его молодая жена и Ангелина Петровна медленно приходили в себя, сердца бешено колотились в груди. Первобытный страх, сковавший их в момент, когда снаряд пробил окно, постепенно отступал, уступая место гневу и растерянности. Еще бы! Неведомо откуда взявшийся боеприпас внезапно, со звоном разлетевшегося вдребезги стекла, пронесся прямо у них над головами и ворвался в трапезную — одно из самых священных мест в имении, место, где совершалось таинство приема пищи. Осколки стекла сыпались на стол, смешиваясь с крошками и недоеденными деликатесами.

В комнату вбежали напуганные слуги и двое охранников-гвардейцев, лица которых были белее мела. Они испуганно озирались в поисках источника выстрела.

— Что это было⁈ — взревел граф, его голос, подобно разорвавшейся гранате, прокатился по залу.

Он смерил двух гвардейцев ледяным взглядом. Те, потупив глаза в пол и сжав свои широченные плечи, съежились под графским гневом.

— Где вас черти носили⁈ — продолжал бушевать Дамиров. — Пролети снаряд секундой назад, вместо головы моей старшей жены остался бы распотрошенный арбуз!

С этими словами граф схватил со стола нож и с яростным выпадом воткнул его в круглый, полосатый арбуз. Острое лезвие с хрустом разделило огромную ягоду на две части, алый сок брызнул на белоснежную скатерть.

— Или хуже того, — процедил граф сквозь зубы, указывая на разрубленный им арбуз, — она осталась бы овощем на всю оставшуюся жизнь!

От последней фразы у Настасьи, молодой супруги графа, разгорелся внутренний голод. С хищностью гиены она схватила утиную ножку и вонзилась в нее острыми зубами, с аппетитом отрывая куски мяса. Быстро пережевывая, она схватила бокал и, запрокинув свою небольшую голову со свисающими по бокам каштановыми кудряшками, опрокинула в рот оставшееся вино. Но его оказалось слишком много.

Жадность сыграла с молодой женой графа злую шутку. Она подавилась и начала судорожно кашлять, а красная жидкость хлынула двумя струйками из носа, будто алая кровь.

Эта картина развеселила Ангелину Петровну. Ее звонкий смех разлетелся по залу, отлетая от стен эхом. Все взгляды устремились на смеющуюся женщину.

Граф, не заметивший, что его младшая жена поперхнулась, подумал, что старшая, хоть и сохранила свою голову, похоже, потеряла рассудок из-за прогремевшего пару минут назад взрыва.

— Ха! Смотрю, оплошность моего оруженосца никого не напугала, а лишь рассмешила, — в трапезную уверенной походкой вступил высокий мужчина, облаченный в одеяния, подобающие графскому титулу.

Кафтан его, из тончайшего сукна лазоревого цвета, был богато расшит серебряными нитями, образующими затейливый узор из геральдических лилий и виноградных лоз. На камзоле алого шелка поблескивала массивная золотая цепь с фамильным медальоном. Длинные вьющиеся волосы цвета воронова крыла ниспадали на плечи, обрамляя лицо с тонкими аристократическими чертами. Небольшие, аккуратно подстриженные усы придавали ему вид изысканной строгости.

Взгляд его темных проницательных глаз был направлен на присутствующих, словно оценивая каждого из них.

— Граф Орлов? — нахмурился Александр Сергеевич. — С чем пожаловали в мое скромное имение?

— С дружеским визитом, — отозвался граф, переведя оценивающий взгляд с Ангелины Петровны на графа Дамирова, а затем на Настасью, которая была явно рада появлению мужчины и как будто даже ожидала его.

— Братец, я так рада, что ты почтил нас своим посещением! — воскликнула она.

И, вытерев лицо кружевным батистовым платочком, бросилась обнимать графа Орлова.

— Хотел проведать сестрицу, — отозвался он, беря Настасью за руку и давая ей крутанутьсявокруг своей оси, словно в легком танце. — И заодно пригласить достопочтенного зятя, графа Дамирова, на охоту. В лесах вашего графства, говорят, водятся отменные лоси.

— И не только лоси. У нас и кабанчики знатные, и медведи встречаются. Кстати, не желаете ли отведать свежего борща на лосином мясе?

— Не откажусь! Вот только воспользуюсь вашими удобствами. И прошу прощения за разбитое окно. Лука, мой тупоголовыйоруженосец, оказался еще и криворуким. Ну, погоди у меня, я ему эти руки-то поотрубаю!

Граф бросил холодный, полный решимости взгляд на стоящего рядом бледного оруженосца, держащего в руках ружье, словно оловянный солдатик.

От этих слов несчастный Лука рухнул на пол без чувств.

Ангелина Петровна вскрикнула от ужаса.

— Да что вы, батюшка, Павел Игнатович⁈ Пощадите юнца!

Она бросилась к молодому парню, наклонилась над ним. В ней проснулся материнский инстинкт. Паренек по возрасту годился ей в младшие сыновья.

— Дуняша, неси скорей аптечку!

Дуняша, всплеснув руками, выбежала из зала.

— Не суетитесь, дражайшая Ангелина Петровна. Он чуть не отстрелил вам голову, а вы за него печетесь. Сейчас сам придет в себя. Это всего лишь обморок, — заметил граф Орлов холодным тоном.

В подтверждение его слов, парень и впрямь открыл глаза. Поднялся на дрожащих коленях и, подобно раненой лани, пополз к графу Орлову, падая ниц перед ним. Из глаз его хлынули горючие слезы.

— Помилуйте, хозяин! Мне без рук — никак! Кому нужен оруженосец без рук? А мне семью кормить надобно. У меня родители престарелые, немощные… и пес дворовый…

— Ну что ты, Павел Игнатович, и правда, зверь, что ли, какой? Дадим пареньку исправительные работы, — предложил прокурор. — Вон, пусть стекло новое вставит. Сможешь?

— Смогу! Не подведу, батюшка! — закивал радостно Лука, счастливый оттого, что ему предлагают смягчить приговор.

— Ладно уж, живи… — граф Орлов с пренебрежением сделал несколько шагов назад от стоящего перед ним на коленях несчастного слуги. — Ты мне ещё на охоте пригодишься, наши с Александром Сергеевичем ружья поносишь.

— Спасибо, спасибо, хозяин! Вовек не забуду! Понесу все, что скажете, хоть ружья, хоть слона!

— Слонов у нас нет, а свое ружье я никому не доверяю, — отозвался граф Дамиров. — Настасья, голубушка, проводи своего брата до уборной, сделай милость.

Настасья кротко кивнула и вышла из зала вместе со своим братом, графом Орловым.

Им навстречу в зал вбежала запыхавшаяся Дуняша, неся в руках увесистый чемоданчик с нарисованным на нем красным крестом.

— Аптечка, — тяжело дыша, свистящим голосом произнесла она и чуть было не столкнулась лбом с Лукой, который в тот самый миг поднимался с колен.

— Уже не надобно, — молвила Ангелина Петровна, а сама схватилась за виски. Столько волнительных событий за столь краткий срок, что её повело. Закружилась голова, но, к счастью, она успела ухватиться за спинку стула, дабы не утратить равновесие.

— Дуняша, принеси тарелку горячих щей графу, — повелел прокурор. — А ты, — посмотрел он на всё ещё бледного паренька, — ступай с ней, она и тебя щами накормит.

— Спасибо вам, спасибо от чистой души, дюже благодарен! — затараторил Лука.

— Иди уже с глаз долой, — скривился Дамиров. В графе начало нарастать напряжение из-за неутоленного голода. Хлеб, конечно, хорошо сочетается со зрелищем, но сегодняшний спектакль переборщил с приправами. От обилия событий у графа расшалились нервы.

— Я тоже пойду, прилягу, — тихо произнесла его первая жена и, присев в реверансе, вышла из зала.

Дамиров, громко выдохнув, опустился на стул и, налив себе чарку беленькой, выпил её залпом. Эта детская забава разом подняла графу настроение. Эх, что-то, а забавы и детей он любил не меньше ратных дел, судебных тяжб и процессуальных битв в зале суда.

Он и Настасью-то взял в жены, дабы нарожалаему с десяток младенцев, из которых можно будет создать свой мини-полк, о коем граф так мечтал. Сыновья от первой супруги все, как один, поступили на службу к государю императору. А Александр Сергеевич желал создать собственное войско из будущих сыновей. Да вот молодая жена всё никак не спешила разродиться потомством, что сильно печалило графа. Он налил себе новую чарку, как вдруг услышал отчетливое «Агу!».

— Это ещё что такое⁈

Неужто желание получить от молодой жены новых отпрысков стало настолько сильным, что превратилось в наваждение⁈

— Агу! — утвердительно прокричал детский голос где-то рядом настолько громко, что граф от ужаса выплюнул водку, которую только что пригубил.

* * *

— Агу! — кричу я что есть мочи. — Мать, смотри, там мохнатое чудище идёт прямо на нас, сверкая своими красными глазами!

Таких существ я ещё не встречал за всю свою, богатую приключениями жизнь! На человека эта тварь не похожа. Да и на демона тоже ничуть. Возможно, в этом мире демоны выглядят как-то иначе? Черт его разберёт! Я отчаянно кричу, пытаясь указать рукой на это исчадие, выходящее из темноты комнаты в коридор. Странно, но сигнал DANGER в этот раз не появляется перед глазами. Лампочка, что ли, перегорела в моей голове за этот насыщенный день⁈

Мать наконец обращает внимание на мои старательные телодвижения.

— Мирославушка, ты что-то увидел?

Увидел! Увидел то, что нам надо бежать подальше отсюда, пока это пушистое дьявольское нечто не сожрало нас с потрохами! Дьяболо! Оно, это жуткое существо, с торчащей во все стороны чёрной всклокоченной шерстью, подходит критически близко и, словно ножны, резко выпускает острые когти из своих мохнатых лап. За спиной пистолетом поднимается хвост. Дьявольское нечто открывает свою пасть, обнажая ряд белых клыков, на которых видны засохшие капли крови.

— Мяо! — громко и непозволительно нагло произносит чудовище что-то похожее на заклинание. — Мяо, мяо, мяяяяяяяо!

Крайне слово прозвучало особенно агрессивно. Ну, держись, монстр! Кем бы ты ни был, я тебе сейчас надеру уши!

Что есть мочи я сжимаю свои кулачки.

— Ой, — наконец-то замечает мама это порождение тьмы. — Берендей, это ты!

Голос матери звучит почему-то радостно. Или же мои детские уши передали неверный сигнал в головной мозг?

Мать наклоняется к диковинному созданию и начинает произносить вполголоса какое-то заклинание:

— Кис-кис-кис!

— Брысь! — добавляю я на всякий случай, размахивая кулачками, чтобы усатая мяукалкапоняла, что ей тут не рады.

— Гу-гу, — слышит мама и кивает, явно соглашаясь с моим посылом.

Похоже, она умеет обращаться с этой магической тварью, потому что та замирает, а мать зачем-то садится на корточки напротив, ничуть не боясь. Может, это часть ритуала?

Как змей заклинают игрой на флейте, так этих Берендеев нужно гипнотизировать, глядя им прямо в глаза, которые успели поменять цвет скрасного на тёмно-зелёный, словно сигнал светофора.

На секунду кажется, будто магия сработала. Но в следующий миг этот чёрный чертяга в один прыжок оказывается возле нас с мамой.

— Мурррр… — протяжно произносит он какие-то неведомые убийственные чары, одновременно проводя хвостом по моим лицу и шее, будто хочет отсечь мне голову с плеч. Но вместо отвала башки это магическое действие меня щекочет, отчего я начинаю смеяться в голос.

— Мирославушка, тебе нравится Берендей, да⁈ И ты ему, похоже, тоже! Это кот. Друг человека.

— Кот? — пытаюсь повторить я, но мешает шерсть от его хвоста, которая оказалась у меня во рту.

Друг человека? Тебе, мать, надо тщательнее выбирать друзей. В нашем мире ты бы, наверное, ходила за ручку, пела частушки и водила хороводы с демонами. Ещё бы веночки им плела с фенечками.

Пока я высказываю маме свои думы, она подхватывает этого, так называемого кота в охапку, отчего тот прижимается своей мордой ко мне.

— Эй! Пошёл прочь! Убери от меня свои глазищи!

Похоже, Берендей обладает магией чтения мыслей.

— Мяу, — произносит он вредным голосом. Это звучит как «да». Но такое «да», от которого ты сам потом пожалеешь, что напросился на это.

Он начинает разворачиваться.

— Берендей, аккуратно, а то я тебя выроню, — говорит мама, заходя в одну из тёмных комнат.

Кот тем временем успевает развернуться ко мне хвостом.

Только этого мне не хватало! Дышать ему в хвост.

Я протестую! Верни всё назад, кошара! Точнее, мордой назад повернись, а, будь другом!

Мама кладёт нас обоих на что-то мягкое. И кот, один раз мяукнув, гордо отходит в сторонку. Мол, и не очень-то ему хотелось общаться со мной. Ну и ладно! Я тоже не в восторге от твоего кошачьего общества.

Хотя… мурчал ты неплохо. Надо тоже так научиться, чтобы обезвреживать врагов этим звуком, от которого проходит напряжение и хочется умиляться…

Я улыбаюсь своим мыслям. Как вдруг слышу какое-то шипение. Кот становится на дыбы и начинает злобно шипеть на что-то, что скрывается в тёмном углу комнаты.

— Я скоро вернусь, сыночек, — говорит мама, а в следующий миг раздаётся звук хлопнувшей двери.

Комната погружается в полную темноту.

— Кто посмел припереться в мою обитель⁈ — произносит шепот ровно из того места, куда устремлен прожигающий взгляд кота.

Загрузка...