Адвокат Демонов

Глава 5

— … сию минуту передают последние новости о происшествии в Имеретинском родильном доме, на который час назад совершено было дерзкое нападение. Несколько человек убиты, а также похищена супруга светлейшего князя Рублевского вместе с младенцем. Вероятнее всего, злодеи потребуют выкуп немалый. Ныне в сем заведении трудятся гвардейцы совместно с сотрудниками Канцелярии тайных и розыскных дел

— Прошу вас, переключите волну, — раздается голос матушки. — Негоже младенцу вслушиваться в рассказы о злодеяниях.

Не-не-не, мать, ты чего? Там же самое интересное начинается… Про нашего визави из парка. Может, уже известны детали убийства? И про нас там, часом, ничего не скажут?

— Как изволите, сударыня, — отзывается извозчик и переключает волну.

Мне хватает даже этой коротенькой мелодии, чтобы провалиться в тягучий сладкий грудничковый сон.

А демоны… Демоны подождут…

Карета наша въехала, наконец, в пределы Белозёрского княжества. Издали, сквозь зелень деревьев, проглядывается имение графа.

Я открываю глаза и вновь их смыкаю.

Еще пять минуточек….

— Приехали, сударыня, — донесся до меня сквозь дрему голос кучера и ржание лошадей. — Постойте, помогу вам выйти из кареты.

Вновь открываю глаза и сладко зеваю. Быстро же пролетели пять минут сна.

Здесь дюже зелено. Птицы распевают, надрывая свои горловые связки.

Кучер помогает матушке выйти из кареты.

— Благодарю вас, что избрали нашу повозку, — молвит кучер.

— Спасибо и вам. Сколько же я вам должна? — спрашивает матушка.

— Двадцать серебряных, сударыня.

Матушка достает свой кошель и принимается отсчитывать монеты. Я же, хоть в магии пока не искушен, но в счете весьма ловок, насчитываю двадцать пять монет. Матушка… куда?

— Здесь слишком много, — протяжно возражает честный извозчик.

— Это начайные, — отвечает моя щедрая матушка с улыбкой.

У самой в кошеле шаром покати, а готова последнее отдать простолюдину.

— Благодарю, что согласились нас довезти. Доброго вам дня! — продолжает она и направляется в сторону имения.

— И вам, сударыня, всего доброго и не хворать!

Мама кивает кучеру, а затем нежно целует меня в макушку.

— Теперь, Мирославушка, у нас все непременно будет хорошо!

В княжестве светлейшего князя Рублевского творится сущий кавардак, аки в улье, потревоженном медведем. Князь Андрей Дмитриевич, объятый черной меланхолией, заперся в своих покоях, куда не допускает никого, окромя повара, коий беспрестанно подносит ему яства разнообразные: заливных осетров, поросят молочных с кашей гречневой, кур жареных с яблоками мочеными; пироги с начинкою разной — с мясом, с рыбой, да с капустою; блины ажурные со сметаною густою, да и прочие кушанья, кои и перечислить все затруднительно. От стресса, охватившего княжескую душу, аппетит у Андрея Дмитриевича разыгрался нешуточный. Даже обильная трапеза в ресторане «Три пескаря» с акушеркой Ангелиной, славящейся пышными формами, не утолила княжеского голода. Вернее, с ней-то он насытился до отвала, а после утолил и другой свой грех, весьма им любимый.

Но затем две вести, подобно грому среди ясна неба, повергли князя в пучину отчаяния.

Сперва специалист по техосмотру прислал ему отчет весьма неутешительный: его отрок, Мирослав, увы, оказался полнейшим бездарем в магических способностях. Абсолютный ноль без палочки!

Тут князю вспомнились слова его матушки, боярыни Екатерины Олеговны, она не советовала ему брать в жены девицу из графского рода, коей и была матерь непутёвого отпрыска.

«Ниже только было взять в супружницы простолюдинку, — говаривала премудрая Екатерина Олеговна. — Тебе, Андрей, нужна княгиня, не меньше! Гладислава из Галицкого княжества или же Забава из Великопермского — чем тебе не милы?»

И теперь, терзаемый горькими думами, князь Андрей Дмитриевич поглощал несметное количество яств, тщетно пытаясь заглушить грызущую его тоску.

Стоило, ох, как стоило внять словам родительницы! А он, ослепленный юной красотой графини Софьи, дочери графа Дамирова, отверг мудрый совет матушки.

И что же обрел взамен? Позор несмываемый! И лютую необходимость замарать руки свои княжеские в крови, уничтожив опорочившее его честь отродье.

Убивать ли впридачу и мать сего недостойного наследника — князь Андрей Дмитриевич еще не решил окончательно. Возможно, он дарует ей шанс искупить вину и принести ему нового наследника, достойного княжеского рода.

А ежели и второй отпрыск не оправдает надежд отца, тогда обоих — и мать, и новое дитя — с глаз долой! Прикажет сбросить их с самой высокой скалы в пучину морскую, дабы не мозолили глаза и не напоминали о позоре этом горьком. И пусть волны морские смоют княжескую печаль, а чайки разносят весть о праведном гневе князя Андрея Дмитриевича!

О гневе княжеском ныне судачили все служанки во дворце, перешептываясь по углам, аки мыши, завидевшие кота. Боялись они даже близко подойти к княжеским покоям, трепеща всем телом. И, воистину, поступали мудро, ибо, даже насытив чрево свое до предела, князь Андрей Дмитриевич не обрел душевного успокоения. Напротив, ярость его, подобно бушующему пламени, охватила всю светлицу, круша и разбивая все на своем пути: шкафы, тарелки, стулья.

Ибо вторая весть оказалась горше прежней, словно яд, разливающийся по жилам. Княгиню Софью вместе с младенцем похитили! Похитители же до сих пор не объявились, не потребовали выкупа. Но князь, подобно орлу, зорко вглядывающемуся вдаль, чувствовал сердцем своим: не похищение это вовсе.

Жена его, ослушавшись воли супружеской, бежала, дабы спасти жизнь своему чаду, недостойному, по мнению князя, носить имя его рода. Напрасно, ох, напрасно открыл он ей свой замысел — избавиться от наследника, коль окажется он пустым магически сосудом, не способным продолжить славную династию Рублевских. Князь Андрей Дмитриевич был уверен, что жена его, кроткая и покорная, не посмеет противиться его воле.

И то, что она ослушалась, дерзнула воспротивиться его решению, вызывало в князе бурю праведного негодования, заставляя дрожать от гнева и скрежетать зубами. Но князь, подобно опытному охотнику, изучившему повадки зверя, был уверен, что знает единственное место, куда могла направиться беглянка.

Был у князя Андрея Дмитриевича один верный способ унять душевную смуту, когда ни обильные яства, ни ласки прелестных девиц не приносили облегчения.

С лицом мрачнее грозовой тучи, князь Андрей Дмитриевич приблизился к письменному столу, на коем лежал колокольчик серебряный, предназначенный для вызова гонца особого назначения. Дернул он за шнурок резким движением, и в тот же миг в покои вошел воевода, остановился возле стола, преклонив колено пред светлейшим князем.

— Слушаю, ваше сиятельство, — молвил он, готовый к любым приказам.

— Немедля отправлялся в Белозёрское княжество, в графство Дамирова, — произнес князь холодным решительным тоном. — Узнай, там ли находится моя супружница с сыном. Если моя моя догадка подтвердится, Софью, доставить ко мне живой и невредимой. А отродье… — голос князя дрогнул от обуявшего его гнева, — казнить у неё на глазах. Дабы ведала, каково это — ослушаться мужа своего и попрать святые узы супружества!

Семья Дамировых собралась за ужином. Широкий, полированный до блеска стол ломился от яств. По центру возвышался, словно горный пик, золотистый гусь, начиненный ароматными яблоками и черносливом. Из разреза, сделанного острым ножом главы семейства, вытекал рубиновый сок, смешиваясь с янтарным жиром, который блестел в свете хрустальной люстры. Вокруг гуся, словно спутники вокруг планеты, расположились блюда поменьше: горка пухлых, румяных вареников, щедро политых сметаной и усыпанных измельченной зеленью; хрустящая картофельная запеканка, покрытая тонким слоем сыра, пузырившегося золотистой корочкой; салат из свежих овощей, сверкающих разноцветными красками — томаты, огурцы, сладкий перец, фиолетовый лук и яркая зелень — все это было заправлено легким, пряным соусом. В глубокой фарфоровой миске дымился борщ, от которого исходил насыщенный аромат мяса и свеклы. Рядом с ним стояла глиняная мисочка с густой, белоснежной сметаной и плетенка с пышными и румяными, словно щеки служанки Дуняши, пампушками, посыпанными чесноком. На отдельном блюде красовались тонко нарезанные ломтики домашней буженины, обрамленные веточкой петрушки. В хрустальных графинах переливались напитки: темно-красный вишневый компот и золотистый квас. А рядом с хозяином в отдельном графине, покрытом инеем от морозных чар, стояла беленькая.

Воздух наполнялся аппетитными ароматами, от которых уже текла слюна у всех членов семьи Дамировых. Но никто из семьи не смелприступить к трапезе, пока не насытится глава дома.

Ангелина Петровна — мать Софьи, с некоторым пренебрежением наблюдала, как полные щеки мужа движутся вверх-вниз, когда граф старательно разжевывает мясо из борща, а с его губ стекают бордовые струйки на его подбородок, скрытый густой бородой.

Ангелина была его старшей женой, родившей графу восемь детей, из которых София получилась единственной девочкой и седьмым по счету ребенком. А восьмой грудничок, младенец Мстислав, умер сразу после рождения. В молоке Ангелины Петровны обнаружилось некое ядовитое вещество, которое отравило бедного кроху. После этой семейной трагедии её муж — прокурор по служебной должности, любящий унасекомить не только в зале судебного заседания, но и дома, принял безапелляционное решение, которое не подлежало обжалованию, — взять вторую жену, молодую, красивую и способную родить ему ещё с десяток детей, а лучше всего, сыновей.

Для Ангелины Петровны это был удар ножом в самое сердце. К тому же, она никак не могла справиться с утратой младенца, в смерти которого её обвинили без суда и следствия.

Как вообще такое могло случиться, чтобы её собственное молоко, которым она вскормила 7 детей и буквально-таки поставила им же их на ноги, поскольку прикладывала к груди деток до 3-х лет, вдруг могло оказаться отравленным⁈

Это никак не укладывалось в её светлой, поседевшей за один день голове.

Так ещё и дражайшего супруга ей теперь приходилось делить, да не с кем-нибудь, а с наглой девицей, у которой мания величия была в разы выше её крохотного росточка. Эта пигалица Настасья Дмитриевна обладала способностями бытовой магии, что позволяло ей поддерживать порядок в своей части дома без помощи прислуги, которую она не пускала даже на порог своей обители.

И Ангелина Петровна была практически уверена, что эта молодая самоуверенная графиня что-то скрывает. Но пожилой, сорокалетней женщине никак не удавалось проникнуть во владения молодой жены. Все попытки пресекалстрогий служивый, дежуривший день и ночь в коридоре второго этажа поместья, отведенного графом для любимой супружницы Настеньки.

С момента появления этой несносной коротышки жизнь Ангелины Петровны, которая до этого была ещё куда ни шло, стала совсем не сахар.

Муж-граф полностью переключился на молодую женушку, в которой души не чаял, и исполнял все её прихоти. А Ангелина Петровна все больше чувствовала себя лишней и никому не нужной, будто все только и ждут, когда она, наконец, окочурится.

Все её дети выпорхнули из гнезда. Тяжелее всего далось расставание с Софьей. Ангелина Петровна была крайне недовольна выбором, который граф Дамиров сделал для их доченьки, единственной девочки в семье.

Этот князь Рублевский слыл отъявленным негодяем, прелюбодеем, извергом и обжорой. Он был худшей партией, которую Ангелина Петровна могла себе только представить для своей любимой дочки.

Но граф настоял. И все, привет, Андрей!

Она собственными руками выдала дочь за исчадье ада, боясь идти против воли супруга. А позже узнала ужасную причину, побудившую прокурора императора совершить этот необдуманный шаг.

— Он грозился истребить весь наш род Дамировых, послать войско на наше графство, если я, ее отец, не дам благословения на этот брак! — кричал тогда Александр Сергеевич, брызжа слюной от гнева, когда его супруга однажды все же осмелилась что-то ему предъявить.

— А ты должна каждый день Богу молиться, за то, что он выбрал Софию! Он — князь! Ей повезло, что этот добрый мужчина обратил на неё внимание.

Повезло… Тогда Ангелина Петровна больше ничего не посмела сказать мужу. Но её материнское сердце болело за дочь. Князь Андрей не позволил ей даже приехать в родильное отделение, посмотреть на внука.

— Ваше молоко проклято, — бросил он ей тогда с пренебрежением. — Держитесь подальше от моего сына, будущего боевого Мага империи!

Ангелине Петровне ничего не оставалось, как забыть о возможности потискать малыша. Она окончательно потеряла всякий вкус к жизни… Идаже сейчас за этим столом, ломящимся от яств, она не чувствовала голода. Но какое-то другое чувство сосало под ложечкой. Предвкушение чего-то кошмарного… Или прекрасного? Она не могла работать. Ведь она не имела абсолютно никаких способностей к предвидению.

Графиня настолько углубилась в свои мысли, что не заметила даже, как муж Дмитрий дал разрешение есть ей и пигалице. Лицо Настасьи уже было все в жиру от утиных лапок, что вызвало чувство тошноты у Ангелины.

Ангелина Петровна встала со стула и отошла на пару шагов….очень вовремя. Через секунду боевой снаряд влетел в дом, со звоном разбивая окно, и в щепки разорвал стул, на котором женщина только что сидела.

Надо ли говорить, где в этот момент находились мы с мамой?

Стоило нам с мамой дойти практически до самой двери графского имения, как она резко остановилась.

— Нет, Мирослав, что-то подсказывает мне, что нам здесь не все будут рады.

Агу-га-га! Точнее, три ха-ха! Еще бы… Станет прокурор империи радоваться появлению на своем пороге адвоката демонов. Да он скорее застрелится или прикажет пристрелить меня. Оба варианта не кажутся радужными. Своего деда всё-таки мне не очень хочется убивать, даже с учетом его профессии обвинителя.

— А батя и вовсе может заставить меня вернуться в дом мужа, — продолжает рассуждать маман. — Да ещё эта его новая жена…. Неприятная девица. Один священник знает, что у нее на уме. А может, и он не в курсе, если она нечасто ходит на исповеди. Давай-ка мы лучше воспользуемся чёрным ходом в крыло моей матушки. А потом вместе с ней и подумаем что-нибудь…

Ай да мама, ай да молодец!

Вот не устаю я ей восхищаться. Был бы я способен говорить — снизу доверху осыпал бы её комплиментами, а сейчас произношу только сухое согласие с её планом:

— Агусь!

— Сыночек! — лицо мамы освещается улыбкой. — Порой мне кажется, что ты понимаешь меня гораздо лучше некоторых людей.

И в этом ты абсолютно права!

Тройное «агу».

Мама, держа меня на руках, отходит от главного входа и заворачивает за угол имения. Здесь, среди раскидистых дубов, скрывается незаметная на первый взгляд дверь. Рядом стоят два горшка с заморскими пальмами. Присев на корточки, мама запускает руку в один из горшков и принимается там копошиться.

— Ничего нет, — расстроенно заключает она, вытаскивая руку. И суёт руку в соседний горшок.

Ума не приложу, что женщины находят в этой возне с землёй. Как там они это называют? Садоводство? Заземление? Магия земли?

Но тут на моих глазах происходит настоящая магия. Мама достала из горшка ключ. И уже через мгновение отпирает им дверь. Вот это настоящая магия!

Мать моя — волшебница!

— Я просто горшки перепутала, — поясняет мне мать.

Ну, лишь бы не с моим ночным горшком. А так все в порядке. Нашедшего ключи не судят.

Мы проходим в имение. Здесь темно и немного пыльно. Мама осторожно ступает по темному, мрачному коридору. Видимо, этим проходом редко кто пользуется. Из-за влетевшей в нос пыли ужасно хочется чихнуть, но я сдерживаюсь. Вдруг нас тут кто-то услышит? Стараюсь дышать через рот, но очередная крупинка пыли так сильно щекочет ноздрю, что больше не могу терпеть. Втягиваю воздух и чихаю что есть мочи.

— Апчхи!

И в этот момент весь дом вздрагивает. Да какой там вздрагивает! Он подпрыгивает, будто от землетрясения или от удара гранаты. Стены дрожат, со старинных портретов сыплется пыль, где-то в глубине дома слышится звон бьющегося стекла. Мама испуганно прижимает меня к себе.

Вот это у меня богатырский чих! Сам не ожидал от себя такой мощности. Улыбка застывает на моих губах, когда до меня доносится душераздирающий женский крик, эхом отдающийся в темных коридорах имения. Кровь стынет в жилах. Понимаю, что дело тут будет посерьезнее малышового чиха.