Адвокат Демонов

Глава 11

Мама тянется ко мне, но женщина-шарик резко разворачивается со мной на руках в сторону окна. За стеклом, возле дверей магического ясли-терната, стоят два гвардейца — рослые мужчины с суровыми, неподвижными лицами. Они словно оловянные солдатики, стоящие на страже вечного огня, а не малышей.

— Если вы сейчас же не уедете из моего кабинета, я вызову гвардейцев! — прозвучал резкий голос женщины.

— До свидания, Мирославушка, — говорит мама, голос дрожит, но в нем слышна твёрдость. — И вам не хворать, Есения Иванна, — добавляет она жёстким тоном.

— Спасибо, Софья Александровна. Ваш экземпляр договора я пришлю вам с голубем.

С голубем? Я в недоумении. Как он дотащит такой тяжёленный рулон? Или у них какой-то волшебный боевой голубь?

— Спасибо! — мама отвечает сухо. — Лучше пришлите мне в смс, чтобы ни один голубь не пострадал.

Как мама её уделала! Ай да молодец! Мне хочется похлопать, но я даже не вижу её — меня так неудобно развернула эта тучная дама. Слышу только звук хлопающей двери.

— А теперь можно расслабиться и немного перекусить, да, карапуз?

Женщина достаёт из хрустальной вазочки ту самую жёлтую конфетку, которая приглянулась мне с первого взгляда. Я снова тяну к шоколадному лакомству свои крошечные ручки. Может, Есения Иванна, мы с вами ещё и подружимся.

В этот момент тётка приносит конфетку мимо моих рук, разворачивая фантик.

Открываю рот в предвкушении. На языке уже чувствую вкус шоколада. Ням-ням, клади мне её скорее в ротик!

Но вместо этого «шарик» засовывает конфету в свой огромный рот и начинает громко чавкать.

— А ты чего пасть разинул? — гогочет адским смехом директор яселек. — Думал, я с тобой поделюсь? Запомни главное правило — Есения Ивановна не делится своими конфетами.

Ну это мы ещё посмотрим! Теперь я знаю, где они лежат. Вот научусь ползать — заберу все твои конфеты и раздам их бедным детям, отсыпав, конечно, немного и себе. Жаль, пока не знаю, когда это произойдёт.

Но одно я знаю точно — с тобой мы не подружимся. Два шанса на первое впечатление я ещё никому не давал.

— Ну так, что там у нас⁈ — женщина с уставшим видом смотрит на часы в виде тарелки, висящие у неё на стене. — Ужин ты пропустил…

Как это пропустил ужин⁈ Женщина, что ты несёшь! Мне нельзя без еды, мне нужно откуда-то черпать энергию и развивать свою магию, или как? Я на голодовки не подписывался!

Но она демонстративно не реагирует на мой возмущённый клич. Вытерев о подол своего платья шоколадные руки, она направляется к выходу из кабинета.

— Эй, вернись! Дай мне хотя бы конфетку!

Борясь с усталостью, я проникаю в её мозг. Пока тут наведу шороху. Какие греши могут быть у этой тучной женщины?

На табличке загораются три ярко-алых слова: Зависть — алчность — чревоугодие.

В принципе, это можно было бы и угадать, не пробираясь в нутро её подсознания.

Кушать… Кушать… — усиленно внушаю ей мысль. Конфетка вкусная… Ещё одна конфетка — это не страшно, она не повлияет на вес.

— От ещё одной конфетки ничего не случится, — произносит женщина ту самую мысль, которую я ей внушаю.

Не дойдя и пары шагов до двери, она возвращается и наклоняется над вазочкой, чтобы достать ещё одну конфетку.

Я наклоняюсь вместе с ней и успеваю незаметно схватить одну из конфет. Победа! Никогда ещё мой триумф не был таким сладким.

Пока женщина уминает свою конфетку, я прячу свою в кармашек моего комбинезончика. Как здорово, что дизайнеры детской одежды догадались сделать такие кармашки.

Тётка тем временем дожёвывает ещё одну конфетку и выходит из кабинета вместе со мной. Мой трофей она, к счастью, не заметила.

Она приносит меня в огромный зал. Не полон игрушками и подушками, как я ожидал, а возле стены, прямо в воздухе, висит огромный тонкий «домашний кинотеатр». Малыши уже сидят и лежат на своих местах — тех самых, на которые их ранее посадили и положили. Кто-то смотрит мультик, кто-то играет в деревянные игрушки, а кто-то просто пускает слюни.

Меня кладут на спину рядом с огромным бугаем. На вид ему около двух лет, и при этом он явно переросток — такой здоровенный, что кажется, будто вырос из другого мира.

Есения Иванна смотрит на меня секунду, а затем переворачивает меня лицом к экрану и выходит из комнаты, закрыв дверь за собой.

Волею-неволей мне приходится смотреть на экран, где боевой боярин — кото-маг — отчаянно пытается одолеть мышку-простолюдинку.

Я вспоминаю Берендея. Не хватает мне этого кошака. Успел я к нему привязаться, к этому усатому животному. Да и призрака даже немного не хватает. Все эти дети здесь кажутся абсолютно бесполезными для меня, они меня не поймут и не смогут ответить. Здесь мне не с кем поговорить, ни обнять пушистое тело. Только экран и тишина вокруг.

Пока кото-маг сражается с пищащей от ужаса мышкой, я закрываю глаза, вспоминаю имение, которое практически стало мне домом и ловлю грустинку. Рука сама находит конфетку в кармашке моего комбинезона.

Самое время подкрепиться. Я достаю конфетку, и её обёртка шуршит в моей руке. Бугай поворачивает голову в мою сторону — медленно и угрожающе, словно зомби. Его хищный, туповатый взгляд тут же цепляется за яркую обёртку. Губы расплываются в улыбке предвкушения, которая мне совсем не нравится.

Бугай из ряда вон грузный, низкий лоб, маленькие злые глазки — всё в нём кричит о враждебности. Он смотрит на мою конфету с жадным вожделением, будто бы она — его долгожданная добыча.

Решительно и быстро он накидывается на меня без предупреждения. Но я успеваю раньше предсказать его действия — насмерть сжимаю конфетку в кулаке.

— Оть-дай! — угрожающе шепелявит он.

Он уже умеет говорить. Но то ли его интеллект не дотягивает до его размеров и возраста, то ли наоборот. Его вес перевешивает оные.

Даже не надейся! Свой ужин я тебе не отдам, тупая бошка!

— Оть-дай, я сказал! — требует огромный «малыш» ещё более настойчиво.

Бугай пытается раскрыть мой кулак своими огромными обеими ручищами. Я громко ору:

Руки прочь! Это моя прелесть! — отвечаю я отпором, четко агукая.

Другие дети начинают кто плакать, кто орать. Вот она — детская солидарность.

Но нас будто никто не слышит. Сидящая в зале молодая воспитательница смотрит в свой телефон, повышая свой уровень магии в телефонной игре.

Никого не волнует, что в этом зале разворачивается настоящее побоище, побоище ни на жизнь, а на смерть. Я понимаю, что никто не придёт на помощь, никто не вмешается. Расчитывать, как и обычно, я могу только на себя.

Я крепче сжимаю конфетку и стараюсь не дать бугаю её вырват, сердце бешено бьётся в груди.

Вдруг тупоголовый применяет ко мне удушающий приём. Его ноги обвивают мою голову, словно цепи, и я ощущаю, как меня душит его плотная, мягкая как подушка шкура. В голове зашумело, сердце колотится. Что есть мочи, я начинаю бить ногами — вертушку, — стараясь вырваться.

Бах-бах-бах! — раздаются удары по его телу. Он чуть сбавляет хватку, и я нацеливаюсь двинуть ему прямо в паховую область.

Но ноги утыкаются в его огромный мягкий живот. Вряд ли он чувствует хоть какую-то боль — его кожа словно мягкая подушка, а не броня.

Тем временем его острые зубы, похожие на лезвия, впиваются в мою руку. Боль пронзает, и кажется, что сейчас я открою кулак — но я не сдаюсь! Превозмогая жгучую боль, я с силой врезаю ему своим крошечным кулачком прямо в глаз.

В ответ его огромный кулак, размером с моё лицо, летит навстречу. Я успеваю увильнуть, и он ударяет прямо по металлической игрушке — большой лабиринт с бусинками. Звук удара эхом разносится по помещению, металлические бусинки рассыпаются, звонко звоня.

Его дикий, звериный крик прорезает воздух, и в зале вспыхивает напряжение. Воспитатель вскакивает с места, быстро бежит к нам, останавливаясь рядом, словно оценивая обе стороны конфликта.

Пользуясь моментом, я не теряю ни секунды. Быстро разворачиваю конфету и засовываю её в рот, как будто это мой последний шанс. Наслаждаясь, переминаю в беззубом рту шоколад, который тает и наполняет меня теплом и сладким блаженством. Вкусовые сосочки передают в мозг волны удовольствия и насыщения — я чувствую вкус темного чуть горьковатого шоколада.

Но тут рядом появляется воспитатель. Его лицо выражает лютую злость и бешенство, за то, что дети отвлекли его от игрушки. Он быстро наклоняется к на, его внимательный взгляд оценивает обстановку, а голос звучит грозно:

— Что тут происходит?

Я замираю, чувствуя, как шоколад всё ещё тает на языке. Воспитатель смотрит на нас обоих, с той внимательностью, с которой прокурор изучает материалы дела. И в убираю конфетку за щеку, чтобы скрыть мотив преступления.

Бугай всё ещё трясётся от ярости, а я — с конфетой ощущаю; что победил в этом небольшом сражении. Но в тот момент, когда воспитатель переводит взгляд на парнишку, тот театрально заливается диким плачем и тычет в меня своим толстым пальцем, похожим на огурец:

— Онь…. Это онь первый набросся на меня, — говорит этот наглый лгун, коверкая слова.

Воспитатель угрожающе наклоняется надо мной, его лицо затмевает свет. Его строгий взгляд пронзает насквозь.

— Это правда? — спрашивает он меня так, будто я способен ответить. Я отрицательно киваю головой, стараясь выглядеть как можно убедительнее.

— Правда — правда! — продолжает этот врун, указывая на меня своим толстым указательным пальцем. — Он меня побил и покусал! — произносит он, слишком смягчая букву Л, демонстрируя острое необходимость в логопеде и в розгах, которые донесли бы до него, что врать нехорошо.

Покусал? Я? Ха! Да у меня даже зубов нет! Кто в это поверит? Я радуюсь, что мой противник такой недальновидный, кидается аргументами, которые так легко опровергнуть. Воспитатель сейчас оценит ситуацию. Взвесит аргументы лжеца и мои четкие кивания и накажет этого беспринципного бугая.

Но вместо того чтобы задуматься, воспитатель хватает меня за шиворот, поднимая, словно нашкодившего щенка. Я подвисаю в воздухе, дрыгая своими маленькими ножками. Что происходит? А ну вернул меня обратно на пол! Никто не смеет так со мной обращаться. Ко мне даже судьи и те всегда относились с должным почтением.

— Ты что вытворяешь, новенький? — зло спрашивает воспитатель. Я смотрю в его глаза, и читаю в них усталость и нескрытое раздражение. — В наших ясле-рнате драки запрещены!

Я пытаюсь протестовать, но мои рьяные «агу» имеют противоположный эффект от ожидаемого. Воспитатель сжимает меня ещё крепче. Отчего внутри меня все начинает кипеть от ярости. Раскрой глаза и прекрати держать меня в этой неудобной позе, будто это я — виновник конфликта.

Я имею право хранить молчание и говорить на том языке, на котором умею. А посему требую переводчика с малышатского, — яростно агукаю я.

Воспитатель шумно выдыхает.

— Что ж, я тебя услышал! — говорит он, а я победно улыбаюсь!

Я победил. Фраза позанесенная с юридическими терминами действует лучше любой магии. Как только представитель власти понимает, что ты знаешь свои права — он тут же отступает.

— А есё он конфетку Марь Иванны съел! — ни как не угомонится это исчадие ада.

Воспитатель возвращается меня на пол.

— А ну-ка покажи свои руки.

Краем глаза я быстро осматриваю свои ладошки. О нет, на правой виден четкий след шоколада.

Воспитатель в одно быстрое движение хватает мою ручку и выворачивает её так, что я испытываю острое боль.

Эй, разве так можно обращаться с детьми и адвокатами⁈ Возмутительно!

Увидев шоколад, воспитатель выпускает наконец мою ладошку.

Так-то лучше. Подумаешь, маленькое темное пятнышко. Вы ничего не докажите без экспертизы и следствия. Можно это всего лишь родимое пятнышко.

— Посиди тут. А я пока позову директора, Марь Иванну.

Ту грозную тетку, у которой я экспортировал эту конфетку. Н-не надо…. она же меня приговорит сразу к смертной казни. Для неё конфеты гораздо дороже жизни её подопечных.

— Так тебе и надо, мало шоколада! — обрадовался бугай тому, что наказание ждет меня, а не его.

Ну нечего. Я ещё с тобой поквитаюсь! Победа в маленьком сражении не означает победы в бою.

Спустя пол часа моя злость на этого парнишку выросла вдвое, когда меня без суда и следствия заточили в камеру-одиночку. Серьезно⁈ Это точно ясли-тернат, а не колония-поселение?

Сажать в одиночку за одну маленькую драку малыша, которому нет и месяца отроду — вот это настоящее преступление.

Я требую адвоката или хотя бы авокадо, кушать очень хочется….

Осматриваю свое место заточения. Похоже на какой-то чулан для швабр. Метр на метр. Окошко с решетками высоко, почти у потолка и холодный бетонный пол. Ни тебе кроватки, ни кресла, ни даже пуфика или хотя бы коврика — абсолютно ничего.

Несколько минут назад Марь Иванна спустилась со мной в это подвальное помещение, похожее на подземелье. Тёмные стены, низкий потолок и запах сырости — всё это напоминало сцену из нуарного детектива, триллера со Стетхемом и Гарри Поттера, в которых главный герой неожиданно оказывается в ловушке.

Отрыв одну из нескольких одинаковых дверей, она опустила меня на пол.

Шипя что-то про то, что если я ещё хоть раз возьму её конфеты, то она и вовсе сотрёт меня с лица земли, она захлопнула дверь и закрыла её на замок.

Ну и что теперь делать? — шепчу я сам себе, глядя на тусклый свет, пробивающийся сквозь открытое окно. Клюв воробью пределать?

На мне только лёгкий комбинезончик, и холодный вечерний воздух поддувает из окна, заставляя жутко дрожать. С каждой минутой мне становится все холодней. Я тут заболею, а то и умру, если немедленно не придумаю что-то.

Вздохнув, я сжимаюсь в куличик. Эх, сейчас бы, если верить расписанию, я мог бы плавать в бассике, а потом укладываться спать в теплею мягкую кроватку. Я громко чихаю. Пыль в воздухе щиплет глаза, но я не могу позволить себе сдаться. Я не из тех, кто сдаётся.

Вдруг в углу, я замечаю что-то, что приковывает мое внимание. Оно блестит в свете луны. Напрягаясь и разжигая т, точно пружина, я начинаю ползти к этому незнакомому предмету. Уху! Вот это сила воли! Она способна на многое. Даже научиться ползать в три дня от роду.

Проходит где-то около получаса, когда я, как старая гусеница всё-таки доползаю до темного угла. Подползаю ещё ближе и вижу, что это металлическая деталь от игрушечного автомобиля. Похоже осталась здесь от предыдущего «узника».

Не знаю, зачем она мне может понадобиться, но, возможно, она поможет мне выбраться отсюда. Я беру деталь в руки и начинаю осматриваться. Возможно, есть какие-то щели или трещины в стенах, которые я мог бы использовать. Вот бы ещё применить магию раскрытия, которая помогала мне раньше из любой щели сделать расщелину и раздвигала даже самые тяжелые ворота, да и не только них.

Ужасная мысль о том, что я могу остаться здесь навсегда, заставляет меня действовать. Я начинаю стучать по стенам, пытаясь найти слабое место.

Каждый удар звонко отзывается в тишине.

ЦОК-ЦОК-ЦОК.

Внезапно я слышу снаружи шаги. Кто-то спускается по лестнице в подвал. Сердце замирает. Неужели Марь Иванна вернулась? Я прячу деталь от машинки за спину и ложусь на пол в позе эмбриона.

Шаги становятся громче, а затем замирают, остановившись прямо возле двери в мою «тюрьму».

— Его привезли только сегодня вечером, — говорит кто-то. Голос звучит незнакомым. Это точно ни Марь Иванна, и даже не воспитатель, но кто?

— Прекрасно, — отвечает второй голос, хриплый бас, в котором я узнаю воеводу, который возле корюшки желал разделаться со мной и мамой. Похоже, он сумел выжить.

— Если это тот самый мальчишка — я заплачу вам тридцать пять Серебренников.

— Так много, господин хороший! Что мне надо будет сделать за такие огромные деньги?

— Ничего… Абсолютно ни-че-го! Всего лишь молчать, о том, что убью магией льда этого мальчугана. А ты скажешь директору, что паренек сам окочурился от холода. По рукам?

— Конечно, о чем речь! Я буду, как могила! Я как раз работал могильщиком до того, как устроился в охрану магического ясли-терната.

— Для могильщика ты слишком много болтаешь. Отпирай замок!

Я достаю детальку от машинки и с готовностью выставляю её перед лицом, словно холодное орудие.

Двое огромных мужчин, один из которых профессиональный воевода, обладающий магией льда, а второй — охранник могильщик.

А с другой стороны — малыш, который только-только научился ползать с игрушечной железякой в качестве «аргумента». Ха, Звучит, как бой, на который хочется посмотреть сидя на диване с чипсами и пенным, а еще лучше сделать ставки… на меня! Я побеждю, победа, одержу победу, вашу воеводскую мать!