Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история

Глава 45

Я плотнее прижал нож. Нельзя сразу выдергивать нож из раны, если ты не хочешь, чтобы кровь хлынула струей. После этого я подхватил обмякшее тело и затащил в комнату. Щелкнул задвижкой на двери и бросился к кровати. Надо завернуть ее в простыню… нет, в одеяло… закатить под кровать, а потом, ночью, когда все уснут, вытащить ее из общежития и…

– Ершан. Ершан!

Я встряхнул головой. Господи, какая чушня лезет в голову…

– Извини, задумался. Что ты говоришь?

– Я говорю: ты из какого места Талгана?

Ужас не прекращался: у дверей моей комнаты стояла настоящая талганка, которая могла расколоть меня на раз-два, просто задав пару вопросов. Например, где я жил. А я в упор не помнил название своего «родного» поселка.

– Погоди. Ты сама-то кто и откуда?

Девчонка смутилась. Судя по всему, она по жизни была тихой и застенчивой, и ее смелости еле хватило на то, чтобы пойти искать меня. Зачем-то.

– Мада. Мада Ершанова.

Она еще и моя однофамилица… Или… Родственница?! Я ведь до сих пор не знаю, насколько редкую фамилию присвоил. То ли она аналог Иванова и людей с такой фамилией по десятку на пучок, то ли аналог какого-нибудь Бетономешалкина или Батономахалкина[286] и тогда мы – однозначно родственники не во втором, так в третьем колене.

Я почувствовал дурноту. Вроде бы мысль насчет ножа была не такой уж и безумной…

– А я Ершан.

– Я знаю. Я спросила, этта, есть ли кто-то из Талгана. Мне сказали – только я и Ершан Ершанов.

– А пришла-то зачем?

– Потому…

– Стой. Заходи, что мы как неродные. Талганец талганке поневоле брат. Народная… э… поговорка[287].

– В комнату? – Мада попятилась, как будто я приглашал ее не в комнату, а в притон разврата, – Этта… к мальчикам?

Откуда взялось это горькое дитя на мою голову?

– Да проходи ты уже! – я схватил ее за руку и затащил в комнату.

– Мама, – тихо пролепетала девчонка, влетая внутрь.

– Да тихо ты. Сядь.

Она осторожно присела на краешек кровати Каза. Что-то лязгнуло и зашуршало, как будто он прятал под подушкой горсть бутылок и отряд шуршунчиков.

– Начнем сначала. Я – Ершан Ершанов, из Талгана. Сардарский район, поселок Жабна.

Жабна?? Ничего себе название! Надеюсь, я правильно вспомнил то, что написано в «моем» паспорте в разделе «Прописка», а не придумал это название с перепуга.

– Жабна? – Мада задумалась, – Кажется…

– Кхм-кхм. Может, ты теперь себя назовешь?

– Ой, да… – интересно, она сможет еще дальше покраснеть, или уже некуда? Мозг тут же подсказал, что румянец с лица может начать ползти дальше. Вниз. На шею. На… кхм.

– Мада Ершанова. Из Ангамара.

Ну, не из Мордора – уже хорошо[288]. А вот то, что я еле успел прикусить язык перед тем как спросить, что это такое – уже плохо. Это примерно как москвич, который не знает, что такое Бутово или красноярец, не слышавший про Абакан.

– Вот и познакомились. Теперь давай, рассказывай, что тебя ко мне привело.

Я присел рядышком. Мада резко отодвинулась в сторону. Я вскочил. М-мать, да как с этой недотрогой себя вообще вести?

Вот именно – вести. Вести разговор, задавая больше своих вопросов и поменьше отвечая на ее вопросы.

– Ну, я… этта… никого здесь не знаю… Все другое… Я… этта… из нашего города никогда не уезжала…

Так. Ангамар – город. Уже хорошо. Она из него не выезжала – замечательно. Значит, в гостях в «моем» поселке никогда не была…

– Только к нам в гости приезжала родня… Отовсюду…

М-мать. Ладно, как говорят в Чернобыле: «Не будем тянуть кота за рога».

– В моем районе у вас родня есть?

Мысленно скрестим пальцы на удачу…

– Есть…

Не сработало.

– Только не в Жабне. В Маротово.

– Никогда там не был. А кто там у тебя живет?

– Тетя Лика.

– Нет, не слышал, – абсолютно честно сказал я, мысленно вытирая холодный пот… отовсюду, где он выступил. По крайней мере прямо сейчас на меня не разоблачит.

– Так, а ко мне ты пришла… – поощрительно кивнул я.

– Ну… – губы Мады задрожали, – Я хотела… думала… хотела… как взрослая… Приехала в Афосин, поступать… а теперь…

– Стало страшно? – понял я. Домашний ребенок, никогда не отрывавшийся от маминой юбки, решила показать всем – и в первую очередь, себе – свою взрослость, но хрустальная мечта разбилась о чугунную задницу реальности. Нужна поддержка, а получить ее неоткуда: родных нет, друзей нет, знакомых – и тех нет. Осталось искать земляков. А таких только один. Да и тот… фальшивый…

Ладно, будем спасать человека.

– Не страшно… – Мада опустила глаза и нервно вцепилась в подол платья, – Просто… Непривычно. Много девчонок в одной комнате, к ним парни приходят, разговаривают… всякое…

– Пристают? – я почувствовал непонятное возмущение. Как будто это действительно моя землячка, к которой домогаются чужаки. Зарэжу!

– Нет… Просто…

– Хочешь, я приду и скажу, чтобы даже и не думали?

Альтруизм – наше всё. И еще я придумал, как можно использовать эту девочку… Нет, воображение, вовсе не так! И нет! И не… воображение, твою мать! Прекращай! Так, о чем это я думал?

– Нет! – испуганно вскрикнула она, – Они же подумают, что мы… этта…

– А мы скажем, что ты… Как твою маму зовут?

– Мада.

Я смотрю, фантазией вашу семью бог обделил…

– А папу?

– Ершан.

– Так ты – Мада Ершановна?

– Ну да.

– А я – Ершан… этта… Ершанович.

Твою мать, я ведь действительно Ершан Ершанович Ершанов. Не мне, получается, упрекать чью-то семью в отсутствии фантазии. Ну, либо мой «папа» был шутником а-ля отец Майера Майера[289].

– Значит, смотри. Если кто-то спросит – ты моя сестра… двоюродная.

Потому что на родную она, несмотря на отчество, все же не тянет. Мы несколько непохожи. А зачем мне такая родня? Да очень просто. По двум причинам.

Первая: это живой источник сведений о Талгане. Напрямую я, конечно, ее спрашивать не могу, но просто потихоньку вытягивать в разговоре нужную информацию – легко. Она пришла ко мне не столько за защитой, сколько в результате недостатка общения: разговоры других девчонок ей непонятны и неинтересны, а им, соответственно, не очень интересны ее рассказы о Талгане. Если, конечно, она не рассказывает о крокодилах, гуляющих по улицам или еще какой экзотике.

Вторая: это же железное подтверждение моей легенды! Любой, кому покажется, что я – не талганец, тут же выбросит эту вздорную мысль из головы: «Как же не талганец, вон, у него и сестра здесь учится!».

Я думал, это кошмар, а это – дар богов!

– Почему сестра?

– Потому что тогда я могу ходить в гости к тебе, ты ходить в гости ко мне – и никто не подумает про тебя ничего плохого. Поняла, сестренка?

– Д-да, – она несмело улыбнулась и попыталась сесть чуть поудобнее.

Зря.

Кроватная сетка тут же прогнулась и Мада, взвизгнув, провалилась, подняв вверху ноги и ловя задирающийся подол платья. Я бросился к ней…

– Таааак… – произнес от двери холодный, как просторы Антарктиды, голос.

Мы с новообретенной сестрой замерли. В несколько предосудительной позе: Мада полулежа на койке, и я над ней, как орел-стервятник над жертвой.

– Что. Это. За. Разврат? – в раскрытой двери стояла Ланита, сверкая глазами так, что куда там волку-оборотню.

– Что значит – разврат?! – выпрямился я с видом оскорбленной невинности.

– Вы! Среди бела дня! На кровати!!! – начала шипеть самозваная блюстительница нравственности.

– С родной сестрой, – вставил я.

– С родной се… – Нитка машинально продолжила и осеклась, – Что?

– Это – моя сестра. Пришла ко мне в гости. Это запрещено?

– Откуда у тебя здесь сестра?

– Приехала поступать вместе со мной.

– А почему я ее на экзаменах не видела?

– Я с другого факультета, – пискнула Мада из-за моей спины, одергивая платье.

– А почему…? – похоже, Ланите некоторый беспорядок в одежде «сестры» тоже показался подозрительным. Хотя и возник он совершенно случайно.

– Тебе паспорта показать?

– Ладно. Я проверю, – холодно ответила Ланита и захлопнула дверь.

– Уф, – я сел на кровать и в этот раз Мада не стала отодвигаться, видимо, уже начав относиться ко мне как к брату, – Пронесло.

– А почему ты сказал – родная сестра? Ты же говорил: двоюродная?

– А двоюродная сестра мне что, уже не родная, что ли?