Золото. Назад в СССР 3

Глава 9

Он встал и, протянув мне руку спросил:

— По рукам?

Он спокойно смотрел мне в глаза. Голос Латкина прозвучал очень искренне, было очень трудно ему не поверить, но он не учел одного.

Его гладкие подбородок, скулы и щеки прямо сверкали и кричали о свежем бритье. Так бывает, если человек бреется каждое утро, и сегодняшнее не было исключением.

Казалось бы я попал в довольно незавидную ситуацию, сидя в вагончике в далекой глуши, в тысячах километров от большой цивилизации с беглым диссидентом и ограниченным запасом патронов и еды.

Ведь большинство моих сверстников имели образование, профессию, стабильную зарплату и работу. Кто-то жил перспективой, будущим, кто-то с пользой или без пользы растрачивал настоящее. Люди ходили в кино, в кафе и на танцы.

Они получали от государства жилье — благоустроенные квартиры со всеми удобствами и как могли, строили в них уют. Мало кто захотел бы поменяться со мной местами.

Но я не испытывал никакого дискомфорта и знал, что у меня есть то, чего им никогда не увидеть и не ощутить.

Они не знают, что такое крепчайший, но чуткий сон, волчий аппетит, крепчайшее здоровье. Они скорее всего никогда не испытают, что такое настоящий голод, настоящая многодневная усталость.

Им незнакомо опьянение работой геолога и суровое очарование Севера, когда кровь в венах бурлит от найденных золотых чешуек, песчинок и камешков или открытия золотоносных районов.

И пусть для этого мне нужно трижды сидеть в это балке с уголовниками, давать отпор гаглайским кланам и блатным группировкам, выдерживать штормовые ветра, проваливаться в болотные топи и медвежьи ямы в экспедициях и бороться с недоброжелателями в Геологическом Управлении.

Я ни за что не поменялся бы местами с теми, кто на Большой Земле. Нам дворцов, заманчивые своды, не заменят никогда свободы.

Потому что у меня есть свобода и цель. Найти те самые потерянные месторождения. Иначе зачем это всё? Зачем существует этот Северный край, созданный для того, чтобы его покорял человек и узнавал, чего он стоит на самом деле.

Я не торопился разоблачать Латкина, которого могли звать и вовсе по другому. Север сам сбрасывает покровы, заставляет обнажить душу и показать кто есть человек в своей сущности.

Он сделал вид, что принял мои условия. Ну что же, я сделаю вид, что поверил. Я все думал когда и каким образом он успел побриться? и пришел к выводу, что брился он насухо, снаружи, когда выходил за дровами.

С утра узлы на кистях выглядели точно так, же как и вечером, когда я связывал. Значит где-то там у него припрятана бритва. Я позже обыщу все вокруг, а пока буду относится к нему как и обещал. как к другу и брату.

Ведь между братьями очень по-разному складываются отношения. Я заметил, что очень часто между старшим и младшим братом, а в советской семье часто было по двое детей, возникает и сохраняется всю жизнь напряжение.

Двое самых близких по крови людей, тянутся к друг другу и в тоже время взаимно отталкиваются.

— Андрюха, собирайся пошли искать воду.

— Что вместе пойдем?

— Конечно, нужно пройтись, размять косточки

— Если честно, то я вчера наразминался, пока тут по улице бегал. Но раз ты у нас старший, то слово твое закон.

Я пропустил мимо ушей последнюю колкость, только вытащил из рюкзака и бросил ему свой запасной свитер. Он бы связан из красных шерстяных нитей, рисунком в широкую косичку, с горлом, как у водолазки.

Его мне подарил Гибарян. Моему другу обе бабушки не сговариваясь связали по два свитера. И каждая проследила, чтобы он непременно взял именно ее вязание.

— С возвратом! Носи бережно, этот свитер подарил мне дорогой сердцу человек.

— Девушка?

Я отдал именно это свитер не просто так. Я внимательно следил за его мимикой. Узнал ли он? Точно такой же свитер носил Гибарян, в те злополучные дни с поломанной ногой в окружении беглых уголовников.

Если проводник маячил, где-то недалеко от них, то он обязательно узнает этот вязаный рисунок.

— Нет, мой напарник. Мы с ним в геологоразведовательную партию ходили в конце весны, в начале лета.

Я прямо сканировал его лицевые мышцы, но если он и узнал свитер, то ни один мускул на его физиономии не дрогнул.

— Повезло ему с напарником.

— Это еще почему?

Я достал из рюкзака еще пару запасных шерстяных носков.

— Основательный ты. Опытный. Хоть и молодой, но чувствуется уже много повидал.

Хотел бы ему рассказать сколько мне лет на самом деле, и что это не первая моя жизнь, но не стал, потому что знал — любой слушатель сочтет такого рассказчика за сумасшедшего.

— На держи, — я протянул ему носки, — не побрезгуй они чистые, я ни разу не надел еще.

— Не, благодарю, не надо. У меня свои есть.

— Держи я тебе говорю, надевай сверху своих, чтобы не мерзнуть. Ты же не хочешь ноги отморозить, чтобы потом пальцы чернели и отваливались. Бери, я от души, как у вас в зонах говорят.

Он помедлил посмотрел на меня исподлобья без агрессии, как нашкодивший ребенок в принял их.

— Ну раз от души, то возьму. Спасибо. Это тоже с возвратом?

— Нет, носки можешь оставить себе, потом как-нибудь отблагодаришь если пожелаешь.

Латкин стал скидывать сапоги и натягивать носки пришедшиеся впору.

Разбирая рюкзак я прикинул, что нам может пригодиться в поисках воды. Нужно было идти налегке, поэтому я разложил все ненужное на полках и моем топчане.

Я вытащил не все запасы еды из рюкзака, кое-что оставил памятуя о росомахах и отметинах их зубов на топчанах. Раз она тут паслась, значит может прийти еще в наше отсутствие.

Еду оставшуюся в балке, я уложил в большую двадцати литровую кастрюлю, накрыл крышкой и привязал крышку к ручкам, так чтобы кастрюли можно было перевернуть вверх дном.

Такая защита росомаху не остановит, но все же в случае появления непрошеной гостьи, ей придется основательно повозиться, чтобы добраться до наших запасов.

Саму кастрюлю я поставил под топчан. Вытащить ее не поднимая тяжелое дощатое ложе было совершенно невозможно.

Латкин надев носки и снова обувшись, молча, с удивлением, наблюдая за моими действиями. В его глазах читался немой вопрос, но он не стал его задавать

— Это от росомах, тыт в балке какое-то время назад шарилась росомаха, — я указал пальцем на следы зубов, — не видел ее?

— Росомаха?

— Да, по цвету шерсти выглядит, как медвежонок, морда больше похожа на барсучью или собачью. Лапа меньше, но когти как у медведя сантиметров по пятнадцать — двадцать. Сама где-то метр в длину, ну и сантиметров сорок сорок пять в холке. Вообщем как крупная собака.

— Не не видел, а что прям стоит еду прятать?

— Та еще тварь, пойдем расскажу.

Я снял две старые наволочки с подушек засунул их в свой рюкзак, оделся и взяв ружье, направился к выходу. Выйдя из балка, я отошел метров на пятнадцать и остановился.

Латкин последовал за мной.

Уже вовсю рассвело. На небе сгустились тучи, но судя по их форме снега сегодня не предвиделось.

Я достал бинокль и стал вглядываться в окружающие сопки.

— Что там видно? — поинтересовался переминающийся с ноги на ногу сосед. Он подошел и встал рядом со мной.

— Ищу места где есть пещеры, трещины, расселины на склонах сопок. Или где растительность более густая и яркая, — ответил я не отнимая бинокль от глаз.

Латкин продолжал стоять плечом к плечу справа. Он немного вытянул шею приложил козырьком ладонь к бровям и тоже стал всматриваться в окружающий пейзаж, это было забавно потому что солнца нигде не было видно, и казалось что в этом нет никакой необходимости.

Нас окружало семь или восемь сопок высотой метров пятьсот-семьсот.

Здесь на местности воду нужно искать в глубоких трещинах. ее обычно источником обычно являются родники.

Темные пятна, проступающие на склонах, или яркая, сочная растительность иногда указывают на наличие в этом месте питьевой воды.

Практически все ручьи в этих сопках текут к подножиям в каньонообразных оврагах, на отвесных бортах которых, можно увидеть всю геологическую историю сопки за последние пару-тройку миллионов лет.

— Вон! Вон там вижу расселину, и, по-моему, вижу белый застывший лед водопада.

Я вспомнил часы, и про то, что по словам Латкина у него отличное зрение.

Посмотрев в бинокль в сторону направления, которое указывал мне мой спутник, я отыскал указанное место. Похоже, что в той трещине могла быть вода, но сама сопка находилась далеко. Примерно в десяти километрах.

— А где нибудь еще видишь? Может поближе? Смотри густую растительность.

— Дай-ка мне бинокль.

Он протянул руку. Я снял бинокль с шеи и предал ему. Он зачем-то подкрутил фокусное расстояние, видимо, у него имелся имелся какой-то особый дефект зрения, и стал переводить линзы бинокля с одной сопки на другую.

— Вон там! Я вижу густую растительность, а с вершины к подножию идет то ли овраг, то ли трещина.

Он вернул мне бинокль. И вправду, он нашел ближнюю сопку и расселину, в которой летом явно текла вода, питающая буйную растительность внизу.

— Точно. То что надо, там должна быть вода.

— Почему бы им не поставить балок прямо у воды, если она так важны.

— Не знаю, причины могут быть разными, иди впереди, а яза тобой.

Мы пошли друг за дружкой

— Что там про росомаху ты хотел рассказать?

— Росомаха — наверно самая страшная зверюга в этих краях.

— А медведь? Разве медведь не страшнее?

— Медведь старается уходить от человека. Хотя всякое бывает. А росомаха не очень-то и избегает общения. плюс она довольно агрессивная. Даже медведь, зная о вспыльчивости характера, уходит от росомахи, если они просто встречаются по пути.

— В спячку ложиться?

— Нет росомаха зимует и охотиться на все что можно задрать. На оленей или лосей. Но нападает когда сто процентов уверена в успехе.

Пока мы шли я рассказывал ему об этом звере. Грунт под ногами был каменистый, с лежащим местами снегом. В этой долине основной снежный ковер еще не выпал, а тот что имелся, переносился ветром с места на место, образуя узкие белые полоски.

Вдруг впереди на снегу я увидел мелкие следы. Они были свежими.

— Стоп! Стой и не двигайся!

Латкин замер и медленно повернулся ко мне.

— Следы, видишь? Не наступи, — пояснил я, указывая рукой в варежке на тропу, — заячьи. Беляк пробегал здесь совсем недавно, под утро может час, максимум три часа назад.

Андрей осторожно отступил назад и стал ждать.

Я проследил взглядом направление движения и увидел на соседней белой полоске такие же следы.

— Умеешь ставить проволочные петли?

— Нет.

— Сейчас научу. Раньше это называли силками. Пошли, только на заячью тропу не наступай, а лучше иди за мной. Люди с незапамятных времен практиковали искусство добычи зверей. Про охотников собирателей слышал? — Я не останавливаясь, обернулся к Латкину через плечо.

Он кивнул на ходу.

— Все придумано до нас, уже и не скажешь, кто и где изобрел петлю. Ее использовали все народы, во всех странах и на всех континентах. Просто сейчас появились новые материалы. Если раньше ловили на шнурок сделанный из коры или пеньковой бечевки или конского волоса, то сейчас из проволоки.

Мы шли рядом с заячье тропой, пока не дошли до места где она проходила между двумя с небольшими деревцами, карликовыми соснами, на которых уже не было шишек.

Однако, но деревцах было все еще много хвои, которую зайцы обглодают по зиме. Я остановил Латкина метрах в четырех в позиции, позволяющей наблюдать за тем, как я ставлю силок.

Я достал из рюкзака пару перчаток и оторвав небольшую веточку тщательно обмазал их смолой.

— Тут главное постараться не оставлять человеческий запах, если зац учует, то скорее всего запах его отпугнет. Он вернется но через неделю. Нам так долго ждать не нужно.

Достав тонкую проволоку, я сделал самозатягивающуюся петлю, которую тоже предварительно смазал сосновой смолой.

Наклонив одну из веточек, я подвесил петлю диаметром сантиметров в пятнадцать.

— Он скачет по своей тропе просовывает голову и застревает.

Для большей наглядности я просунул в петлю руку, имитируя голову зайца.

— Все так просто? — Латкин наблюдал за моей работой с неподдельным интересом. В детстве он определенно был типично городским мальчишкой, как и я. Все эти премудрости выживания, охоты я узнал только здесь, на Севере.

Андрей был внимателен. Для того чтобы лучше видеть он подался вперед и наклонился, упершись ладонями в свои колени.

— Вечером или самое позднее завтра утром я накормлю тебя шашлыком из зайчатины,- я улыбнулся, глядя ему в глаза, — это будет шашлык, который ты будешь вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Я тебе это гарантирую мой дорогой диссидент!

Он довольно улыбался, как кот объевшийся сметаны.

— Главное, чтобы этот самый шашлык решил еще раз пройти по этой тропе, а то вдруг куда налево к соседской зайчихе свернет.

— Не переживай, не свернет. У них гон, то есть брачный период длится всю весну и лето. Знаешь, как узнать брачуются ли зайцы?

— Нет, как?

— Они начинают прыгать, как дурные акробаты.

— Как это?

— Ну смотришь в поле или в долину. А самец устраивает показательные демонстрации, чтобы привлечь внимание самок. Они начинают кочевряжиться, выделываются и так и эдак. Устраивают высокие прыжки над полем, повороты в воздухе, чуть ли не сальто и другие акробатические действия.

— Все, как у людей.

— Примерно. Только у людей еще шампанское, конфеты и букеты. Пошли, дальше. К вечеру вернемся проверим наш силок.

— Можно спросить, Илюх?

Я кивнул.

— Валяй, давай так же ты впереди, — я пропустил Латкина мимо себя.

— У тебя девушка или жена есть?

— Есть, только она еще не знает об этом.

С чего бы ему интересоваться? В таких случаях, чем меньше про тебя знают, тем лучше. Если он Проводник, то ему будет сложнее найти мои слабые точки.

— Кто она? Там на материке?

— Она просто хороший и добрый человек. Не заставляй меня вспоминать о ней. А у тебя?

— Я же рассказывал, что была, но сплыла.

— Жалеешь?

— Уже нет. Но как только сел, сразу писать мне перестала, я ей слал письма, но она обрубила все концы.

— Ну что ты хотел? Небось ей все тыкали тем, что ты антисоветчик. Ты же про машинистку говоришь?

— Нет про другую. Это она меня в диссидентские круги ввела, познакомила со всеми. А я ее не сдал. Считал своей невестой.

— Ну и не переживай тогда, если от тебя сбежала невеста,то это еще большой вопрос, кому повезло больше. Может ее тоже посадили? Или она уехала за границу?

— Да нет, я писал знакомому, он ответил, что видит ее регулярно. Не посадили и не уехала. Женщины странный народ. Ну напиши ты мне, что всё, наши дороги разошлись, прошла любовь, же некзисте па, итд, итп. Что бы я знал, чтобы определенность была.

— Так если не пишет, то и так все понятно. Или ты еще на что-то надеешься?

— У меня такое чувство, что она и разрывать не хочет, и говорить, что будет ждать тоже не желает. Будто я запасной аэродром. Если она никого не найдет до окончания срока, когда я выйду, она скажет я тебе так ждала…

— Послушай, Андрюх, иногда не нужно гадать — ответы все на поверхности. Был у меня знакомый Толик. Ходил за одной, а она с ним вроде как и дружила, встречалась, но так высокомерно, как бы делала одолжение. Ленкой Белоусовой ее звали. Мы ему говорили Толик, что же ты себя так не ценишь? Бегаешь за ней? Она же к тебе, как к мебели относится. А он всех убеждал, что она его любит. Повел он свою Белоусову как-то раз в ресторан. Выпили, закусили, танцуют, веселятся. Ленку пригласил какой-то хмырь с соседнего столика.

Они потанцевали раз и два, и три. Лена привела хмыря за столик, посидели. Толик хмурится. Но молчит. Хмырь снова ее приглашает танцевать и руку уже на бедро ей кладет. Толик вежливо так намекает, что мол, Ленок его невеста, и вообще, хорошего помаленьку.

А хмырь, не говоря ни слова, как врежет Толику в лоб. Тот вместе со стулом назад опрокинулся. Елена хохочет. Толик промолчал, потом позвал хмыря в туалет и там отметелил по полной программе. Хмырь завалился и даже мычать не может. А Толик умылся, причесался, поправил галстук и пошел домой.

— Ты это к чему мне все рассказываешь?

— К тому, что мораль этой басни такова, что пока Толик не получил в лоб, но не понял, что Ленка его ни на грош не ценит и никогда не ценила.

— И что ты мне советуешь?

— Если не пишет, то мой тебе совет — забудь. Хотя есть один способ проверить твою мадам окончательно…