Золото. Назад в СССР 3

Глава 2

Рядом с жилищем я не обнаружил никаких признаков стада. Ни оленей, ни саней, ни яранг. Странно.

Скинув рюкзак и подняв болтающийся на шее бинокль, я принялся внимательно рассматривать балок и его ближайшие окрестности.

Вдруг я увидел, как дверь жилища отворилась и на порог вышла фигура.

Это был совершенно незнакомый мне молодой мужчина. Отблески пламени в печи едва осветили его лицо. Он выглянул повертел головой, вышел без головного убора, зашел за угол, а потом вернулся.

Оружия у него с собой не было, пока это значило, что человек беспечен или не знает местной специфики.

Убедившись, что он вернулся и больше не выходит, я снова нацепил рюкзак и двинулся в сторону балка. Темень прикрывала меня, но все же я старался двигаться так, чтобы оставаться незаметным.

Все время наблюдая за окном, я бесшумно приближался. Когда до жилища в этой безмолвной пустыне оставалось метров пятьдесят, я аккуратно снял рюкзак, спрятал его между крупными камнями.

Затем крадучись, медленно переступая с пятки на носок, направился к единственному окну в балок, которое было забито деревянными досками.

В щели я разглядел, что обитатель балока находится в помещении один. Он лежал спиной к окну и не замечал моего присутствия.

Насколько мне удалось осмотреть ни оружия ни рюкзака с вещами в комнате не было видно.

Стараясь не создавать шума, я с осторожностью обошел балок, чтобы убедиться что меня не подстерегают неприятные сюрпризы.

За торцом стояла аккуратный штабель дров. Это хорошо, значит где-то рядом есть лес и какие никакие деревья.

Не обнаружив ничего подозрительного я подошел к двери и уверенно постучал и тут же отшагнул в сторону.

Мало ли какие мысли у того, кто лежал у печи на койке. Не хотелось бы схлопотать пулю. Но слава Богу, из комнаты стрелять не стали.

Мой стук не должен был напугать человека внутри, но с другой стороны я заявлял о своем праве путника получить тут приют.

— Хозяева, есть кто живой! Обогреться, перезимовать, перекантоваться пустите? — громко и отчетливо выкрикнул я, стараясь придать голосу дружелюбный тон и веселость.

— Кто? — через пару секунд донеслось из чрева балка.

— Свои, геолог Бурцев Илья из экспедиции 3681 Куницына.

Наступила тишина, слышно было только, как с сухими умиротворяющими щелчкаи потрескивали дрова в печке.

Затем за дверью раздались тяжелые шаги. Так бывает когда человек шаркает и подволакивает ноги, обутые в сапоги великоватые по размеру.

Он постоял еще секунду в нерешительности, а потом медленно распахнул дверь, и попытался рассмотреть меня, вглядываясь в узкую щель.

— Можно? — я не сильно потянул на себя ручку двери, открывающейся наружу и широко улыбнулся.

— А. Да. Конечно. — он отступил на шаг, — вы… Ты один?

Зачем-то поправился парень. Его обращение звучало несколько необычно, потому что на вы здесь обращались только к непосредственному начальству при существенной разнице в возрасте.

Как, например, у меня с Семягиным или Куницыным. Остальные в тундре равны, как говорится.

Это хорошо, что он вежливый и воспитанный. Казалось, что мне будет с ним проще найти язык.

— Один я. А что ждешь гостей?

— Да, нет. Ты проходи, тепло из избы выстужается.

Избы? Какая же это изба? Это скорее бытовка-вагончик. Да ты дружок по-моему совсем тут и не жил. Как тебя занесло в этом Богом забытый балок? Но я не стал высказывать свои предположения.

— Меня зовут Илья, — я прошел через сени и осмотрелся. Внутри балка царил беспорядок.

По стенам стояли две дощатые двухъярусные койки, топчанного типа. Посередине буржуйка комнаты и дальше небольшой стол.

Парень почему-то посмотрел на свою руку, на ней заблестели капельки пота. Потом вытер ладонь о грудь и шагнул ко мне с протянутой ладонью

— Андрей. Я тоже…. Я тоже геолог. Латкин.

Он очень волновался и судя по тому как у него бегали глаза врал. Я решил его проверить.

— Не тот ли ты Латкин, который из сто пятьдесят девятого геохимического отряда?

Он помедлили с ответом будто взвешивая последсвтия своих слов, а потом сел и произнес:

— Тот самый, а откуда ты знаешь?

— Ну в Управлении про вас все знают, про ваши подвиги. Вас все считают богами и героями.

Он смущенно улыбнулся, густо покраснел и опустив голову в пол отреагировал на мои слова:

— Ну какие мы герои. А тем более боги. Мы простые геологи.

Парень врал, как сивый мерин. Никакого сто пятьдесят девятого геохимического отряда не существовало в природе. Он должен был на это среагировать. Моя интуиция меня не довела.

Что-то здесь было не так. Это был какой-то залетный чувак, не имеющий никакого отношения к Управлению. Как он сюда попал и что делает в этом балке мне еще предстояло выяснить.

— Я пойду рюкзак принесу, он у меня тяжелый, если не сложно выдели мне одну из коек, любую. — Я показал рукой на вещи, разбросанные на всех четырех койках. По всей видимости он принадлежали моему новому соседу.

— А? — он судорожно переводил взгляд с одной койки на другую, будто что-то искал глазами, потом снова посмотрел на меня, — Да, сейчас уберу. Если рюкзак тяжелый, то можешь оставить ружье здесь.

Я ничего не ответил. улыбнулся, наклонил голову и с укоризной посмотрел на него. Нет мил человек. Я тебе не доверяю. Я теперь с ружьем спать буду.

— Ну нет, так нет. Я не настаиваю, — он приподнял руки, обратил ко мне открытые свои ладони и подтянул их назад к плечам, — и ни на что не претендую.

— Я скоро.

Я прошел мимо него к выходу, когда он стал собирать разбросанные вещи с коек.

Дойдя до рюкзака и взвалив его себе на плечи, по пути обратно я думал о том, что неплохо было бы вывести этого странного путника на свет божий понять, кто он такой.

Человек представившийся Андреем был худощавого телосложения, это читалось по его сутулым и не очень широким плечам, выпирающим кадыку и скулам.

Он скорее был похож на долговязова наркомана, доходягу среднего роста с большими глазами и тонким ртом, чем на геолога.

Хотя конечно всякие бывают, но его выдавал цвет кожи. Трудно объяснить, но у геологов цвет кожи обусловлен питанием, работой на свежем воздухе и отсутствием бани.

Это не значит, что геологи не моются. Но одно дело умываться из ручья, озера или котла с растопленным снегом, а другое мыться с намыленной мочалкой в бане или душевой.

Дорожная пыль, сажа костра, низкая температура и ветры накладывали свой отпечаток. Особенно хорошо его было видно в общаге на контрасте.

Я имел привычку разглядывать и анализировать внешний вид людей и мог безошибочно сказать, кто совсем недавно вернулся из тундры, а кто уже давно прохлаждается на базе в поселке.

Сильно бросалось в глаза, что лицо моего нового соседа было слишком белым. Конечно, его кожа имела розоватый оттенок, но он был едва различим. Складывалось впечатление, что он долгое время не видел солнца.

Ладно, разузнаем всё со временем, тайга не любит спешки. Подумалось мне перед тем как я потянул ручку двери на себя и вошел в балок.

Как ни странно, но в помещении никого не оказазалось. Я не слышал как он выходил на улицу. Все-таки скрипучая дверь в полной тишине должна была оповестить меня об этом.

Интуиция сработала мгновенно, я просто сделал шаг в сторону, наклонился и скинул рюкзак с одного своего плеча. Одновременно с этим, увидел краем глаза нападавшего.

«Андрюша» неудачно пытался размозжить мне голову довольно толстым стволом карликовой березы. Эта дубинка просвистела в нескольких сантиметрах от моего виска.

— Твою мать, ты что охренел?

Его глаза блестели страхом. Он попробовал нанести второй удар, но я уже скинул рюкзак и отбился прикладом.

Я увидел, как от жуковского касания на деревянном овале образовалась небольшая вмятина.

Меня это взбесило. Мне совсем не хотелось портить оружие, нападавший не был Гераклом, но его преимущество заключалось в том, что его дубинка была короче, чем моя винтовка.

Я соизмеряя силы двинул ему прикладом в правую скулу. У меня получился тычок. Хотя и довольно чувствительный.

В тесном пространстве ею не размахнешься. Я запрыгнул на одну из коек, чтобы иметь простор для маневра.

— Остановись! Или я прострелю тебе ногу! — я уже успел вскинуть ствол и прицелиться ему в коленную чашечку.

Мои слова возымели действие. Видимо «Андрюша» посчитал мою угрозу вполне реальной. Он остановился и посмотрел на меня с ненавистью, держа перед собой свою «дрыну» двумя руками на манер японского самурайского меча.

— Теперь медленно опусти палку и отойди назад на один шаг, — скомандовал я спокойным голосом.

Но тут произошло неожиданное. «Сосед» занервничал.

— А-а-а-а-а! — закричал он, потом швырнул в мою сторону свою дубинку, развернулся и побежал к двери.

Я с трудом увернулся и в самый последний момент подавил в себе импульс, подсознательно толкающий меня выстрелить.

По телу прошла волна адреналина, вызвавшая холодную испарину. Я только что чуть его не покалечил.

Тем временем он с размаху налетел на дверь, запутался, споткнулся и с жутким грохотом вывалился наружу. Вот идиот. Он был жалок.

— Давай, побегай немного на морозе. Может ума-разума наберешься. Когда поймешь, что ты полный недоумок и тупоголовый дятел, то возвращайся.

Крикнул я ему в спину и захлопнул за ним дверь. Далеко он все равно не убежит. Снаружи мороз. Нападал он в легком свитерочке, штанах и сапогах. Без варежек.

Я поднял его дубинку, повертел ее в руках и бросил в огонь в печь.

Нужно обыскать его вещи. Я полез в полупустой небольшой рюкзак, который вытащил из под койки на которой я сидел.

Ничего интересного, кроме небольшого перочинного ножа и пассатижей я в нем не нашел.

Там лежала одежда, грязное полотенце, довольно потрепанный журнал женской моды «Работница», видимо за неимением лучшего замещающий эротический стимулятор.

К своей радости я нашел книгу Хемингуэя «О ком звонит колокол».

Кусок колотого сахара завернутого в газету, напоминавшего своими прозрачными стекловидными сторонами какой-то минерал.

Пара ношеных шерстяных носков с дырками. Вот и вся собственность «Андрея».

Я попробовал найти документы, но их не оказалось ни в рюкзаке, ни в карманах куртки. Прям какой-то голодранец. Я стал изучать что есть в балке.

Посуды кроме пары кружек, одной ложки, миски и котелка с чистой водой в моем новом жилище не нашлось. Ну и на этом спасибо хозяевам.

Два коробка спичек, один из которых начат. При этом спички с горелыми головками были аккуратно возвращены обратно.

После нападения сон сняло, как рукой. Я достал пачку чай и заварил себе на печке. Выбрав удобную койку, я переложил с нее вещи сбежавшего соседа на другую, улегся на нее поудобнее на спину, так чтобы находиться лицом к сеням.

Моя винтовка лежалу тут же рядом. Я пил чай, поглядывая на дверь и проглатывал каждую минуту по странице найденной книги.

Минут через десять раздался стук в дверь.

— Входите! — картино произнес я. И направил ствол в сторону двери.

— Стрелять не будешь? — сосед приоткрыл дверь и заглянул в щелочку, — я задубел как цуцык.

— Надо было бы, но пока не стану.

Парень быстро прошел к печке сел на корточки и протянул ладони к теплу.

— Ну, давай знакомиться, путник. Кто ты? Как тебя зовут? Только давай без дураков.

— Андрей Латкин, я же сказал.

— Документ есть, Андрей Латкин? Что-то подсказывает мне, что ты звездишь, как дышишь. Доверия тебе больше нету.

Я не сводил прицела с собеседника.

— Документа нет, я правду говорю. Латкин Андрей Валентинович, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения, уроженец города Клин, Московской области.

— Что ты тут делаешь, уважаемый уроженец города Клин?

Он опустил взгляд.

— Так, с тобой все понятно. Беглый?

Латкин кивнул не поднимая глаз.

— Давно здесь?

— Тут три дня.

— А в бегах?

— В бегах? Не знаю, чуть меньше месяца.

Вот и ответ на вопрос почему у него толком ни хрена нет вещей. Но все таки он совсем не был похож на зэка. Ни повадками ни внешностью.

— Вы только не сдавайте меня обратно. Как человека, как друга прошу вас.

Тут он поднял глаза, в которых забрезжила надежда. Она была такой силы, что он выпалил фразу с чувством, которая, по его мнению, должна была перевернуть мой мир.

— Я знаю, где золото! Я знаю, где много золота!

— Ты знаешь китайскую поговорку про золото?

— Не знаю, какую?

— За золото можно купить постель, но не хороший сон, дом, но не очаг, компаньона, но не друга.

Он продолжил:

— Можно купить часы, но не время. Книгу, но не знание, положение, но не уважение. Золотом можно заплатить за визит доктора, но не за здоровье.

А потом замолчал.

— Где гражданскую одежду взял?

— Подрезал у рулилы.

Он натолкнулся на мой тяжелый взгляд.

— То есть украл у водителя.

Я продолжал молчать и вглядываться ему в зрачки.

— Нет, нет, вы не подумайте, Илья, — надо же «на вы». Он еще и имя мое запомнил, — я никого пальцем не тронул, вы что? Как вы могли такое подумать?

— Я еще ничего не подумал. Из какой зоны сбежал?

Он назвал номер исправительного учреждения.

— И каким же это образом тебе удалось?

— Меня экспедитором поставили. Рулило же, — он осекся, ему было стыдно передо мной за свой жаргон и он снова поправился, — простите, сам себя ругаю, этот тюремный сленг, так и въедается в речь. Ничего не поделаешь, очень быстро привыкаешь к этим шконкам, шалупеням, шмарам, шарагам. Так вот рулило, так на нашей зоне называли водителей, не знаю, как на других, заехал по пути к оленеводам. Он водку вез по их заказу, а в кузове у него валялся рюкзак в с летними вещами. Пока он с ними вел приятные беседы, я перетащил ящики с водкой, а когда увидел, что на меня никто не смотрит — того.

— Что того?

— Фьють и смотался. Схватил рюкзак из кузова и в сопки. Я думал, там теплые вещи лежат. Не было времени и возможности разбираться.

— И что? Неужели за тобой никто не пошел?

— Водитель решил остаться ненадолго и выпить вместе с местными, но я то знал, что пока они ящик водки не выжрут не остановятся и не хватятся меня. Не в первый раз с ним ездил.

— А что бежал-то?

— Не мог я больше в зону возвращаться совсем меня там заклевали.

Меня осенила неприятная догадка.

— Уж не насильник ли ты? — я даже приподнялся, оторвав спину от подушки.

Андрей выпучил свои, и без того большие, глаза.

— Нет-нет, я бы такой грех. Ни за что. Что вы такое говорите.

— По какой статье отбываешь?

Латкин встал вытянулся по струнке будто отчитывался перед лагерным начальством и глядя перед собой громко выпалил:

— Статья сто девяносто прим. Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй.

Мои брови невольно приподнялись, а Латкин продолжил:

— Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания.

— Ни хрена себе, так ты антисоветчик? Вот это да! Разве антисоветчики не идут по семидесятой статье?

Все взрослое население Союза знало что, приговор по семидесятой статье это одно из самых презираемых в народе наказаний.

— Нет, семидесятая — пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти. а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания. У меня ничего такого не нашли.

Он смог меня удивить. Я почти не сомневался в том, что передо мной стоял самый настоящий антисоветчик. Диссидент.

Почему? Да просто потому что никому в голову не придет учить наизусть эти статьи уголовного кодекса и различия между ними.

— И сколько тебе дали за то, что ничего не нашли?

— Полных три года. И мне еще повезло.

— А что тебя в СССР не устраивало?