Золото. Назад в СССР 3

Глава 21

Вспоминал я это не просто так. В какой-то момент желудок взбунтовался и начал болеть то ли от голода, то ли от отвара из ягод.

Ноющая боль усиливалась и через некоторое время сравнялась по своей интенсивности с болью в ноге.

Мысли о красивой женщине и то, что мы с ней вытворяли реально помогали отвлечься и подавить болезненные ощущения.

В своих воспоминаниях я уже дошел до того, как раздеваю ее, но тут мне пришлось остановиться. На моем пути валялся вязаный белый свитер, который я раньше не замечал.

Что за ерунда? Может Латкин его обронил? Это идиотизм — выбрасывать теплые вещи. Верх нерациональности на Севере.

Абсолютно глупо. Я остановился и с трудом подобрал свитер. Наклоны все ещё давались мне с трудом.

Чуть подумав, я натянул его на себя под куртку.

Но белый шерстяной свитер валялся не случайно. Еще через полкилометра, я увидел валяющуюся металлическую эмалированную кружку и ещё одно выброшенное одеяло.

Стало понятно, что он намеренно выбрасывает вещи, пытаясь облегчить свой багаж за спиной. Что же заставило его это делать?

Он не стал бы избавляться от нужных вещей без причины. Я подобрал выброшенное, тем более, что хорошее шерстяное одеяло могло мне еще понадобиться.

Я спал с двумя оставшимися, отрезая от одного полосы для «хинкаля». Рано или поздно оно у меня закончилось бы.

Как говорил Гибарян, мы не вписываемся в общий стандарт, потому слишком длинные для этой жизни: хочешь укрыться заботой с головой — мерзнут ноги, укрываешь ноги — мерзнет голова. А спать, свернувшись калачиком — это не для геолога, это для девочек и котят.

Видно, что-то у него пошло не так. В чем причина. А она у него точно была…

Не рассчитал свои силы?

Я задавал себе вопрос: а я сам, рассчитал? Но ничто меня не остановит. Я вообще легко гасил в себе сомнения и просто шел вперед с упорством хищника, перед которым возникла новая добыча.

Я слишком хорошо знал, что на самом деле, то что люди назвали фортуной, удачей или перстом судьбы, было результатом упорства, выдержки, силы духа и настырностью.

Это благородное качество — упорство дает нам силы продолжать движение вперед даже после многочисленных разочаровывающих неудач.

В прошлой жизни, когда я каждый раз оказывался в отпуске в приморских городах, я читал про старика и море.

Меня всегда так сильно вдохновляла неотступность, железная воля старика и вера в себя, что после прочтения я был готов сворачивать горы, потому что знал, что нет на свете такой задачи, которая была бы нерешаемой для целеустремленного человека.

Очень быстро я понял, что это книга про жизнь каждого из нас, про мужиков, которые могут ходить за уловом, добычей, открытием и долгое время не добиваются цели.

Но ты обязательно, я подчеркну это слово, обязательно добьешься своего, если будешь верен себе, будешь желать своей цели всем сердцем, и будешь идти к ней не останавливаясь, несмотря ни на что. Иногда нужно идти пару дней, а иногда всю жизнь.

Никто тебе не скажет, куда тебе идти, какой должна быть твоя жизнь. Мир вовсе не идеален, и не надейся, что когда-нибудь он таким станет.

Ни один человек, ни одна партия, ни один народ не в силах изменить наш мир, так чтобы он стал идеальным. Только чуточку улучшить. Он такой, какой есть, а как в нем жить, чего добиваться и что иметь — решать тебе.

Я посмотрел на колонию камыша. Может быть можно использовать в пищу его стебель?

Но он оказался сухим и его было невозможно жевать. Тогда я выкопал еще один камыш, отломал корневую луковицу, очистил ее от грунта и снова попробовал прожевать.

Она была словно каменной и отвратительной на вкус. Я тут же выплюнул и отказался от этой идеи.

Надо было идти дальше.

Поднялся небольшой ветерок. Временами пространство мне сопротивлялось, направляя потоки воздуха в лицо, а иногда подталкивало в спину.

Чтобы отвлечься от ноющих позывов в желудке я стал считать вслух шаги. Шаги ног отдельно, костылей отдельно.

Иногда я сбивался со счета, громко ругался и начинал счет с начала. Я так увлекся этим делом, что не заметил, как спугнул трех куропаток. Они взмыли вверх прямо перед моим носом.

Это случилось когда я дошел до небольшой ложбины и перемещал два костыля, чтобы сделать следующий шаг здоровой ногой.

Куропатки, хлопая крыльями и издавая характерный звук полетели мне практически на навстречу, так, что мне пришлось даже увернулся от неожиданности.

Они пролетели в метре над моей головой, быстро работая крыльями. При этом их перья запели ту самую «песню крыльев», напоминающую ритмичный скрип пружинных сидений грузовика.

Эта «песня» звучит с изменяющейся частотой, предупреждая сородичей об опасности, когда куропатка улетает на достаточное расстояние перья «умолкают».

Я попробовал нашарить на грунте камень, способный сбить одну из них при метании, но когда я развернулся и занял удобную для броска позицию они были уже далеко. Бросать я не стал.

Глядя, как улетают куропатки, я вдруг чувствовал к ним такую злобу, будто это они причинили мне зло и утащили мои припасы, а не Латкин.

Впрочем злился я не долго. Что с пустой злобы толку, нужно действовать.

Для других всё это выглядело бы, как форменное издевательство. Куропатка вчера, олень сегодня, снова куропатки.

Но для меня это был ясный сигнал природы мне. Здесь полно еды.

Я посмотрел на свою кисть и покрутил камень в руке. Потом достал пару тонких носок, и в каждый положил по камню, и завязал носки на узел.

У меня получилось, что-то вроде пращи для метания, с той разницей, что я собирался метать камень сразу в носке.

Смысл был в том, что при помощи носка я мог бы придать броску дополнительную угловую скорость. При этом сама ткань служила бы своеобразным хвостовым рулем.

У меня не было времени осваивать метание пращей, но зато я продолжил движение вперед и стал упражняться в метании только что созданного снаряда.

Я намечал себе цель впереди, осторожно останавливался и метал. Потом шел вперед и подбирал носок.

На это тратилось много энергии, но я чувствовал, что это была выигрышная идея. Оно того стоило.

Во-первых, увлекшись метанием и соревнуясь сам с собой, я перестал чувствовать боль в ноге и желудке.

Во-вторых, у меня на двадцатый-тридцатый бросок стало довольно сносно получаться.

Я шел до тех пор, пока вдруг не увидел среди камней еще одну белую птицу. Она укрывалась там от ветра и видимо пригрела себе место.

Я остановился, взял в зубы свои две пращи, опустился на четвереньки и начал очень медленно и плавно двигаться в ее сторону.

Я словно охотничий сеттер, то осторожно двигался, то замирал оставляя одну руку в воздухе.

Для ударной позиции мне нужна была дистанция в десять-пятнадцать метров. Мне удалось подобраться к птице поближе.

Я планировал два броска. Первый в куропатку, второй тут же чуть выше. Я примерно рассчитал, где она может оказаться через секунду после первого броска. Вспоминая, как взлетали другие — нетрудно предположить траекторию.

Но второго не потребовалось. Первым же сильным и точным броском, я удачно попал куропатке в голову, сбив с нее копну перьев.

Она отлетела в сторону от удара оглушенная, я попробовал встать и подбежать к ней, но мою ногу пронзила сильная боль. Я забыл о травме.

Мне пришлось снова вставать на четвереньки, чтобы добраться до раненой птицы. Я мысленно разговаривал с ней, успокаивал ее, убеждал оставаться на месте:

«Так-так-так, моя птичка. Сиди. Тихо. Не нужно поворачивать в мою сторону голову. Не нужно. Вот и умничка!»

Теперь, когда я видел цель, боль куда-то отступила. Куропатка, оглушенная ударом, как-то кувыркалась и пыталась устоять на ногах одновременно.

К тому моменту, когда я добрался до нее, она попыталась взлететь и ей это скорее всего удалось, если бы я не успел схватить ее за ногу.

Я крепко прижал ее к груди и отвалился: сначала на бок, потом на спину.

Я полз за добычей по камням и мокрому 
мху, поэтому на коленях штанов образовались дыры, моя одежда намокла, а тело зябло.

Но я не замечал ничего, потому что меня сильно терзал голод.

На мгновение в голове мелькнула безумная мысль, о том, что я сожру ее сырой. Но потом у успокоился и, отдышавшись, отправился обратно к костылям и моему тюку.

Птицу пришлось усыпить. Я не мог рисковать своим обедом.

О том, чтобы начать готовить сейчас не могло идти и речи. Мне нужно было либо вернуться назад к озеру, где я мог бы набрать дров, либо идти вперед.

Наверняка впереди еще встретиться кедровый стланик или валежник.

Как охотник на средневековых полотнах, я подвесил дичь себе на пояс, и хоть ее вес давал о себе знать, я скорее был рад этой тяжести, чем огорчался.

Картины в уме, на которых я жарил мясо, придавали сил и уверенности.

Висящая куропатка, билась о бедро при каждом шаге. Я улыбался себе и даже попробовал спеть наш великий марш про крейсер «Варяг».

— Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает.

Я скрипел зубами от напряжения, но продолжал петь.

— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает!

Дальше слов в песне я не помнил, поэтому напевал просто мелодию.

Мой хриплый голос заглушал тот самый ветерок, но мне очень хотелось бы видеть лицо Латкина, если бы он услышал и узнал мой голос. А потом бы узнал, что я, как капитан Джон Сильвер, фактически на одной ноге преследую его.

Вот он бы охренел и не поверил бы своим ушам.

Я и сам не верил, что за два неполных дня отмахал почти пятнадцать километров, телепаясь на одной ноге с костылями.

Почти у подножия сопки, где я планировал изначально сделать привал я обнаружил свою брошенную винтовку.

Ее я тоже подобрал. Интересное кино. Скорее всего он проходил здесь вчера. Видно ослаб, хотя все это странно. Ни разу не увидел, что бы Латкин разжигал костер.

Получается, что он шел не останавливаясь? Ел на ходу? Что его так гнало? Неужели страх? Он боялся меня? Вряд ли. Так дойдет до того, что он все повыбрасывает.

А это плохо. Я уже с трудом тащу винтовку, которую я повесил на спину, перекинув ремень через плечо по диагонали.

Теперь она болталась на плече вместе с пикой.

Остальной груз с моей ногой взваливать на себя будет очень проблематично.

Я не стал останавливаться на сопке, а пошел по руслу ручья дальше.

Я двигался уже почти два часа после удачной охоты, и все еще чувствовал прилив сил. У меня было отличное настроение несмотря общее состояние организма.

Как я и думал, чуть поодаль в двухстах метрах после сопки, оставшейся за спиной, снова появился островок кедрового стланика.

Вот где я сделаю привал и наконец-то поем, как следует.

Я уже мог ловко скакать на одной ноге, собирая дрова и добывая из ручья воду, иногда слегка опираясь на больную.

Через полчаса я уже разделывал куропатку. Она оказалось довольно жирной. Я не стал ничего выбрасывать, а использовал все до основания. Даже перья и пух. Я их собрал и отложил в небольшой мешочек.

Сначала я сварил бульон из потрошков, головы, шеи и лапок. Хоть куропатка больше походила по размеру на крупного цыпленка и мяса в ней было от силы грамм четыреста, у меня получилась целая кастрюля наваристого бульона.

Золотистые капельки жира переливались на поверхности словно россыпь звездочек. Парящийся аромат проникал через ноздри в самые глубины сознания, и я предвкушая блаженство, на всякий случай мысленно поблагодарил поочередно всех духов природы, который знал и саму куропатку.

Делал я это не из суеверия, а скорее растягивая свое удовольствие, заставлял себя потерпеть до тех пор пока бульон хоть немного остынет, чтобы не наброситься на него сразу и не обжечь губы с языком и глоткой.

Долго ждать не пришлось. Холодный ветерок быстро сделал свое дело. Приложив тыльную сторону кисти к стенке эмалированной посуды, я понял, что она остыла до нужной температуры. Пора есть. Время обеда!

Найденной кружной я зачерпнул из кастрюли с этим чудесным бульоном полную порцию и поднес ее к своим губам, усевшись на одеяло и сложив ноги по-турецки.

Вкуснейшая теплая жидкость согрела сначала мои губы, затем полость рта, пищевод и наконец мой обезумевший от голода желудок.

Он словно был скомкан в комок до этого момента, а после бульона расправился и моментально с благостью отозвался на теплую пищу.

— Мммммм… — простонал я от блаженства и обратился сам к себе: — это же пища богов! Это просто эйфория! Балдеж! Восторг! Даже можно сказать, что это полный разврат! Пять звезд, мишленовских по вам горько плачут, товарищ Бурцев

Тепло растекающееся по телу, представлялось энергией наполняющий меня. Мне сейчас было несказанно хорошо.

Я ел не торопясь, тщательно пережевывая потрошки, обсасывая каждую косточку и не пропуская ни одного хрящика и сухожилия. Отсутствие соли совсем не мешало мне получать удовольствие от еды.

Из-за того, что я голодал третий день и при этом расходовал на движение огромное количество энергии, мне казалось, что запасов бульонных калорий должно хватить чуть ли не на неделю.

Конечно же это было не так. Но если и есть блаженство, связанное с трапезой, то именно его я испытывал в тот момент.

Через полчаса я вычерпал кружкой и выпил весь бульон из кастрюли.Появилось чувство сытости, но я не дал себе расслабиться надо идти дальше.

Тушка за время моего обеда охладилась и я убрал ее в свой тюк, предварительно завернув ее в чистый большой носовой платок.

Мое настроение и самочувствие заметно улучшилось. Поэтому я снова отправился в путь своим бодрым шагом.

Вопрос с резями в желудке был решен на ближайшие дни, а боль в ноге стала ощущаться заметно слабее. Использованный лоскут одеяла я обмотал вокруг колен, ведь дырки на штанах никуда не делись. Получились такие импровизированные наколенники.

Мои руки заметно окрепли. Мышцы стали привыкать к новой форме движения, я научился подбирать нужный темп, чтобы во время ходьбы с костылями руки, плечи, шея и спина расслаблялись.

Я шел как бы вприпрыжку, такой способ позволял двигаться в высоком темпе и чувствовать себя уверенно.

Еще через пару километров, я увидел, что Латкин выбросил еще одну партию вещей. Я отобрал для себя самое необходимое, но большинство вещей осталось.

Получается, что примерно из тридцати пяти килограмм веса, он скинул пятнадцать.

Наверняка это еще не все, если так пойдет, то Латкин выбросит все кроме еды и золота.

Он по прежнему нигде не останавливался.

И тут мне показалось, что я вижу слева в десяти метрах от вереницы шагов человека следы волка.

Они были опечатаны в грязи у кромки берега ручья. И сказать точно, когда зверь их здесь оставил было невозможно. След уже замерз или засох и окаменел.

Может волк ходил здесь неделю назад. А может он преследовал Латкина. Могло ли это стать причиной, по которой он так спешно двигался, не делая привалов?

Пока мне везло с тем, что снег все еще не шел. Идти в снег было бы намного сложнее.Время близилось к закату и я стал выбирать место для ночлега.

Я почти остановился у удобного прилеска с тремя карликовыми ивами, как заметил впереди нечто необычное.В десяти метрах впереди снова валялась разбросанная одежда и вещи.

Отлично. Сегодня ночью мне точно не придется мерзнуть. Не знаю, смогу ли я использовать все, но мои запасные штаны, которые я узнал в куче вещей, сиротливо ожидали своего хозяина. Мне начинало везти.

Мои зияющие дыры на коленях — прощайте! Я с радостью натяну вторые штаны поверх этих.

Посмотрев на наколенники, я весело рассмеялся:

— И вы, латы северного бомжа, тоже прощайте!

Честно говоря мне не нравились эти наколенники из одеяла, потому что они постоянно спадали мешали поддерживать темп.

Я решил подойти поближе, чтобы разобрать брошенное. Когда я приблизился, то увидел тот самый мешочек…