Я уничтожил Америку

Глава 15

В воскресенье меня разбудил настойчивый стук в дверь. Стук этот был хуже китайской пытки водой, когда заключённого привязывали к стулу, а на макушку ему равномерно капало из дырявого ведра. Он проникал точно в мозг.

Тук-тук-тук!

Кап-кап-кап!

— Да иду я, иду! — наконец сдался я и приподнял голову.

Ох и ё-о-о-о! Непривыкшее к физическим нагрузкам тело отблагодарило за вчерашнюю тренировку такой болью, что я едва не заорал!

Ломило всё, начиная от кончиков волос и заканчивая ногтями на пальцах ног. Я уже успел забыть, какой бывает боль, когда вдруг резко принимаешься за спортивные упражнения! Причём, я ведь не сделал ничего такого, чего не мог сделать бы раньше.

Да для меня, двадцатипятилетнего вчерашняя нагрузка была раз плюнуть. А вот для того, чьё тело занял мой мозг, это было сродни подвигу Геракла. Молочная кислота не собиралась так просто покидать места своего обитания и поэтому сейчас со всей дури влепила по нервным окончаниям.

Кое-как, через пень-колоду и со сцепленными зубами, я поднялся. Ух, да я даже в свои семьдесят лучше двигался, чем сейчас!

Знаю, что это всё пройдёт и надо только перетерпеть, но… Быстрее бы всё это закончилось!

Враскоряку я добрался до двери. Щёлкнул щеколдой и открыл дверь. Та проскрипела точно также, как мои суставы, когда я вставал.

— Кого это в восемь ночи принесло? — простонал я, выглядывая наружу.

За дверью лучилась теплом и светом Наталья. Та самая девушка из покрасочного цеха, которая встретила меня у проходной в моё первое появление на заводе.

— Ну, ты чего? Ещё не готов? — сделала она глаза по пять копеек, пока я отпрыгивал за дверь, пряча свои полосатые семейники.

— Куда готов? Зачем готов? — захлопал я глазами.

— Как куда? — Наташа бесцеремонно толкнула дверь и вошла в мою холостяцкую берлогу. — Как куда? Ух, какой же у тебя беспорядок!

За её спиной беспомощно развёл руками открывший входную дверь Семён Абрамович. Мол, я пытался остановить, но легче танк «Т-34» заставить развернуться…

Я махнул рукой в ответ — сам разберусь с этим тараном!

— Так, ты чего припёрлась и чего тут вообще возмущаешься? — повернулся я к неожиданной гостье.

— Как чего? Да ты вообще в своём уме? Ты же сам подписал участие в футбольном матче! Сборочный цех против контролёров играть будет! — Наталья потрясла в воздухе бумажкой, где виднелись разные подписи. — Ух, прямо как чувствовала, что надо было зайти. Так бы и проспал всё на свете.

Я мысленно хлопнул себя по лбу. Вот же оказия какая!

Ведь и в самом деле подписывал вчера какую-то бумажку, которую мне подсунула Наталья на обеде. А всё почему? Потому что в этот момент мимо проходила Маринка, обжигающая меня при встрече взглядом, а следом тащился руководитель нашего отдела Ледоимцев. И чтобы сделать вид, что вообще их не замечаю, обернулся к Наталье, которая о чём-то увлечённо трещала.

И ведь я даже не вслушивался в её слова! А оказалось, что вслушиваться надо было. И моё тело подтвердило это, выдав очередную судорогу боли.

Ну и какой из меня сейчас Пеле? В лучшем случае положат меня на воротах в виде лежачего вратаря и… Нет, не положат. Вон как глаза горят у Натальи. Она прямо переживает за доверенную ей работу.

Ага, её попросили набрать футболистов, а я попал под раздачу. И не посмотрел, когда подписывал!

Блин, и это я, который сам занимался подобной хренью с подписями, попался на таком!

И как теперь съехать? С моими-то головняками от больного тела особо не побегаешь. Я же сдохну прямо на зелёной травке…

— Так, вот одежда, примерь. Я пока выйду. Ой, ты ещё и в трусах! — сначала протянула бумажный свёрток, а потом опустила глаза.

Я улыбнулся и сделал движение бёдрами, как это часто делал Майкл Джексон на концерте. Хотел ещё выкрикнуть задорное «Их-хи-и!» Но не успел. Залившаяся пунцовой краской Наташка вылетела из комнаты быстрее индейской стрелы.

Свёрток шлёпнулся на пол. Я поднял, развернул упаковочную коричневую бумагу. Внутри лежала синяя футболка и шорты. Номер тринадцать? Ого, это круто. По суевериям это вообще несчастливый номер. И именно его мне подогнали.

Это что: шутка какая-то или издёвка?

— Ну что, хромоногий пёс, готов к спортивному подвигу? — усмехнулся я сам себе, разглядывая злополучный номер.

Сам виноват. Наташка — не из тех, кто подкладывает свинью. А может, это и вовсе — скрытый комплимент.

— Ладно, суеверия — буржуазный предрассудок! — бодро провозгласил я, натягивая футболку. — Трудяга даже с тринадцатым номером капитана стоит! Вон, Рональдиньо выступал под этим номером и ничего…

Шорты оказались на удивление удобными, будто и впрямь сшитыми «для героев спорта и труда». Но едва я сделал первый шаг, как нога предательски дрогнула.

— Вот тебе и «их-хи-и»… — пробормотал я, хватаясь за стену.

За дверью послышался сдавленный смешок. Наташка явно подслушивала!

— Товарищ тренер! — громко объявил я, стараясь говорить твёрдо и уверенно. — Личный состав к бою готов! Но если я рухну на поле — пусть меня запомнят молодым и красивым!

Тишина. Потом — лёгкий шорох и дверь снова открылась. Наташка оглядела меня придирчиво, хмыкнула и сказала:

— Бегом умываться. Матч совсем скоро начнётся!

— Слушаюсь и повинуюсь! — выпалил я и посмотрел в сторону Семёна Абрамовича, который «совершенно случайно» вновь оказался в коридоре. — Товарищ Шлейцнер, а вы любите футбол?

— В детстве гонял с другими мальчишками… — осторожно ответил сосед. — Сейчас вряд ли так смогу, если вы намекаете на то, чтобы я заменил вас, Петя.

— Да? А жаль, — вздохнул я. — Но вы можете посмотреть на мою героическую смерть на поле. Будет потом о чём рассказать Матроне Никитичне. Кстати, что-то её не видно.

— С утра умчалась кататься на троллейбусах по московским рынкам в поисках картошки подешевле, — улыбнулся сосед.

— Жигулёв, мы опаздываем! — напомнила о себе Наташка.

— Всё-всё-всё, я иду. Где мы играем? Это чтобы Семён Абрамович мог вытащить оттуда моё бездыханное тело на тележке.

— Балабол, — хмыкнула она. — На стадионе «Торпедо». Идём же быстрее. Бутсы там получишь. Под запись.

Я подмигнул на прощание Семёну Абрамовичу, мол, не поминайте лохом. Тот кивнул — я приду. После этого молчаливого мужского перемигивания быстро переоделся и помчался следом за Наташкой.

Мы запрыгнули в автобус, по воскресному полупустой. Я пробил два талончика в компостере и плюхнулся на сиденье рядом с Наташкой. После такой пробежки тело уже ныло, а что будет дальше? Вот на хрена мне это сдалось?

И чего это она за мной припёрлась? Не доверяла или тут есть что-то иное? Вряд ли от неё могли скрыться взгляды, которые кидала на меня Маринка. Может, это была чисто женская ревность?

Нет, конечно, я мог бы пригласить Маринку в гости, и даже злые взгляды Ледоимцева мне не были бы помехой. Но… Если бы «поматросил и бросил», то она запросто могла бы написать в профсоюз, мол, такой-сякой, воспользовался женской слабостью и дал по тапкам. А подобное в семидесятые не одобрялось.

Семья — ячейка общества! И ради неё нужно идти на большие жертвы!

Вот такое бы мне и предъявили в первую очередь. Если запрыгнул на женщину, то уж будь любезен скакать на ней дальше. А если не хочешь, то ты полный ловелас, разложенец и вообще личность аморальная!

А Наташка? Неужели у неё планы на меня?

Ух, давно я не ухаживал за женщинами, забыл, как это делается…

Мороженое? Цветы? Кино?

Как давно это было…

А Наташка ничего, симпатичная. Фигурка ладная, личико симпатичное. Голосок такой приятный, как у Настеньки из фильма «Морозко».

Если с ней замутить? Или уж не стоит портить жизнь девчонке? Всё равно в планах свалить, да и жизнь у меня несколько дикая, чтобы рядом была обыкновенная женщина. Наташке рожать нужно, мужа хорошего, а я…

А у меня миссия! У меня планы и у меня ещё… Блин, как же болит всё тело!

Да, по утрам шест в палатке торчит так, что кровь от мозга чуть ли не отливает. В туалет приходится пробираться бочком, скрывая своё возбуждённое состояние от посторонних взглядов. Однако…

Я вздохнул. Если заводить тут шашни, то они будут только мешать делу. И могут принести девушке больше горя, чем пользы. Милиция, КГБ, бандиты… нужно ли ей нырять в этот странный хоровод?

И это ещё если не учитывать, что не было вмешательства политики. Вот когда настанет время политических перестановок, то там даже не станут обращать внимания на мелкоту под ногами. Просто сомнут и выбросят, как будто так и надо.

Вот и наша остановка. Скоро, совсем скоро начнётся моё унижение, боль и страдание… В который раз себя спрашиваю — на хрена мне это упало?

— Наташ, подожди секунду, — попросил я, остановившись возле газетного ларька.

— Чего случилось? — сурово посмотрела она.

— Сейчас, всего минуту. Подожди…

Конечно, надежды особой не было, но… Вдруг?

Я быстро пробежал глазами по заголовкам. Ничего особенного. Ничего из того, что меня должно взвол…

Так, стоп!

«Комсомольская правда»! Чёрт побери, «Комсомолка»!!! Субботний выпуск, но как же я вчера его пропустил?

Я быстро схватил газету и впился глазами в небольшую заметку на третьей странице:

« Бдительность и отвага»

В ночь с 4 на 5 июня силами оперативной комсомольским отрядом дружины (ОКОД) при личном участии товарища В. Е. Семичастного был задержан опасный преступник Серебряков, долгое время терроризировавший жителей города.

Ранее в отряд дружинников поступило сообщение о подозрительном человеке, замеченном в районе улицы Подгорной. Бдительные комсомольцы выдвинулись на место и устроили засаду на преступника. Товарищ Семичастный, опытный руководитель и верный сын партии, лично возглавил операцию. Он решил помочь местным органам милиции в поиске и поимке опасного преступника. Опыт службы в КГБ очень помог в этом сложном деле.

Преступник, оказавшийся разыскиваемым маньяком Серебряковым, пытался скрыться, но сплочённые ряды дружинников перекрыли все пути отхода. В ходе короткой, но решительной схватки враг трудового народа был обезврежен.

«Это было не просто задержание — это удар по самой идее преступности! Никто не останется безнаказанным!» — заявил на месте товарищ Семичастный, принимавший личное участие в задержании преступника.

Как показало расследование, Серебряков долгое время уклонялся от правосудия, но социалистическая законность восторжествовала. Советские комсомольцы и милиция вновь доказали: преступнику нет места среди честных тружеников!

Сейчас задержанный даёт показания. Жители Куйбышева могут спать спокойно — их безопасность в надёжных руках!

Гр. Петров. Соб. корр. «Комсомольской правды».

p.s. От редакции: Пример куйбышевских дружинников — урок для всей страны! Так держать, комсомольцы!'

Я выдохнул — поверили!

Поверили, так меня растак, через колено и об косяк!

Радость наполнила меня, как гелий наполняет воздушный шарик. Как будто даже боль в мышцах отступила. Плевать теперь на эту боль, плевать на то, что я сегодня могу и не сыграть в футбол.

Главное, что Шелепин и Григорьян мне поверили. Они подрядили Семичастного и теперь можно дальше продвигать свой план. Вот, уже засветилось имя Семичастного, а это уже что-то!

Я знал, что после того, как Брежнев уселся поудобнее в кресле после Хрущёва, он начал выбивать один за другим всех шелепинцев. И вернуть их обратно будет очень трудно. Возможно, но трудно.

«Но разве революционеры когда-то боялись трудностей?» — подумал я, сжимая кулаки.

Боль в теле теперь казалась мелочью на фоне грядущей победы. Раз Шелепин и Григорьян клюнули — значит, план уже начал работать. А Семичастный — это же не просто фамилия, это живой мост к старой гвардии, к тем, кого Брежнев выметал метлой из коридоров власти.

«Леонид Ильич думает, что расчистил поле? Как бы не так!»

Я представил, как все эти усатые бюрократы в ЦК даже не подозревают, что где-то в Куйбышеве закрутилась пружина, которая вскоре щёлкнет прямо у них под носом.

Но пока — тише воды, ниже травы.

Надо было действовать осторожно. Один неверный шаг — и вместо триумфа получишь «строгача» где-нибудь в Магадане.

— Ну чего ты там? — нетерпеливо дёрнула меня за руку Наташка.

— Да так, думал, что ты про меня забудешь, — улыбнулся я в ответ.

— Ага, так я про тебя и забыла. Ты с Ледоимцевым в нападении будешь играть. Как же я про тебя забуду?

Я выронил газету. С Ледоимцевым? В нападении?

Охренеть…

Мне почему-то сразу же захотелось повернуться и дать такого стрекача, чтобы ни один Рональдиньо не догнал. Это же такой косяк, такой косяк! Да я после вчерашнего вообще как медуза, а если ещё рядом с Ледоимцевым?

Это же потом будут месяцами мусолить в цеху. Меня заподкалывают от и до… В принципе, мне по барабану, но для моего дела это может плохо сказаться.

Нет, сама игра была бы нормальным вкладом в мой план, но вот если мы проиграем… и сделаем это по вине еле передвигающегося нападающего под номером «Тринадцать», то это будет серьёзный шаг назад.

На трибуне же будет и Маринка, а это… Как ни крути, а по моей мужской гордости будет нанесён невероятно существенный удар. Как будто грязной бутсой по яйцам!

Наташка, видя моё замешательство, хитро прищурилась:

— Чего, герой, струсил? Или номер тринадцать уже давит?

Я резко поднял газету с асфальта, стараясь придать лицу выражение боевой решимости — такое, какое было у Чапаева на всех плакатах.

— Я струсил? Да вот ещё не было такого Ледоимцева, чтобы Жигулёва напугать смог! Я просто жду, когда ты мне бутсы принесёшь. Сорок четвёртый размер. Желательно не вонючие! Чего смотришь? Бегом давай! Скоро начало, а я ещё не размят!

Она фыркнула, но побежала.

А у меня в голове уже крутился план.

Вариант первый: притвориться, что разболелся прямо в раздевалке. Но нет — слишком топорно, да и Маринка потом засмеёт.

Вариант второй: выйти на поле и героически сломать ногу на первой же минуте. Зато с сохранением достоинства!

Вариант третий…

Тут меня осенило. А что, если сыграть на контрасте? Пусть все ждут от меня позора — а я выжму из своих полумёртвых ног последние соки и сделаю хоть что-то полезное. Один точный пас, один выход — и уже не посмеют назвать балластом!

Главное — не дать Ледоимцеву меня затоптать!

Я подмигнул газетчику:

— Это будет историческая херня!

— С вас две копейки, товарищ, — меланхолично ответил сидящий за прилавком продавец.

— Да-да, конечно, — я рассчитался и двинулся в сторону стадиона.

Возле двери в раздевалку меня перехватила Наташка. Она принесла бутсы нужного размера. Я поблагодарил её и обещал, что первый гол будет посвящён именно ей. Она сверкнула зубами в улыбке и умчалась прочь. Лёгкая, воздушная, невесомая…

Я ещё раз подумал — а не замутить ли любовную историю? Но потом решил, что додумаю эту мысль как-нибудь потом и толкнул дверь.

В раздевалке меня встретили ребята с нашего цеха. С кем-то был знаком, кому-то просто кивал. В большинстве своём уже переодетые, готовые к выходу.

В центре стоял Ледоимцев и громко вещал:

— Бойцы, это не просто футбол! Это наш бой! Мы должны показать всё, на что способны! Ни шанса противнику! Играем в короткий пас и не уходим сразу в оборону! Контролёры только кажутся грозными, но у них Котов в отпуске, а у Макарова вчера был день рождения! Так что мы их раскатаем как тесто для пельменей!

— А я люблю пельмени! — обозначил я своё присутствие, сев с краешка скамьи.

— Ты? Ты чего здесь? — обернулся на меня руководитель отдела.

— Прибыл голы забивать! — отчеканил я и отдал честь. — Разрешите приступить, товарищ Ледоимцев?

— К пустой голове руку не прикладывают! — буркнул он в ответ. — Ты где играешь?

— В нападении, — вздохнул я. — Но могу и на скамейке запасных посидеть. Мне не очень принципиально.

На лице Ледоимцева расцвела улыбка:

— Значит, играем в паре? Ну-ну, надеюсь, что ты умеешь не только языком трепать, но также и работать в команде!

Вот прямо на роже написано, что он сегодня собирается быть на коне. Что на моём фоне заработает сотню очков в соревновании за сердце Маринки. Вот только я в этом соревновании вообще участвовать не собираюсь, но хрен ему об этом скажу!

— Всегда готов!

— Ребята, пошли разминаться, а то скоро игра начнётся, а мы ещё не разогретые! — скомандовал Ледоимцев.

Мы потянулись к выходу.