Я – Товарищ Сталин 8

Глава 3

Утро в Эритрее вступало в свои права. Солнце, едва поднявшись над горизонтом, заливало холмистую равнину оранжевым светом, окрашивая сухие акации и каменистые склоны. Дорога из Адди-Кайеха к Дэкэмхаре вилась узкой лентой, потрескавшейся от засухи и усыпанной мелким гравием. Генерал Эмилио Де Боно ехал в открытом автомобиле, придерживая фуражку, чтобы защитить глаза от пыли, поднятой колёсами. Его сопровождал небольшой отряд: взвод из двадцати солдат, три офицера на лошадях и два грузовика, нагруженных ящиками с продовольствием, патронами и медицинскими припасами. Де Боно настоял на лёгком эскорте, уверенный, что внезапность инспекции важнее тяжёлой охраны. Его лицо, изборождённое морщинами от солнца и возраста, выражало смесь решимости и самодовольства. Он предвкушал, как застанет гарнизоны врасплох, заставив командиров оправдываться за неполадки в казармах или слабую дисциплину.

Колонна двигалась неспешно, поднимая облачка пыли с каждым шагом. Солдаты, утомлённые ранним подъёмом, шли молча, их винтовки слегка покачивались на плечах. Молодые лица, обожжённые солнцем, выражали скуку и усталость. Многие, призванные из далёких итальянских деревень, тосковали по дому, по прохладным вечерам и знакомым улицам. Офицеры, ехавшие верхом, переговаривались, обсуждая планы на вечер в Дэкэмхаре. Капитан Алессандро Виченти, самый старший из них, шутил о местном вине, которое, по слухам, больше походило на уксус. Лейтенанты Марко Феррари и Джулио Бьянки посмеивались.

Де Боно, сидя в автомобиле, смотрел на пейзаж, но его мысли были заняты предстоящими проверками. Он представлял, как будет листать отчёты, выискивая ошибки, и выговаривать командирам за небрежность. Его пальцы постукивали по кожаной папке на коленях, где хранились заметки о гарнизонах, списки личного состава и данные о поставках. Водитель, молодой парень по имени Джованни, нервно сжимал руль, его взгляд метался по сторонам. Он не привык к таким маршрутам, где дорога сужалась, а скалы нависали, словно готовые обрушиться.

Колонна приближалась к узкому ущелью, где дорога сжималась между двумя скалистыми склонами, поросшими колючим кустарником. Впереди виднелся поворот, за которым открывалась равнина, ведущая к Дэкэмхаре. Солдат по имени Марио, родом из Неаполя, шёл в авангарде. Его глаза, привыкшие к шумным городским переулкам, уловили движение на склоне — что-то мелькнуло среди камней, словно отблеск металла. Он остановился, прищурился, пытаясь разглядеть, и поднял руку, чтобы предупредить капитана Виченти. Но прежде чем он успел крикнуть, воздух разорвал оглушительный грохот.

Первый артиллерийский снаряд ударил в грузовик, замыкавший колонну. Взрыв подбросил машину, и она, охваченная пламенем, перевернулась на бок, разбрасывая обломки и ящики с боеприпасами. Осколки разлетелись, впиваясь в землю и людей. Солдаты закричали, бросаясь за камни и редкие деревья, которые едва могли служить укрытием. Второй снаряд упал ближе к центру, взметнув столб пыли и гравия. Земля содрогнулась, и крики смешались с рёвом огня. Третий снаряд разорвался у обочины, разбив ящики с медикаментами, и белые бинты разлетелись по земле. Де Боно, сидевший в автомобиле, резко обернулся, его лицо побледнело, глаза расширились от ужаса. Он выкрикнул приказ, но слова утонули в новом взрыве. Артиллерия била ритмично, с пугающей точностью, словно невидимый стрелок заранее знал, где колонна будет наиболее уязвима.

Капитан Виченти, соскочив с лошади, выхватил револьвер и начал отдавать команды, указывая солдатам занять позиции за валунами. Его голос пытался перекричать грохот. «К скалам! Держать линию!» — кричал он, но паника нарастала. Солдаты, не привыкшие к такому обстрелу, стреляли в сторону холмов, не видя цели. Лейтенант Феррари, низко пригибаясь, пытался добраться до ближайшего грузовика, чтобы вытащить ящик с патронами. Его лицо, покрытое пылью, было напряжено, пальцы сжимали револьвер. Но очередной снаряд разорвался рядом, и взрывная волна отбросила его назад. Он упал, хватаясь за ногу, из которой хлынула кровь.

Де Боно, спрыгнув с автомобиля, укрылся за его корпусом. Его водитель, Джованни, пытался развернуть машину, но новый снаряд разнёс переднее колесо, и автомобиль осел. Генерал, пригибаясь, оглядывался, его пальцы дрожали, сжимая револьвер. Он понимал, что это не случайное нападение — кто-то знал их маршрут, время, слабость эскорта. Его разум лихорадочно искал выход, но вокруг раздавались лишь крики, треск огня и свист пуль. Солдаты, пытавшиеся удержать позиции, падали один за другим, их тела усеивали дорогу. Один из них, совсем юный, пытался ползти к валуну, но осколок пробил ему спину, и он замер.

Внезапно из-за скал появились фигуры. Они двигались стремительно, одетые в тёмные одеяния, с лицами, скрытыми грубыми платками. В их руках были автоматы. Первый залп скосил солдат, державших позицию у дороги. Нападавшие действовали с пугающей слаженностью: одни вели огонь, прижимая солдат к земле, другие обходили колонну с флангов, отрезая пути к отступлению. Их движения были выверенными, словно отработанными десятки раз на тайных тренировках.

Капитан Виченти, стоя за большим валуном, вёл огонь из револьвера, целясь в мелькающие фигуры. Его лицо, покрытое пылью, блестело от пота, стекавшего по вискам. Он успел выстрелить трижды, но пуля пробила ему плечо, и он рухнул, хватаясь за рану. Кровь текла между пальцами, окрашивая руку, но он всё ещё пытался поднять оружие. Вторая пуля попала в грудь, и он осел, его глаза закатились, револьвер выпал из ослабевшей руки. Лейтенант Бьянки, увидев, как падает капитан, бросился к нему, крича его имя. Но автоматная очередь прошила его насквозь, и он рухнул рядом, его тело дёрнулось в последний раз. Лейтенант Феррари, всё ещё живой, полз к ближайшему кусту, оставляя за собой кровавый след. Его лицо исказилось от боли, но он пытался достать гранату из подсумка. Пуля в спину оборвала его движение, и он замер, уткнувшись лицом в землю.

Солдаты, оставшиеся в живых, бросали винтовки, поднимая руки в отчаянной попытке сдаться, но нападавшие не брали пленных. Один из них, высокий, с длинным шрамом, видневшимся из-под платка, двигался вдоль дороги, методично добивая раненых. Его автомат стрелял короткими очередями. Его глаза, холодные и пустые, не выражали ни злобы, ни жалости — только сосредоточенность. Другие нападавшие собирали оружие, выдергивая винтовки из рук мёртвых солдат и сбрасывая гранаты в холщовые мешки. Один из них, низкорослый, с быстрыми движениями, ловко вынимал магазины из подсумков, словно делал это всю жизнь. Их действия были стремительными, почти механическими, словно они знали, что времени мало.

Де Боно, прижавшись к земле за корпусом автомобиля, пытался ползти к ближайшему кусту. Его мундир был покрыт пылью, фуражка слетела, обнажив редкие седые волосы. Он дышал тяжело, сердце колотилось, но разум оставался ясным. Он понимал, что засада была спланирована с точностью, недоступной простым повстанцам. Кто-то выдал маршрут, кто-то знал, что эскорт будет слабым. Его пальцы сжали револьвер, он заставил себя подняться на одно колено, целясь в фигуру, приближавшуюся через дым. Рука дрожала, но он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться. Он видел, как нападавшие движутся, словно стая волков, окружая добычу, и понимал, что шансов мало.

Из мглы выступил абиссинец в маске. Его лицо было полностью скрыто чёрной тканью, лишь глаза блестели в узких прорезях. В руке он держал саблю — длинную, слегка изогнутую, с клинком, отполированным до зеркального блеска. Рукоять, обмотанная потёртой кожей, была истёрта от частого использования, но клинок выглядел новым, словно его готовили специально для этого дня. Де Боно попытался выстрелить, но палец дрогнул, и пуля ушла в землю, подняв облачко пыли. Абиссинец шагнул ближе, его движения были плавными, почти грациозными, как у хищника, загнавшего добычу. Генерал попытался встать, но ноги подкосились, и он осел, хватаясь за борт автомобиля.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать — угрозу, мольбу, проклятие, — но слова замерли на губах. Сабля взметнулась, поймав отблеск солнца, и опустилась с ужасающей точностью. Удар пришёлся по голове, и Де Боно рухнул, не издав ни звука. Кровь хлынула на землю, пропитывая сухую почву, образуя тёмную лужу, которая медленно растекалась под ногами нападавшего. Абиссинец в маске замер на мгновение, глядя на тело генерала, затем наклонился, вытер клинок о мундир Де Боно и отступил назад.

Когда стрельба стихла, дорога была усеяна телами. Грузовики догорали, чёрный дым поднимался к небу. Обломки ящиков, разбросанные взрывами, валялись среди камней, а запах гари и крови пропитал воздух. Из двадцати солдат и трёх офицеров не выжил никто. Нападавшие, собрав оружие и боеприпасы, исчезли так же стремительно, как появились. Их фигуры мелькали среди валунов, пока не растворились в скалах.

Дорога, ещё недавно оживлённая движением колонны, теперь выглядела как картина из ада. Тела солдат лежали в неестественных позах, их мундиры были разорваны, лица застыли в гримасах боли и удивления. Один из грузовиков всё ещё горел, пламя лизало остатки ящиков, и время от времени раздавался треск, когда огонь добирался до патронов.

В Асмэре весть о бойне достигла штаба к полудню. Курьер, запыхавшийся и бледный, ворвался в кабинет коменданта, его форма была покрыта пылью от долгой скачки. Он сбивчиво доложил: колонна уничтожена, генерал мёртв, выживших нет. Офицеры, собравшиеся в штабе, замерли, их лица выражали смесь неверия и ужаса. Комендант, пожилой майор с седыми висками, ударил кулаком по столу, требуя объяснений. Но объяснений не было. Разведка не предупреждала о крупных отрядах повстанцев, а местные племена, по последним данным, оставались лояльными. Кто-то предположил, что это дело рук абиссинских шпионов, другие говорили о предательстве в штабе, но доказательств не было.

Слухи о засаде распространялись по Асмэре с быстротой ветра. В казармах шептались о таинственных автоматчиках, о сабле, разрубившей голову генерала. Торговцы на рынке, услышав новости, закрывали лавки, опасаясь, что повстанцы могут ударить по городу. Итальянские патрули удвоили численность. В штабе царило смятение: офицеры спорили, требуя немедленных действий, но никто не знал, где искать врага. Разведчики, отправленные к ущелью, вернулись с пустыми руками — нападавшие не оставили следов, кроме тел и разрушений.

К вечеру Асмэра погрузилась в тревожное ожидание. Солдаты в казармах проверяли оружие, офицеры перечитывали отчёты, пытаясь найти хоть малейший намёк на то, кто мог организовать засаду. Город, обычно шумный от голосов торговцев и звона колоколов, затих, словно готовясь к новой беде. Имена погибших — Де Боно, Виченти, Феррари, Бьянки и двадцати солдат — повторялись в разговорах, становясь символом уязвимости итальянской власти. Эритрея, и без того неспокойная, балансировала на грани новых потрясений, а память о бойне в ущелье обещала стать незаживающей раной для Италии.

Витторио Руджеро ди Сангаллетто не находил покоя уже третью ночь. Слухи о засаде, унёсшей жизнь генерала Де Боно и его эскорта, разносились по улицам. Витторио избегал этих обсуждений, но каждый взгляд офицера, каждый шёпот в штабе заставлял его сердце биться чаще. Он знал, что сделка с Дестой Алемайеху сделала его частью опасной игры, и теперь он ждал финального шага — обещанных пятидесяти тысяч долларов.

Вечером третьего дня после засады Витторио зашёл в забегаловку недалеко от казармы — маленькое заведение, где подавали горький кофе и простую еду. Он часто бывал здесь, чтобы перехватить кружку пива и послушать солдатские сплетни. Место было шумным, пропахшим табаком и жареной рыбой, но безопасным — сюда редко заглядывали офицеры высокого ранга. Витторио сел в углу, заказал пиво и сделал вид, что читает старую газету. К нему подошёл эритрейский парнишка, худощавый, в потрёпанной рубахе, разносивший подносы с едой. Мальчишка поставил кружку на стол и незаметно подсунул под неё сложенный лист бумаги. Его глаза мельком встретились с взглядом полковника, и он тут же отошёл, не сказав ни слова. Витторио, не привлекая внимания, спрятал записку в карман, допил пиво и вышел. На улице он развернул лист. На нём аккуратным почерком было написано: «Маяк. Полночь. Завтра». Он сжал бумагу, чувствуя, как адреналин пробегает по венам, и поджёг её спичкой, глядя, как она превращается в пепел.

Ночь у маяка обещала стать решающей. Витторио понимал, что Деста — не тот, кто нарушает обещания, но его лёгкость в согласии на такие суммы вызывала вопросы. Пятьдесят тысяч долларов — это была не просто плата, а знак, что за абиссинцем стоят силы, о которых полковник мог только гадать. Он не доверял Десте, но сделка была слишком важной, чтобы отступать. Днём он оставался в штабе, подписывал отчёты, отдавал приказы.

К полуночи Витторио был готов. Он надел тёмный плащ, проверил револьвер Webley и спрятал стилет в рукаве. Фонарь лежал в кармане. Он оседлал лошадь и выехал из Асмэры, направляясь к маяку. Путь был знакомым, но каждый шорох в кустах заставлял его руку тянуться к оружию. Он привязал лошадь к сухому дереву у подножия и поднялся по узкой тропе, внимательно оглядывая окрестности. Витторио занял позицию за большим валуном, откуда мог видеть тропу, ведущую к маяку.

Ровно в полночь Деста Алемайеху появился со стороны скал. Он был один, его плащ колыхался на ветру, лицо оставалось спокойным, но глаза внимательно изучали окрестности. Деста остановился в нескольких шагах, его взгляд встретился с взглядом полковника.

— Полковник, — сказал он дружелюбным голосом. — Ты выполнил свою часть сделки. Мы довольны.

Витторио кивнул, стараясь скрыть напряжение.

— Где мои деньги? — спросил он.

Деста улыбнулся. Он сделал шаг вперёд и бросил к ногам Витторио кожаную сумку. Полковник наклонился, не сводя глаз с Десты, и открыл её. Внутри лежали аккуратно сложенные пачки долларов — пятьдесят тысяч, как и было обещано. Он провёл пальцами по купюрам, проверяя их на ощупь, затем закрыл сумку и выпрямился, чувствуя, как её тяжесть оттягивает руку.

— Это всё? — спросил Витторио, желая убедиться, что сделка завершена.

Деста помолчал, глядя на него, словно оценивая.

— На этот раз — да, — сказал он. — Но, возможно, мы ещё увидимся, полковник. В другом месте, в другое время. И тогда речь пойдёт о гораздо больших деньгах. — Он улыбнулся ещё шире. — Кто знает, что готовит судьба?

Деста повернулся и ушёл по тропе к скалам. Его фигура растворилась в темноте, оставив Витторио одного с сумкой в руках. Полковник вернулся к лошади, чувствуя, как адреналин всё ещё пульсирует в венах. Сумка оттягивала плечо, но её вес был приятным, осязаемым подтверждением того, что он пережил эту ночь.

Дома он опустил шторы и зажёг тусклую лампу. Сев за стол, он открыл сумку и начал пересчитывать деньги. Пачка за пачкой, он раскладывал купюры, проверяя каждую на свету. Пятьдесят тысяч долларов — сумма, которая могла изменить его жизнь. Он сложил деньги в тайник под половицей и закрыл доску, тщательно разгладив ковёр.

Но радость была мимолётной. Витторио знал, что игра не окончена. Засада в ущелье сделала его богатым, но также поставила под угрозу. В штабе уже начались разговоры о предательстве — кто-то выдал маршрут Де Боно, и подозрения витали в воздухе. Полковник, как военный, был связан долгом и не мог просто исчезнуть, но слова Десты о новой встрече и больших деньгах не выходили из головы. Что он имел в виду? Новый заговор? Более крупная сделка? Витторио лёг на койку, но сон не шёл. Мысли о Десте, его улыбке и тех, кто стоял за ним, кружились в голове.

На следующий день Витторио продолжил играть свою роль. Он присутствовал на совещаниях, выслушивал доклады о новых патрулях и результатах разведки, которая ничего не нашла. Он кивал, соглашался, отдавал приказы, но его мысли были заняты словами абиссинца. Пятьдесят тысяч долларов лежали в тайнике, но их тяжесть не успокаивала, а порождала новые вопросы. Деста ушёл, оставив намёк на будущее, и Витторио знал: такие люди, как он, не появляются случайно. Полковник чистил револьвер, проверял патроны, словно готовясь к новой встрече.