Я – Товарищ Сталин 8

Глава 16

Аддис-Абеба, середина июля 1936 года.

Город, ещё недавно затихший под тяжестью войны, начал оживать под итальянским владычеством. Императорский дворец стал центром новой власти. Генерал Лоренцо Адриано ди Монтальто, человек с проницательным сицилийским умом и властной харизмой, обосновался в этих стенах. Он понимал, что захват столицы — лишь начало. Истинное испытание заключалось в том, чтобы утвердить итальянский порядок, не ломая дух народа, разделённого племенными традициями и гордостью.

Большой зал дворца, где некогда восседал Хайле Селассие, был подготовлен для встречи. Длинный деревянный стол, покрытый красным бархатом, сверкал под светом масляных ламп. Итальянские флаги с гербом Савойской династии доминировали в зале, но абиссинские узоры на тканях сохранялись — знак того, что Италия не намерена стирать местные обычаи. Лоренцо стоял во главе стола в безупречной форме с блестящими пуговицами, его осанка была прямой, а лицо выражало уверенность и открытость. Рядом стоял бригадный генерал Витторио Руджеро ди Сангаллетто.

Гости вошли один за другим. Фитаурари Тадессе, бывший советник Хайле Селассие и несостоявшийся император, в тёмно-синей шамме с серебряной вышивкой, двигался медленно, его лицо несло следы усталости. Микаэль, вождь оромо, с кривым кинжалом, украшенным бирюзой, на поясе, выглядел подавленным, но гордым. Зэудиту, вождь тиграи, в тёмно-зелёной шамме с золотыми узорами, держался сдержанно. Хассан, сомалийский вождь, худощавый, с суровым лицом, и Алем, представительница сидамо, заняли свои места. Вожди амхара, афар, гураге и волайта дополнили собрание, их наряды добавляли залу яркости, но их лица были отмечены тяжестью поражения.

Лоренцо указал на стулья.

— Добро пожаловать. Прошу, садитесь. Нам нужно поговорить.

Серебряные кубки с тэджем, напитком из высокогорного мёда, стояли перед каждым — это был жест уважения к их обычаям. Гости сели, их позы были напряжёнными, лица — усталыми. Они знали о жестокости Грациани, о его газовых атаках, о разрушенных деревнях. Но их силы были сломлены, столица пала, император бежал. Сопротивление стало почти невозможным, и Лоренцо это понимал.

Лоренцо начал говорить.

— Италия пришла в Абиссинию как хозяин. Наша сила очевидна: наша армия вошла в этот город без единого выстрела. Ваш император покинул вас, и ваши воины, как бы храбро они ни сражались, не смогли нам противостоять. Теперь Абиссиния живёт по законам Италии. Но я не Грациани. Я не хочу смерти и разрушений. Я уважаю ваш народ и ваши обычаи. Они не будут попираться. Мы, итальянцы, будем делать то, что считаем нужным, но ваши люди, ваши традиции, ваши земли останутся нетронутыми, если вы выберете мир. Я не разделяю предрассудки некоторых моих соотечественников, считающих вас ниже себя. Для меня вы — нация воинов, поэтов и созидателей.

Зал молчал, лица гостей были неподвижны. Тадессе слегка касался кубка пальцами, Микаэль держал руку у кинжала, Зэудиту сидел, опустив глаза. Хассан смотрел в сторону, Алем сидела со сложенными руками, её лицо выражало сдержанную тревогу.

Лоренцо продолжил.

— Партизаны могут попытаться подняться в горах, думая, что смогут нам противостоять. Но если наша армия одолела вашу, то повстанцы тем более не устоят. Танки и самолёты не остановить отвагой. Мы, итальянцы, теперь хозяева этой земли, и мы будем действовать, как считаем нужным. Но я не хочу ломать ваш дух. Я предлагаю мир и покровительство. Признайте власть Италии, короля Виктора Эммануила Третьего, Муссолини и мою как вашего вице-короля. Взамен ваши люди будут жить свободно, ваши обычаи сохранятся, ваши земли останутся вашими. Но есть условие: любое недовольство, любой мятеж в ваших племенах вы должны пресекать сами. Я мог бы прибегнуть к суровым мерам, чтобы подавить бунты, но я не хочу этого. Я верю в другой путь.

Он замолчал, давая присутствующим обдумать его слова. Гости переглянулись, их молчание было тяжёлым, но не враждебным. Они знали, что их положение безвыходно.

Тадессе заговорил первым.

— Генерал, мы проиграли. Наши люди устали, наши деревни разрушены. Если ваши солдаты не будут грабить наши дома, если вы дадите гарантии, прописанные на бумаге, что наши обычаи сохранятся, мы согласимся. Прошу, дайте нам эту гарантию.

Лоренцо кивнул.

— Тадессе, я уважаю твою честность. Я подпишу соглашение, где будет сказано: ваши обычаи, ваши земли, ваши люди останутся нетронутыми, пока вы не поднимаете мятеж. Мои солдаты не будут грабить ваши деревни — я накажу любого, кто это сделает. Назови, что тебе нужно, и я это учту.

Микаэль, вождь оромо, заговорил следующим.

— Мои люди потеряли многое. Мы не хотим больше войны. Если вы обещаете, что наши женщины и дети будут в безопасности, что наши земли останутся нашими, мы признаем вашу власть.

— Вы получите это, Микаэль, — ответил Лоренцо. — Я подпишу документ, где будет сказано: ваши люди и земли под защитой, пока вы сохраняете мир. Мы будем править по своим законам, но ваши обычаи останутся нетронутыми.

Зэудиту, вождь тиграи, заговорил после Микаэля.

— Мои воины больше не могут сражаться. Если вы дадите слово, что наши храмы и поля останутся нашими, мы согласимся.

— Я подпишу соглашение, Зэудиту, — сказал Лоренцо. — В нём будет сказано, что ваши храмы и поля под защитой. Мы — хозяева, но ваши обычаи останутся вашими, если вы будете с нами.

Следующим заговорил Хассан, сомалийский вождь.

— Мои люди хотят жить спокойно. Если ваши солдаты не будут вмешиваться в нашу жизнь, мы согласимся.

— Вы получите это, Хассан, — ответил Лоренцо.

Алем, представительница сидамо, заговорила тихим голосом.

— Мои люди выращивают кофе. Это всё, что у нас есть. Если вы обещаете, что наши урожаи и рынки останутся нашими, мы согласимся. Прошу, сделайте это.

Лоренцо улыбнулся.

— Алем, ваш кофе — сокровище Абиссинии. Я подпишу документ, где будет сказано, что ваши урожаи и рынки останутся нетронутыми. Мы будем править по своим законам, но ваши традиции сохранятся.

Вожди амхара, афар, гураге и волайта закивали, их лица выражали усталое согласие.

Тадессе заговорил снова, его слова были искренними.

— Я служил императору. Признать вашу власть тяжело. Но мои люди не могут больше сражаться. Если вы обещаете, что не будете наказывать их за прошлое, за то, что они воевали за свою землю, мы согласимся. Нам нужны гарантии.

— Тадессе, я уважаю твою верность, — сказал Лоренцо. — Я подпишу соглашение, где будет сказано: никто не будет наказан за прошлое, если вы выберете мир. Всем гарантируется амнистия.

Микаэль, Зэудиту, Хассан, Алем и другие вожди кивнули. Они понимали, что сопротивление приведёт к гибели, а мир, пусть и под итальянскими законами, даст их людям шанс выжить.

Лоренцо поднял кубок с тэджем, приглашая гостей сделать то же.

— За Абиссинию, — сказал он. — За мир, за процветание, за наше общее будущее.

Тадессе поднял кубок первым.

— За мир, — сказал он тихо.

Микаэль последовал за ним.

— За моих людей, — произнёс он.

Зэудиту, Хассан, Алем и остальные присоединились, их кубки поднялись, и зал наполнился звоном серебра.

Лоренцо кивнул Витторио, который слегка улыбнулся. Встреча была шагом к новому порядку. Вожди согласились, их просьбы были ясны, и Лоренцо знал, что сдержать обещания будет непросто. Но он видел в этом надежду. Пир продолжался до позднего вечера. Слуги подавали инжеру с соусами, жареное мясо, фрукты. Вожди, хоть и сдержанно, начали говорить, делясь историями о своих землях, о войне, о надеждах. Лоренцо слушал, задавал вопросы, показывая искренний интерес. Витторио следил за разговором, готовый вмешаться, если напряжение вернётся.

Пир подходил к концу. Масляные лампы в большом зале мерцали, отбрасывая тёплые блики на стены, украшенные абиссинскими узорами и итальянскими флагами. Слуги бесшумно убирали остатки инжеры, пустые блюда с жареным мясом и опустевшие кувшины с тэджем. Вожди, всё ещё сдержанные, но уже чуть менее напряжённые, начали подниматься из-за стола. Их движения были медленными, словно каждый шаг требовал внутреннего усилия. Тадессе, поправив тёмно-синюю шамму, первым направился к выходу, бросив на Лоренцо долгий взгляд, в котором смешались усталость и осторожное уважение. Микаэль, вождь оромо, поправил кинжал на поясе и коротко кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Зэудиту, Хассан и Алем последовали за ним, их шаги гулко отдавались в просторном зале. Вожди амхара, афар, гураге и волайта уходили молча, их яркие наряды мелькали в дверном проёме, пока не скрылись в тёмном коридоре.

Лоренцо и Витторио стояли у выхода, провожая гостей. Лоренцо, сохраняя прямую осанку, пожимал руки каждому вождю, произнося короткие, но тёплые слова прощания.

— Тадессе, благодарю за твою откровенность, — сказал он, пожимая руку. — Мы вместе будем работать на благо Абиссинии.

Тадессе кивнул, его глаза на мгновение задержались на Лоренцо, словно он пытался разглядеть, насколько искренни эти слова.

— Микаэль, твои люди будут под защитой, — продолжил Лоренцо, обращаясь к вождю оромо. Тот ответил коротким поклоном.

Зэудиту, Хассан и Алем получили такие же сдержанные, но уважительные слова. Лоренцо знал, как важно было сейчас не переступить грань между властной уверенностью и высокомерием. Витторио, стоя рядом, молча наблюдал, его лицо оставалось бесстрастным, но глаза внимательно следили за каждым движением вождей. Когда последний из гостей, вождь волайта, скрылся за дверью, зал опустел, и тяжёлая тишина повисла в воздухе.

Лоренцо и Витторио вернулись к столу. Слуги уже ушли, оставив их наедине. Лоренцо снял фуражку, положил её на красный бархат и провёл рукой по волосам. Его лицо, до этого излучавшее уверенность, стало серьёзнее. Витторио, расстегнув верхнюю пуговицу мундира, опустился на стул и налил себе остатки тэджа из кувшина.

— Не доверяю я им, Лоренцо, — начал Витторио. — Они кивают, пьют наш тэдж, но за спиной точат ножи. Они будут совать палки в колёса, выжидать момент. Каждый из них мечтает о власти, о том, чтобы сбросить нас и занять трон. Тадессе, этот старый лис, уже видит себя новым императором. А Микаэль? Этот оромо с кинжалом готовит бунт, я уверен.

Лоренцо кивнул, его взгляд был устремлён куда-то в сторону, словно он обдумывал нечто большее, чем слова Витторио.

— Ты прав, — сказал он наконец, присаживаясь напротив. — Этот пир, эти кубки, эти обещания — всё это было необходимо. Жест, чтобы показать, что мы не дикари, не Грациани с его газом и расстрелами всех подряд. Но доверять им? Конечно, нет. Они согласились, потому что у них нет выбора. Они будут ждать нашей слабости.

Он замолчал, постучав пальцами по столу, затем продолжил:

— И знаешь, Витторио, я не верю, что Италия здесь надолго. Мы опоздали с этой колонией минимум на век. Британцы, американцы, да даже французы — они не дадут нам удержать Абиссинию. Нас выпрут отсюда, это вопрос времени. Муссолини думает, что он новый Цезарь, но он и его выскочки будут сметены. История не терпит таких, как он. И когда это случится, важно быть чистенькими. Чтобы ни один трибунал, ни один судья в Лондоне или Вашингтоне не смог подкопаться. Грациани с его маньяческими выходками — он уже труп, а мы с тобой живы. Мы не должны заляпаться, пока у власти.

Витторио прищурился, его губы тронула лёгкая усмешка.

— Чистенькими, говоришь? Это будет непросто, Лоренцо. Но я понимаю, к чему ты клонишь. Мы здесь, у нас власть, и это шанс. Шанс вытащить отсюда столько, сколько возможно. Десятки миллионов долларов, если правильно разыграть карты. Кофе, золото, земли — всё это можно обратить в деньги. И сделать это так, чтобы потом спокойно жить где-нибудь в Неаполе или на Ривьере, попивая вино и не оглядываясь на следователей.

Лоренцо слегка улыбнулся.

— Именно так, Витторио. Мы не фанатики, не идеалисты. Мы здесь, чтобы выжить и обеспечить своё будущее. Но действовать надо умно. Никаких следов, никаких явных грабежей. Всё должно быть законно на бумаге — контракты, сделки, поставки. Мы будем строить дороги, школы, больницы, как велит Муссолини, но заодно обеспечим, чтобы каждый наш шаг приносил прибыль. А когда империя рухнет — а она рухнет, поверь мне, — мы с тобой будем далеко, с чистыми руками и полными карманами.

Витторио поднял кубок, в котором плескались остатки тэджа, и отсалютовал Лоренцо.

— За чистые руки и полные карманы, — сказал он с усмешкой. — И за то, чтобы эти вожди не успели нас перехитрить.

Лоренцо поднял свой кубок, их серебряные края звякнули друг о друга. Он знал, что впереди их ждут месяцы, а может, и годы тонкой игры — балансирования между обещаниями вождям, приказами из Рима и их собственными планами. Но в этот момент, в пустом зале дворца, он чувствовал, что они с Витторио на одной волне. Они были не просто солдатами империи, но и архитекторами своего будущего, которое они собирались построить на руинах этой войны.

Пир закончился, но их работа только начиналась. За окнами дворца Аддис-Абеба погружалась в ночь, её улицы были тихими, но в воздухе витало предчувствие новых бурь.

Ночь опустилась на Аддис-Абебу, укутывая город тёмным покрывалом, пронизанным редкими огоньками факелов и звёздами. Улицы, ещё недавно наполненные гулом итальянских патрулей, затихли, и только шаги вождей, покидавших императорский дворец, нарушали тишину. Тадессе, Микаэль и Зэудиту не спешили разойтись по домам. Вместо этого они свернули в узкий переулок, где их ждал скромный дом, принадлежавший одному из старейшин амхара. Внутри, в небольшой комнате, освещённой единственной масляной лампой, их уже ожидали несколько доверенных воинов в тёмных шаммах.

Тадессе вошёл первым. Он опустился на деревянную скамью, тяжело вздохнув, и провёл рукой по лицу, словно стряхивая усталость. Микаэль, вождь оромо, вошёл следом. Зэудиту, вождь тиграи, закрыл за собой дверь, бросив быстрый взгляд на улицу, чтобы убедиться, что за ними никто не следит.

Тадессе заговорил первым.

— Этот Лоренцо… — начал он, глядя в пол. — Его слова сладки, как тэдж, но я не верю ни единому из них. Он говорит о мире, о защите наших обычаев, но это всё ложь. Итальянцы пришли сюда не ради мира. Они хотят наших земель, нашего кофе, нашего золота. Они хотят сломать нас, но сделать это так, чтобы мы сами надели их цепи.

Микаэль кивнул, его пальцы сжали рукоять кинжала.

— Ты прав, Тадессе. Я смотрел в его глаза, когда он говорил о защите наших женщин и детей. Он лжёт. Его слова и улыбка — всё это маска. Он не Грациани, это верно, но он такой же хищник, только хитрее. Он хочет связать нас обязательствами, пока его солдаты грабят наши деревни. Мои люди не примут этого. Оромо не будут кланяться итальянцам.

Зэудиту, до этого молчавший, поднял взгляд. Его лицо, обычно сдержанное, теперь выражало сдержанную ярость.

— Лоренцо говорит, что наши храмы и поля останутся нашими, но я видел, что делают итальянцы в других землях. Они не уважают нас, видят в нас лишь дикарей, которых можно обмануть красивыми словами. Я не верю ему. Ни единому слову.

Один из воинов, молодой амхара с длинным шрамом на щеке, шагнул вперёд, не в силах сдержаться.

— Тогда почему мы согласились? Почему мы пили их тэдж и кивали, как покорные слуги? Мы должны были взять оружие и показать им, что Абиссиния не сломлена!

Тадессе поднял руку, призывая к тишине.

— Потому что сейчас не время, — сказал он. — Наши воины разбиты, наши деревни сожжены, наши запасы истощены. Если мы поднимем оружие сейчас, итальянцы сотрут нас с лица земли. Их танки и самолёты не остановить голыми руками. Лоренцо знает это и использует нашу слабость. Но это не значит, что мы сдаёмся.

Микаэль наклонился вперёд.

— Мы должны копить силы, — сказал он. — Мои люди в горах уже собирают оружие, прячут его в пещерах. Мы не можем сражаться открыто, но мы можем ждать. Каждый день, пока итальянцы думают, что мы покорились, мы будем готовиться. Мы будем учить наших молодых, собирать припасы, искать союзников. Оромо не забыли, как сражаться.

Зэудиту кивнул, его пальцы сжались в кулак.

— Тиграи тоже не сломлены. Мои люди помнят, как держать ружьё. Мы будем ждать, Тадессе, будем слушать их обещания, кивать. А когда придёт время, мы ответим. Ни Лоренцо, ни Муссолини — никто не удержит нас.

Тадессе посмотрел на обоих вождей, затем на воинов, стоявших у стен. Их лица, освещённые тусклым светом, были полны решимости. Он медленно кивнул.

— Мы должны быть терпеливыми, — сказал он. — Лоренцо думает, что мы сломлены, что мы приняли его власть. Пусть думает так. Пусть итальянцы хвалятся своими победами. Но мы будем наблюдать, ждать и готовиться. Наши люди устали, но их дух не угас. Мы найдём способ ответить, но не сейчас. Пока рано.

Микаэль ударил кулаком по столу.

— Мы будем играть в их игру, Тадессе. Мы будем улыбаться, подписывать их бумаги, но в горах наши воины уже точат клинки. Когда придёт время, мы покажем Лоренцо, что значит быть хозяином этой земли.

Зэудиту добавил почти шёпотом:

— И мы не одни. Британцы, американцы — они не любят итальянцев. Они будут ждать их ошибки. Если мы выстоим, если дождёмся, они помогут нам сбросить это иго. Но мы должны быть умнее Лоренцо.

Тадессе встал, его фигура казалась выше в тусклом свете. Он посмотрел на каждого из присутствующих.

— Мы договорились. Мы будем молчать, но не покоримся. Мы будем кивать, но не забудем. Мы будем ждать, но не простим. Собирайте своих людей, прячьте оружие, учите их. Когда придёт время, Абиссиния поднимется. А пока — ни слова итальянцам. Пусть Лоренцо спит спокойно. Его время ещё придёт.

Вожди и воины кивнули, их лица выражали молчаливое согласие. Лампа догорала, отбрасывая длинные тени на стены. Они вышли из дома по одному, растворяясь в ночной темноте Аддис-Абебы. Город спал, но в сердцах вождей тлела искра, которая однажды должна была разгореться в пламя.