Я – Товарищ Сталин 8

Глава 15

Аддис-Абеба, ещё окутанная предрассветной дымкой, казалась призраком былого величия. Улицы, обычно бурлящие жизнью, молчали, лишь изредка слышались шаги патрулей и приглушённые голоса тех, кто ещё надеялся на спасение столицы. Хайле Селассие, император Абиссинии, стоял у окна своих покоев в императорском дворце. Его тёмная мантия с золотой каймой, обычно подчёркивающая царственную осанку, теперь казалась тяжёлым бременем. За окном, в сером свете утра, виднелись баррикады, наспех возведённые верными солдатами. Карта на столе, испещрённая красными линиями, напоминала о неумолимом наступлении итальянских войск. Сегодня был день, которого он боялся и который всё же наступил — день его отъезда из Абиссинии.

Император смотрел на город, который поклялся защищать. Его сердце разрывалось между долгом и необходимостью. Решение покинуть страну, принятое после долгих ночей раздумий, было горьким, но неизбежным. Британский посланник, майор Руперт Уинслоу, ясно дал понять: без эвакуации император рискует попасть в плен к итальянцам, что станет катастрофой для нации. Лондон обещал убежище и возможность обратиться к Лиге Наций, чтобы заручиться поддержкой мира. Но для Хайле Селассие это означало оставить народ в час величайшей беды. Он чувствовал, как надежда, которую он пытался сохранить, угасает, подобно масляным лампам в его дворце.

Слуга в белой тунике вошёл в покои и тихо поклонился.

— Ваше Величество, британский конвой готов. Они ждут у южных ворот.

Император кивнул, не отрывая взгляда от окна.

— Собери мои вещи. Только самое необходимое, — сказал он тихо. — И… карту. Я возьму её с собой.

Слуга удалился, а Хайле Селассие подошёл к столу, где лежала карта Абиссинии. Его пальцы медленно провели по её контурам, задержавшись на Аддис-Абебе. Он вспомнил, как недавно обсуждал с вождями оборону города, их дерзкие требования, их отказ сражаться без его уступок. Тадессе, Микаэль, Зэудиту — их лица всплывали в памяти. В глубине души он понимал: их слова были продиктованы не только амбициями, но и страхом за будущее народа. Он не мог их винить, но их отказ поддержать его оставил глубокую рану.

В дверь постучали. Майор Уинслоу вошёл в сопровождении двух британских офицеров. Его лицо выражало сдержанную решимость, но в глазах читалось сочувствие.

— Ваше Величество, — начал он, слегка поклонившись, — машины готовы. Мы должны выехать до рассвета, чтобы избежать лишних глаз. Путь до Джибути займёт время, но дорога безопасна. Французы обеспечили нам проход через свою территорию.

Хайле Селассие повернулся к нему.

— Благодарю вас, майор. Я готов.

Он надел лёгкий плащ поверх мантии и взял небольшой кожаный саквояж, куда слуга уложил карту и несколько личных вещей. В последний раз окинув взглядом покои, он почувствовал, как что-то внутри сжимается. Это был не просто дворец — это был символ его власти, его связи с народом, его дом. Покидать его было всё равно что оставить часть себя.

У южных ворот дворца ждал небольшой конвой: три бронированных автомобиля с британскими флагами и несколько солдат в форме. Утренний воздух был прохладным, пахло пылью и дымом от далёких пожаров, где итальянские войска сжигали деревни. Хайле Селассие сел в центральный автомобиль рядом с Уинслоу. Дверь захлопнулась, и конвой тронулся, поднимая облака пыли.

Дорога из Аддис-Абебы в Джибути была долгой и изнурительной. Машины двигались по неровным тропам, минуя разрушенные деревни и поля, где ещё недавно паслись стада. Император смотрел в окно, стараясь запомнить каждый холм, каждое дерево, каждый поворот. Он знал, что, возможно, видит свою страну в последний раз. В его груди боролись гнев, печаль и решимость. Он не хотел уезжать, но понимал, что его голос в Лиге Наций может стать последней надеждой Абиссинии. Он представлял, как будет стоять перед мировыми лидерами, рассказывая о страданиях своего народа, о жестокости итальянских захватчиков, об их газовых атаках и разрушенных городах. Но эта мысль не приносила облегчения. Каждое мгновение, проведённое вдали от родной земли, казалось предательством.

— Вы сделали правильный выбор, Ваше Величество, — тихо сказал Уинслоу, заметив его задумчивый взгляд. — В Лондоне вы сможете говорить от имени Абиссинии. Ваш голос услышат.

Хайле Селассие повернулся к нему, его глаза были полны боли.

— Мой народ умирает, майор. Мои воины сражаются, а я уезжаю. Какой император оставляет свою страну в такой час?

Уинслоу замялся, подбирая слова.

— Иногда лидер должен уйти, чтобы спасти больше, чем он может, оставаясь. Вы — символ Абиссинии. Если итальянцы захватят вас, надежда умрёт.

Император отвернулся к окну. Он знал, что Уинслоу прав, но это не уменьшало его тоски. Он думал о тех, кто остался в Аддис-Абебе, о солдатах, которые будут держать оборону, о семьях, которые прячутся от бомбёжек. Он думал о Тадессе, Микаэле и Зэудиту, которые, возможно, уже готовят свои силы к сдаче или борьбе за власть. Его сердце болело от мысли, что он не смог их сплотить.

Конвой пересёк границу. Джибути встретил их жарким солнцем и солёным ветром с моря. Порт был полон суеты: торговцы, французские солдаты, беженцы из Абиссинии, ищущие спасения. Хайле Селассие заметил несколько знакомых лиц — дворян, покинувших столицу раньше. Их глаза были полны страха и усталости. Он отвернулся, не желая встречаться с их взглядами. Он чувствовал себя не только императором, но и человеком, чья страна рушится, а он не в силах её удержать.

В порту их ждал французский корабль, готовый доставить императора в Аден, а оттуда — в Лондон. Хайле Селассие ступил на пристань, его шаги были тяжёлыми, словно земля притягивала его назад. У трапа он остановился, обернувшись в сторону Абиссинии. За горизонтом, скрытым дымкой, лежала его страна — земля, которую он поклялся защищать. Он закрыл глаза, и в памяти всплыли образы: смех детей в деревнях, пение воинов перед битвой, запах тэджа на праздниках. Он поклялся себе, что вернётся — не как беглец, а как лидер, который приведёт свой народ к свободе.

— Ваше Величество, пора, — мягко сказал Уинслоу, стоя рядом.

Хайле Селассие кивнул и поднялся по трапу. Корабль отчалил, и Джибути начал удаляться, превращаясь в тёмную полоску на горизонте. Император стоял на палубе, глядя на море. Его мысли были далеко — в Аддис-Абебе, в горах Тиграи, в степях оромо. Он чувствовал, как его душа остаётся с народом, даже когда его тело уносило всё дальше от родной земли.

Путешествие до Адена прошло спокойно, но для Хайле Селассие оно было наполнено молчанием. Он проводил часы на палубе, глядя на волны, или в своей каюте, перечитывая письма от родных и министров. Он писал заметки для речи в Лиге Наций, стараясь выразить всю боль и надежду своего народа. Но каждый раз, когда он брал перо, его охватывала тоска. Он представлял, как итальянские танки входят в Аддис-Абебу, как его дворец превращается в руины, как его народ теряет веру. Он знал, что должен быть сильным, но в эти моменты чувствовал себя одиноким, как никогда прежде.

10 июля 1936 года солнце вставало над Абиссинией, заливая её холмы и равнины золотистым светом. Аддис-Абеба, столица, ещё дремала в утренней прохладе, но тишина улиц была обманчивой. Город, некогда бурлящий жизнью — с шумными базарами, где торговцы выкрикивали цены на кофе и специи, с пением монахов в церквях и цокотом копыт мулов, — теперь затих, словно в ожидании неизбежного. Итальянские войска, чьи колонны растянулись по пыльным дорогам от Эритреи, подходили к городу. Пыль, поднятая их сапогами, грузовиками и танками, висела в воздухе. Генерал армии Лоренцо Адриано ди Монтальто, возглавивший наступление, и бригадный генерал Витторио Руджеро ди Сангаллетто, его правая рука, вели армию к воротам Аддис-Абебы.

За несколько дней до этого Лоренцо, в своём штабе в Асмэре, разрабатывал план молниеносного наступления. Он часами изучал донесения разведки: Хайле Селассие покинет столицу девятого числа, его армия распалась, вожди племён либо сдались, либо ушли в горы, а город остался почти без защиты. Лоренцо, с его сицилийским темпераментом и стратегическим умом, видел в этом не просто возможность — он видел триумф, который войдёт в историю. Он вызывал Витторио, и вместе они обсуждали каждую деталь: маршруты колонн, расположение артиллерии, снабжение войск.

— Витторио, — говорил Лоренцо, разворачивая карту Абиссинии, — мы войдём в Аддис-Абебу без единого выстрела, если всё сделаем правильно. Мы должны показать миру, что Италия не просто завоёвывает страну — она приносит порядок.

Витторио, потягивая кофе из жестяной кружки, кивнул.

— Согласен, Лоренцо. Но не стоит недооценивать партизан. Даже мальчишка с винтовкой может выстрелить. Мои солдаты готовы вести авангард, но я хочу, чтобы артиллерия была наготове. Если вожди решат сопротивляться, мы должны подавить их мгновенно.

Лоренцо хлопнул его по плечу, и его улыбка была шире обычного.

— Вот за это я тебя и ценю, Витторио. Ты думаешь о деталях, пока я мечтаю о триумфе. Мы сделаем это вместе.

К 10 июля итальянская армия была готова. Колонны, состоявшие из пехоты, кавалерии и бронетехники, двигались по дорогам Абиссинии. Солдаты в потрёпанных мундирах, но с горящими глазами, пели марши, и их голоса разносились над холмами. Мулы, нагруженные ящиками с боеприпасами и продовольствием, упрямо шагали рядом с грузовиками Fiat. Лоренцо ехал в головном автомобиле — чёрном Lancia, чьи хромированные детали блестели под солнцем. Рядом, в открытом джипе, ехал Витторио. Их войска, дисциплинированные и полные решимости, двигались к столице, не встречая сопротивления. Разведка оказалась права: Абиссиния пала без боя.

Утром 10 июля итальянские войска вошли в Аддис-Абебу. Город встретил их тишиной. Улицы были пусты, лишь редкие прохожие — женщины с корзинами, старики, сидящие у домов, да дети, выглядывающие из-за углов, — наблюдали за колоннами. Баррикады, о которых говорили разведчики, оказались жалкими: груды камней и деревянных балок, брошенные в спешке. Итальянские флаги — зелёно-бело-красные, с гербом Савойской династии — развевались на грузовиках и танках, а солдаты, маршируя в строгом порядке, заполняли город. Лоренцо, в своём автомобиле, смотрел на Аддис-Абебу с чувством, близким к восторгу. Это был его момент — момент, когда его имя станет частью истории.

Витторио, возглавлявший авангард, отдал приказ своим солдатам занять ключевые точки: железнодорожный вокзал, почту, правительственные здания. Местные жители, напуганные слухами о газовых атаках и жестокости итальянцев, предпочитали не сопротивляться. Некоторые вожди, ещё остававшиеся в городе, вышли с белыми флагами, их лица были полны усталости и смирения. Витторио, принимая их капитуляцию, говорил коротко и твёрдо:

— Сдайте оружие. Здесь теперь Италия. Сотрудничайте, и ваши люди будут жить.

К полудню город был под контролем. Итальянские войска начали разбивать лагеря на окраинах Аддис-Абебы. Солдаты ставили палатки, разгружали ящики с продовольствием, чистили оружие и пели песни о Риме и славе. Офицеры раздавали команды, распределяя посты и маршруты патрулей. На центральной площади, где ещё недавно стояли статуи львов — символов Хайле Селассие, — теперь развевались итальянские флаги. Лоренцо, обходя лагерь, проверял дисциплину: он требовал, чтобы солдаты выглядели безупречно, несмотря на жару и пыль. Его голос, громкий и уверенный, разносился над площадью:

— Вы — лицо Италии! Каждый ваш шаг — это послание миру. Мы не просто армия, мы — наследники Рима!

Солдаты отвечали ему криками одобрения, их лица светились гордостью. Витторио, наблюдая за Лоренцо, не мог сдержать улыбки.

К вечеру, когда солнце начало клониться к горизонту, Лоренцо и Витторио расположились в захваченном здании бывшего губернаторского дворца — временного штаба. Здание, построенное из серого камня, с высокими колоннами и широкими окнами, было скромнее императорского дворца, но всё же внушало уважение. Лоренцо, сняв фуражку и расстегнув верхнюю пуговицу кителя, сел за массивный стол, где уже был установлен телефон — старый аппарат с чёрной трубкой, доставленный из Асмэры. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как сердце бьётся от волнения. Это был его момент — момент доложить о победе.

Он поднял трубку и приказал оператору соединить его с Римом. Через несколько минут на линии раздался голос Бенито Муссолини, хриплый, но полный энергии.

— Лоренцо, это ты? — прогремел голос Дуче. — Говори, генерал, что у тебя? Аддис-Абеба наша?

Лоренцо выпрямился, его лицо осветила широкая улыбка.

— Дуче, я счастлив доложить: Аддис-Абеба пала к нашим ногам! Мы вошли в город утром, без единого выстрела. Мои войска заняли все ключевые точки, вожди сдались, народ не сопротивляется. Итальянские флаги реют над столицей, и наши солдаты уже разбивают лагеря. Это победа, Дуче, победа, достойная Рима!

На другом конце линии наступила короткая пауза, а затем раздался громкий смех Муссолини — раскатистый, театральный, полный неподдельной радости.

— Браво, Лоренцо, браво! — воскликнул он. — Ваше Превосходительство, вы сделали то, что Грациани только обещал! Аддис-Абеба — наша, и весь мир теперь знает, что Италия — это сила! Вы и Витторио — герои, и я горжусь вами. Но послушайте, генерал, для вице-короля звание генерала армии — это лишь начало. Мы не могли сразу сделать вас маршалом, чтобы не вызывать зависти в Риме, но поверьте, это звание не заставит себя ждать. Вы — человек, рождённый для великих дел, и я вижу вас в числе первых лиц нашей новой империи. Скажите, как держатся войска? Что говорят солдаты?

Лоренцо чувствовал, как его грудь распирает от гордости. Слова Муссолини были как музыка, как вино. Он бросил взгляд на Витторио, который стоял у окна, наблюдая за солдатами во дворе, и ответил:

— Дуче, войска в порядке. Моральный дух на высоте, солдаты поют марши и чистят винтовки с улыбками. Мы не просто взяли город — мы показали, что Италия несокрушима. Витторио, мой бригадный генерал, вёл авангард, и его берсальеры были безупречны. Я уже подготовил приказ о его награждении — он заслуживает крест за отвагу.

Муссолини снова рассмеялся.

— Отлично, Лоренцо! Витторио получит свой крест, а вы — свою славу. Но не расслабляйтесь. Держите город в кулаке, не допускайте бунтов. И следите за вождями — эти змеи могут улыбаться, а за спиной точить ножи. Я жду ваших отчётов, Ваше Превосходительство. За Италию!

— За Италию, Дуче! — ответил Лоренцо, и связь оборвалась.

Он положил трубку, его лицо сияло. Он повернулся к Витторио, который всё ещё смотрел в окно, и хлопнул в ладоши.

— Слышал, Витторио? Дуче назвал меня Превосходительством! Он видит меня вице-королём, а тебя — героем с крестом. Это наш день, мой друг!

Витторио обернулся, его лицо было спокойным, но в глазах мелькнула искра удовлетворения.

— Поздравляю, Лоренцо. Вице-король — это звучит величественно. Но давай не будем забывать: город наш, но страна ещё нет. Вожди в горах могут собрать партизан. Нам нужно укрепить позиции.

Лоренцо кивнул, его энтузиазм не угас, но он ценил прагматизм Витторио.

— Ты прав, как всегда. Но сегодня мы празднуем. А завтра — укрепляем город. Теперь пора доложить королю.

Лоренцо снова поднял трубку, его пальцы слегка дрожали от волнения. Связь с Римом установили быстро, и вскоре в трубке раздался голос Виктора Эммануила III — тихий, но властный, с ноткой сдержанной торжественности.

— Генерал ди Монтальто, — начал король, — я слышал, вы вошли в Аддис-Абебу. Доложите.

Лоренцо выпрямился, словно король стоял перед ним. Его голос был полон почтения, но не лишён гордости.

— Ваше Величество, я счастлив доложить: Аддис-Абеба принадлежит Италии! Сегодня утром мои войска вошли в город без сопротивления. Мы заняли вокзал, правительственные здания, дворец губернатора. Итальянские флаги реют над столицей, а наши солдаты уже разбивают лагеря. Абиссиния лежит у ваших ног, Ваше Величество, и я, как ваш верный слуга, горжусь, что смог исполнить ваш приказ. Эта победа — для вас, для Савойской династии, для величия Италии!

Король помолчал, его дыхание было едва слышно. Затем он заговорил, и в его голосе чувствовалась искренняя благодарность.

— Генерал, вы сделали больше, чем я ожидал. Без боя, без потерь — это триумф, достойный Рима. Я знаю, что смерть Грациани оставила нас в трудном положении, но вы и ваш бригадный генерал Витторио доказали, что Италия не сдаётся. Я горжусь вами. Скажите, как ведут себя местные? Есть ли угроза бунта?

Лоренцо бросил взгляд на карту, лежащую на столе, и ответил:

— Ваше Величество, местные вожди сдались, их люди напуганы и не сопротивляются. Мои солдаты патрулируют город, а Витторио лично следит за порядком. Мы готовы к любым неожиданностям, но пока всё спокойно. Я верю, что под вашим мудрым руководством Абиссиния станет жемчужиной нашей империи. Я всегда счастлив служить вам, мой король.

Виктор Эммануил слегка кашлянул, его голос стал теплее.

— Хорошо, Лоренцо. Я доверяю вам. Укрепляйте город, держите вождей под контролем и не позволяйте британцам или французам вмешиваться. Я жду ваших отчётов. И передайте Витторио мою благодарность — его повышение до бригадного генерала было заслуженным. За Италию.

— За Италию, Ваше Величество! — воскликнул Лоренцо, и связь оборвалась.

Он откинулся на спинку стула, его лицо светилось счастьем. Витторио, стоявший рядом, кивнул ему с улыбкой.

— Ты умеешь говорить с королями, Лоренцо. Теперь давай займёмся делом. Пойдём в императорский дворец — пора увидеть, что оставил нам Селассие.

К вечеру Лоренцо и Витторио, сопровождаемые отрядом берсальеров, направились к императорскому дворцу Хайле Селассие. Здание возвышалось над городом — массивное, с куполами и арками, построенное из тёмного базальта, с широкими лестницами и резными деревянными дверями. Итальянские флаги уже развевались над входом, а солдаты патрулировали двор, где ещё недавно стояли стражи императора. Лоренцо и Витторио вошли в главный зал, их шаги гулко отдавались по мраморному полу. Зал был великолепен: высокие потолки, украшенные золотыми узорами, стены, покрытые тканями с вышитыми львами, и огромные окна, через которые лился мягкий свет заката. На столе в центре зала лежали брошенные бумаги — указы, письма, карты, — свидетельства спешного бегства Селассие.

Лоренцо остановился у трона — массивного кресла из чёрного дерева с золотыми инкрустациями. Он провёл рукой по подлокотнику, его глаза горели. Это был не просто трон — это был символ власти, которую он теперь держал в своих руках. Витторио, стоя рядом, смотрел на друга с лёгкой улыбкой.

— Ну что, господин Император? — сказал он. — Как ощущения?

Лоренцо рассмеялся, его голос эхом разнёсся по залу.

— Витторио, я чувствую себя Цезарем! Это не просто победа — это рождение новой империи! Мы сделали это, мой друг. Мы взяли Аддис-Абебу, и теперь весь мир будет говорить о нас, о тебе, о твоих солдатах, о нашей армии!

Витторио кивнул, его лицо стало серьёзнее.

— Это только начало, Лоренцо. Город наш, но страна — это тысячи вождей, гор и джунглей. Нам нужно держать всё под контролем. Но сегодня… сегодня мы можем праздновать.

Они вышли на балкон дворца, глядя на город, окутанный вечерним светом. Аддис-Абеба лежала у их ног, итальянские флаги реяли над крышами, а солдаты пели песни. Лоренцо и Витторио стояли плечом к плечу, их сердца были полны счастья. Они знали, что впереди их ждут новые вызовы — слухи о партизанах, интриги в Риме, давление Лиги Наций, — но в этот момент они чувствовали себя непобедимыми. Абиссиния была их, и они были готовы вписать свои имена в историю.