Я – Товарищ Сталин 8

Глава 19

Утро в Берлине наступило в тяжёлом молчании. Город, ещё вчера бурливший под палящим солнцем конца июля 1936 года, теперь был скован страхом и неопределённостью. Взрывы в пивной «Золотой фазан» и рейхсканцелярии, прогремевшие накануне вечером, потрясли Германию. Джеймс Харроу, он же Ганс Шульц, благополучно добрался до Дрездена, а затем пересёк границу и скрылся в Праге. Его миссия в «Золотом фазане» была выполнена, но загадочный второй взрыв в рейхсканцелярии оставил в его мыслях больше вопросов, чем ответов.

В Берлине Герман Геринг лежал на больничной койке, окружённый врачами и охраной. Его тело, покрытое повязками от ран, полученных при взрыве в рейхсканцелярии, не мешало ему действовать с решительностью, которой требовал момент. Больница в центре города превратилась в импровизированный штаб, где собирались выжившие члены нацистской верхушки, готовые либо поддержать его, либо оспаривать его лидерство. Смерть Адольфа Гитлера и Рудольфа Гесса, а также тяжёлые ранения Генриха Гиммлера открыли перед Герингом уникальную возможность, и он не собирался её упускать.

Утром того же дня Геринг созвал чрезвычайный комитет прямо в своей палате. Комната, пропахшая лекарствами, стала залом совещаний. В ней собрались Йозеф Геббельс с перевязанной рукой, Вильгельм Канарис, чьи ранения были легче, несколько гауляйтеров, уцелевших в «Золотом фазане», и высокопоставленные офицеры вермахта и люфтваффе. Атмосфера была напряжённой: все понимали, что этот день определит будущее рейха.

Геринг, приподнявшись на подушках, начал с твёрдого заявления:

— Господа, рейх осиротел. Фюрер и Гесс мертвы, но их дело не умрёт. Я беру на себя руководство Германией, чтобы восстановить порядок и продолжить нашу борьбу. Враги — внешние и внутренние — не должны воспользоваться нашей слабостью.

Геббельс, сидящий ближе всех, кивнул, но его лицо выражало скорее покорность, чем энтузиазм. Он боялся Геринга, чья решительность и контроль над люфтваффе делали его доминирующей фигурой. Канарис, сохраняя нейтральное выражение, внимательно слушал, его пальцы слегка постукивали по подлокотнику кресла. Остальные молчали, ожидая, что скажет Геринг.

— У нас есть доказательства предательства, — продолжил Геринг, делая паузу для эффекта. Он кивнул адъютанту, который положил перед ним папку с документами. — Эти бумаги, обнаруженные среди личных вещей Генриха Гиммлера, показывают, что он вёл тайную переписку с иностранными агентами. Мы не знаем, с кем именно, но это подтверждает: Гиммлер планировал предать рейх, возможно, даже организовал взрывы, чтобы захватить власть.

В комнате повисла тишина. Офицеры СС, присутствовавшие на совещании, переглянулись, их лица выражали недоверие. Гиммлер, глава их организации, человек, чья преданность рейху казалась незыблемой, — предатель? Это было немыслимо. Гауптштурмфюрер Краус, один из немногих эсэсовцев в комнате, попытался возразить:

— Господин генерал-полковник, это серьёзное обвинение. Гиммлер был верен фюреру. Его заслуги…

Геринг оборвал его, подняв руку:

— Его заслуги не отменяют фактов. Документы говорят сами за себя. Любой, кто сомневается в моём решении, ставит под угрозу будущее Германии. Я приказываю немедленно арестовать Гиммлера и взять его под усиленную охрану в больнице. Также под арест попадут те, кто был близок к нему и мог знать о его планах.

Краус замолчал, опустив голову. Остальные офицеры СС, понимая, что сопротивление бесполезно, кивнули. Через час отряд верных Герингу солдат вошёл в палату Гиммлера. Тот, всё ещё слабый от ран, лежал на койке, окружённый врачами. Его лицо, бледное от боли, исказилось от удивления, когда он увидел солдат.

— Что это значит? — спросил он, пытаясь приподняться.

Командир отряда, не глядя на него, ответил:

— Генрих Гиммлер, вы арестованы по обвинению в государственной измене. Вы останетесь под охраной в этой палате.

Гиммлер попытался протестовать, но его слабость и присутствие вооружённых солдат сделали это невозможным. Охрана, состоящая из людей Геринга, заняла позиции у его палаты, а врачи, напуганные происходящим, продолжали лечение под их надзором. Арест Гиммлера был лишь началом: в течение дня под стражу были взяты несколько высокопоставленных членов СС, включая гауптштурмфюреров Отто Кляйна и Курта Вагнера, а также штандартенфюрера Ганса Шульце, чьи связи с Гиммлером считались слишком тесными. Эсэсовцы, оставшиеся на свободе, были в шоке, но их руки были связаны: Геринг действовал с молниеносной скоростью, опираясь на верных ему офицеров люфтваффе и поддержку вермахта.

Геббельс, понимая свою уязвимость перед Герингом, сосредоточился на пропаганде, чтобы укрепить позиции нового лидера. К полудню его министерство выпустило первые сообщения для газет и радио, обвиняющие Гиммлера в предательстве и представляющие Геринга как спасителя рейха. Геббельс, боясь вызвать недовольство генерал-полковника, работал с удвоенной энергией, обеспечивая, чтобы каждая статья и передача подчёркивали необходимость единства под руководством Геринга. Он лично проверял тексты, избегая малейших намёков на сомнения в авторитете нового лидера. Народ, всё ещё ошеломлённый смертью Гитлера, принимал эту версию — или, по крайней мере, не осмеливался сомневаться.

Канарис сохранял молчание, но его мысли были заняты анализом ситуации. Он не верил в подлинность документов против Гиммлера, но понимал, что открыто выступать против Геринга опасно. Вместо этого он поручил своим агентам в нейтральных странах — Швеции, Швейцарии и Португалии — собрать информацию о возможной причастности иностранных разведок к взрывам. Он также отправил оберста Ланге в Мюнхен, чтобы связаться с местными гауляйтерами, такими как Йозеф Бюркель, и выяснить, насколько они готовы поддержать Геринга. Канарис знал, что его собственное положение в новой структуре власти нестабильно, и ему нужно было действовать осторожно.

Геринг, несмотря на ранения, проявлял невероятную энергию. Его палата стала центром управления рейхом. К полудню он объявил себя временным главой государства, заявив, что это необходимо для сохранения порядка. Он назначил верных ему людей на ключевые посты, заменив сторонников Гиммлера в СС и вермахте. Среди его первых указов было усиление патрулей в Берлине и введение комендантского часа. Он также приказал провести обыски в домах тех, кто мог быть связан с «заговором Гиммлера». Полиция и СС, подчинённые его людям, работали без остановки, выискивая любых подозреваемых. Даже мелкие чиновники и партийные функционеры, не связанные с Гиммлером, попадали под подозрение, если их лояльность вызывала сомнения.

К обеду Геринг провёл встречу с промышленниками и банкирами, чья поддержка была необходима для стабилизации экономики. В импровизированном кабинете, устроенном в больничной комнате, он обещал им защиту от «внутренних врагов» и сохранение их привилегий в обмен на лояльность. Среди присутствующих были магнаты, такие как Густав Крупп и Фриц Тиссен, чьи заводы и банки составляли основу экономики рейха. Геринг, опираясь на свой авторитет, говорил уверенно, подчёркивая, что только он способен удержать Германию от распада. Он подробно описал свои планы по восстановлению порядка, включая усиление военного производства и защиту промышленных объектов от возможных диверсий. Промышленники, напуганные нестабильностью, согласились поддержать нового лидера, понимая, что альтернативы пока нет. Они обещали выделить дополнительные средства на восстановление порядка и финансирование люфтваффе, что ещё больше укрепило позиции Геринга.

Геббельс развернул полномасштабную пропагандистскую кампанию. К полудню по радио начали транслировать обращения Геринга, записанные его адъютантами. В них он призывал народ к единству и стойкости, обещая наказать всех виновных в трагедии. Газеты, подконтрольные Геббельсу, публиковали статьи с заголовками вроде «Геринг спасает рейх» и «Предательство Гиммлера раскрыто». Портреты генерал-полковника начали появляться на первых полосах, а его имя звучало в каждом доме. Геббельс, опасаясь гнева Геринга, лично контролировал тексты речей и статей, проверяя каждую строчку, чтобы избежать малейшего намёка на сомнения в авторитете нового лидера. Он также начал подготовку к массовым митингам, которые должны были продемонстрировать народную поддержку Геринга. Его министерство работало в авральном режиме, рассылая указания редакторам газет и радиостанциям по всей стране, чтобы обеспечить единообразие сообщений.

Канарис, в отличие от Геббельса, действовал с крайней осторожностью. Его роль в новой структуре власти была неясной, и он понимал, что Геринг может в любой момент обвинить Абвер в некомпетентности или даже в соучастии в заговоре. Канарис подозревал, что второй взрыв — дело рук иностранной разведки, возможно, британцев, но отсутствие доказательств заставляло его действовать скрытно. Он также начал собирать досье на офицеров СС, арестованных по приказу Геринга, чтобы понять, насколько глубоко зашёл раскол в их рядах. Его агенты в Берлине получили задание следить за действиями Геринга, особенно за его взаимодействием с вермахтом, чтобы выявить возможные слабые места.

В больнице, где содержался Гиммлер, обстановка была напряжённой. Его палата, окружённая вооружённой охраной, больше напоминала камеру, чем место лечения. Врачи, под надзором солдат Геринга, продолжали лечить его, но их действия были ограничены строгими инструкциями. Гиммлер, несмотря на слабость, не терял присутствия духа. Он требовал встречи с Герингом, утверждая, что обвинения в предательстве — ложь, состряпанная для устранения его влияния. Его просьбы игнорировались, а охрана становилась всё строже. Среди эсэсовцев, оставшихся на свободе, росло недовольство. Некоторые из них, особенно молодые офицеры, верили в невиновность Гиммлера и обсуждали возможность его освобождения. Однако их попытки организоваться пресекались людьми Геринга, которые внедрили своих агентов в ряды СС. К вечеру несколько заговорщиков были арестованы, что ещё больше ослабило сопротивление.

Геринг, понимая, что СС остаётся потенциальной угрозой, приказал усилить наблюдение за всеми, кто мог быть связан с Гиммлером. Он поручил своим людям в вермахте провести проверки среди офицеров, чтобы выявить тех, кто мог симпатизировать СС. Геринг также приказал усилить охрану ключевых объектов в Берлине, включая рейхсканцелярию, министерства и склады с военным снаряжением, чтобы предотвратить возможные акции протеста или диверсии. Он распорядился установить дополнительные посты на вокзалах и в портовых районах, чтобы перехватить любых подозрительных лиц, пытающихся покинуть город.

К вечеру Геринг организовал публичное выступление. Поддерживаемый адъютантами, он появился на балконе больницы, глядя на собранную толпу. Его фигура, несмотря на повязки, внушала уверенность. Он поднял руку в жесте, напоминающем Гитлера, и произнёс короткую речь, призывая к единству и стойкости. Толпа, организованная пропагандистами Геббельса, приветствовала его, хотя аплодисменты были скорее формальными, чем искренними. Это был его первый публичный выход после взрыва, и он должен был показать, что рейх в надёжных руках. Речь транслировалась по радио, а её текст, тщательно отредактированный Геббельсом, был опубликован в вечерних выпусках газет.

Геринг также провёл ещё одну встречу с военными, назначив новых командиров в ключевые дивизии вермахта. Среди них был генерал-лейтенант Вильгельм фон Лееб, известный своей лояльностью к люфтваффе. Люфтваффе, главная опора Геринга, получила дополнительные ресурсы, а офицеры, верные ему, были повышены в званиях. Он также приказал усилить авиационные патрули над Берлином, чтобы создать ощущение контроля и безопасности. Эти меры, хотя и были дорогостоящими, укрепляли его авторитет среди военных.

Геббельс, под давлением Геринга, продолжал работать над пропагандой. Он организовал выпуск специального номера «Фёлькишер Беобахтер», посвящённого «героизму» Геринга и «предательству» Гиммлера. Статьи, написанные под его личным контролем, подчёркивали, что только Геринг способен вывести Германию из кризиса. Геббельс также начал подготовку к серии радиопередач, которые должны были транслироваться по всей стране, призывая граждан сплотиться вокруг нового лидера. Его страх перед Герингом заставлял его действовать с максимальной осторожностью, избегая любых действий, которые могли бы быть истолкованы как нелояльность. Он также распорядился усилить цензуру в прессе, чтобы предотвратить распространение слухов, противоречащих официальной версии событий.

Канарис получил первые отчёты из Швейцарии к вечеру. Его агенты сообщили, что иностранные разведки, вероятно, британцы, усилили активность в нейтральных странах, но о взрывах ничего конкретного не знали. Это укрепило подозрения Канариса, что второй взрыв мог быть делом рук Советов или внутренней оппозиции. Он решил сосредоточиться на сборе информации, понимая, что его собственное выживание зависит от способности оставаться в стороне. Его агенты начали собирать сведения о настроениях среди гауляйтеров в других городах, таких как Гамбург и Дюссельдорф, где поддержка Геринга была не столь однозначной.

Геринг, понимая важность контроля над информацией, приказал усилить цензуру в прессе и на радио. Все сообщения, не согласованные с Геббельсом, были запрещены, а журналисты, осмелившиеся задавать вопросы о подлинности документов против Гиммлера, немедленно попадали под наблюдение. Геринг также распорядился создать специальную комиссию для расследования взрывов, возглавляемую его доверенным человеком, Далюге. Комиссия должна была представить отчёт, подтверждающий версию о «заговоре Гиммлера», чтобы окончательно дискредитировать СС и укрепить власть Геринга. Далюге, известный своей лояльностью к Герингу, немедленно приступил к работе, собирая показания свидетелей и подготавливая материалы, которые должны были убедить общественность в виновности Гиммлера.

В Берлине жизнь постепенно возвращалась в привычное русло, но напряжение не спадало. Уличные торговцы, вчера ещё обсуждавшие взрывы, теперь говорили о новом лидере. Пропаганда Геббельса делала своё дело: портреты Геринга появлялись в витринах, а его имя звучало в разговорах. Однако слухи о Гиммлере и его «предательстве» вызывали вопросы. Некоторые граждане, особенно в рабочих кварталах, сомневались в официальной версии, но страх перед репрессиями заставлял их молчать. В кафе и пивных шептались о том, что Геринг слишком быстро взял власть, и некоторые задавались вопросом, не стоит ли за взрывами кто-то другой. Эти разговоры, хотя и тихие, создавали подспудное напряжение, которое Геринг стремился подавить.

Геринг также распорядился усилить охрану ключевых фигур, оставшихся в живых после взрывов. Он приказал выделить дополнительные отряды для защиты правительственных зданий и резиденций гауляйтеров. Его люди работали без отдыха, координируя действия патрулей и обеспечивая безопасность в городе. Геринг понимал, что любая новая атака может подорвать его авторитет, и стремился показать, что он полностью контролирует ситуацию.

К ночи Берлин затих под комендантским часом. Патрули СС и полиции продолжали обыскивать улицы, а в больнице, где содержался Гиммлер, охрана оставалась бдительной. Геринг, лёжа на своей койке, прокручивал в голове события дня. Он знал, что тень Гитлера всё ещё нависает над ним, и любой промах может стать роковым. Но он был полон решимости: рейх должен выстоять, и он, Герман Геринг, поведёт его вперёд. Его власть, хотя и не абсолютная, укреплялась с каждым часом, и он был готов подавить любое сопротивление, чтобы удержать Германию под своим контролем.