Я – Товарищ Сталин 8

Глава 12

Жара, обычная для итальянской столицы в разгар лета, уже окутывала город, но в залах Палаццо дель Квиринале, официальной резиденции короля Италии, царила прохлада. Массивные мраморные стены, высокие потолки и тяжёлые шторы из тёмно-бордового бархата удерживали утреннюю свежесть, создавая атмосферу величественного спокойствия. Дворец, возведённый в XVI веке, был воплощением итальянской истории: его залы украшали фрески с мифологическими сценами — сатиры и нимфы в лавровых венках, позолоченные карнизы с завитками и хрустальные люстры, отбрасывающие мягкие блики на полированный паркет из тёмного дуба. Зал приёмов, где сегодня должен был состояться разговор между Бенито Муссолини и королём Виктором Эммануилом III, был особенно торжественным. Стены, обитые шёлковыми обоями с тонким цветочным орнаментом, отражали свет утреннего солнца, лившегося через высокие окна, выходившие во внутренний двор. В центре зала стоял длинный стол из тёмного ореха, окружённый стульями с высокими спинками, обтянутыми зелёным бархатом с вышитыми гербами Савойской династии. На столе красовались серебряные чернильницы с гравировкой в виде орлов, хрустальные графины с водой, отливающие радужными бликами, и аккуратно перевязанные красными шёлковыми лентами папки с документами. Окна были приоткрыты, и лёгкий ветерок шевелил шторы, принося слабый аромат магнолий из сада, смешанный с запахом воска от начищенных полов и лака от мебели. За стенами доносились звуки просыпающегося Рима: цокот копыт лошадей, тянущих повозки, гудки первых автомобилей и выкрики газетчиков, восхваляющих победы итальянской армии в Африке. В углу зала тикали напольные часы с бронзовыми стрелками, их бой раздавался каждые четверть часа, напоминая о неумолимом движении времени.

Виктор Эммануил III, невысокий и худощавый, с аккуратно подстриженной бородкой и проницательным взглядом, сидел во главе стола. Его тёмно-синий костюм, скромный, но безупречно выглаженный, с орденами на груди — крестами и звёздами — контрастировал с пышностью зала. Король, известный своей сдержанностью и любовью к порядку, листал бумаги, делая пометки тонким пером с золотым наконечником. Его движения были точными, почти механическими, выдавая привычку к рутине монаршьего долга. Напротив расположился Бенито Муссолини, чья фигура излучала властность и энергию. Дуче, одетый в чёрный мундир с золотыми пуговицами и фуражку с чёрным пером, сидел, слегка откинувшись на спинку стула, его массивные плечи и решительный подбородок создавали образ человека, уверенного в своей правоте. Его тёмные глаза внимательно следили за королём, но в них мелькала тень раздражения — новости из Асмэры, пришедшие два дня назад, всё ещё тревожили его. Смерть Родольфо Грациани, одного из его самых верных генералов, была не просто личной утратой: это был вызов всей кампании в Абиссинии, которая должна была стать триумфом Италии и символом её возрождения.

Зал был почти пуст: лишь два адъютанта в безупречных мундирах с золотыми галунами стояли у дверей, неподвижные, словно мраморные статуи, и секретарь, молодой человек с серьёзным лицом и аккуратно зачёсанными волосами, записывал протокол в толстую кожаную тетрадь, его перо тихо скрипело по бумаге. Тишина, нарушаемая шелестом страниц и лёгким звоном хрусталя, когда король подливал себе воды из графина, создавала напряжённую атмосферу. Муссолини, привыкший к громким речам на площадях Рима, где толпы аплодировали каждому его слову, чувствовал себя здесь слегка скованно, но его голос, когда он заговорил, был твёрд, с характерной хрипотцой, которая делала его речи такими запоминающимися.

— Ваше Величество, — начал он, наклоняясь вперёд и упираясь локтями в стол, его руки сжались в кулаки, подчёркивая решимость. — Гибель Грациани, Маркетти и Паолуччи в Асмэре — тяжёлый удар, никто не спорит. Но наша цель остаётся неизменной. Абиссиния будет нашей, и точка! Через несколько дней, когда Хайле Селассие, этот самозваный император, сбежит из Аддис-Абебы, наши войска войдут в столицу с гордо поднятыми знамёнами. Это будет не просто победа, а триумф, который заставит мир склонить головы перед Италией! И вы, Ваше Величество, станете не только королём, но и императором Абиссинии. Ваше имя войдёт в историю рядом с великими правителями, а Савойская династия обретёт новую славу. Мы строим империю, и ни британцы, ни их Лига Наций не посмеют встать у нас на пути. Я обещаю вам: мы покажем им, что значит итальянская воля!

Виктор Эммануил отложил перо и посмотрел на Муссолини поверх своих маленьких круглых очков. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула искра интереса, смешанная с привычным скептицизмом. Король, осторожный политик, знавший цену громким обещаниям, понимал, что амбиции Муссолини открывают перед Италией новые горизонты. Титул императора Абиссинии был заманчивым — символ, способный отвлечь нацию от роста цен на хлеб, недовольства в деревнях и шепотков о слабости монархии в римских салонах. Но он также знал, что каждый шаг в этой кампании — как хождение по тонкому льду. Он медленно кивнул, его пальцы постучали по обложке папки, словно взвешивая каждое слово Дуче.

— Бенито, — сказал он тихо, — вы говорите о триумфах, но давайте посмотрим правде в глаза. Смерть Грациани — это не просто трагедия, это трещина в фундаменте всей нашей кампании. Вы читали отчёты из Эритреи? Солдаты говорят о яде, о заговоре, о предательстве. Моральный дух под угрозой, а это опаснее, чем британские резолюции в Женеве. Лига Наций уже готовит новые санкции, французы подливают масла в огонь, а британцы, как всегда, играют в свою игру. Мы не можем позволить себе слабость, особенно сейчас. Грациани был вашим столпом, Бенито, и его потеря оставила пустоту. Скажите мне, кто способен её заполнить? Кто удержит Эритрею, подавит эти слухи и доведёт армию до Аддис-Абебы? Я не хочу громких слов — дайте мне имена, дайте мне доводы. Кто станет вице-королём? Кто станет наместником? И не вздумайте отделаться общими фразами — я жду конкретики.

Муссолини слегка улыбнулся, его пальцы перестали барабанить по столу, но в его осанке чувствовалось напряжение. Он обдумывал этот вопрос ночами, взвешивая имена, репутации и риски. Пьетро Бадольо был очевидным выбором — ветеран, чья карьера в Ливии и на фронтах Великой войны сделала его легендой. Но Лоренцо Адриано ди Монтальто, аристократ из Асмэры с его энергией и хитростью, был новой фигурой, способной перевернуть игру. После трагедии на банкете Лоренцо взял командование, и его отчёты, полные уверенности, внушали надежду.

— Ваше Величество, — начал Муссолини, — позвольте мне быть откровенным. Мой первый выбор — маршал Пьетро Бадольо. Его имя — гарантия порядка. Ливия, где он заставил бедуинов склонить головы, фронты 1918 года, где он разбил австрийцев при Витторио-Венето, — это не просто победы, это доказательства его мастерства. Бадольо знает, как держать колонию в кулаке, как вести переговоры с местными вождями, как заставить солдат маршировать без лишних вопросов. Его репутация заставит замолчать тех, кто шепчется о заговорах, и успокоит армию. Но я не хочу ограничиваться одним именем, потому что время требует свежей крови. Мой второй кандидат — генерал Лоренцо Адриано ди Монтальто. После смерти Грациани он взял командование в Асмэре и сделал это так, будто родился в штабе. Он моментально перехватил три партизанских отряда, укрепил лагеря, поднял моральный дух солдат. Лоренцо относительно молод, амбициозен и, что важнее всего, лоялен. Он не просто удержал Эритрею от хаоса — он готовит армию к маршу на Аддис-Абебу. Бадольо — это опыт, который нам нужен сегодня. Лоренцо — это будущее, которое мы строим завтра. Я предлагаю Бадольо на пост вице-короля, а Лоренцо — как его главного заместителя в Абиссинии, чтобы он показал себя в деле.

Король задумчиво кивнул. Он знал Бадольо как расчётливого стратега, чья карьера была отмечена победами, но и слухами о личных амбициях — шепотом в римских салонах, что маршал мечтает о большей власти, чем ему дают. Лоренцо был менее известен в высших кругах, но его действия в Эритрее, о которых доносила разведка, впечатляли: он не только предотвратил хаос после банкета, но и усилил дисциплину, превратив смятение в решимость.

— Бадольо — разумный выбор, — согласился Виктор Эммануил. — Его опыт и имя помогут нам удержать Абиссинию в первые месяцы, пока мы не установим полный контроль. Он знает, как управлять колониями, и его присутствие успокоит тех, кто сомневается в нашей силе. Но Лоренцо… он меня интригует. Если он действительно так хорош, как вы говорите, Бенито, то он заслуживает большего, чем просто похвала. Звание генерала армии — справедливая награда за его действия в Асмэре. А если он приведёт войска в Аддис-Абебу без лишних потерь, как обещал Грациани, я подумаю о чём-то большем — возможно, о маршальском жезле. Это вдохновит не только его, но и всю армию. Нам нужны герои, Бенито, особенно сейчас. Но скажите мне, вы уверены в Лоренцо? Его амбиции не сделают его… слишком независимым? Я не хочу, чтобы мы заменили одного Грациани на другого, который начнёт играть в свои игры.

Муссолини слегка усмехнулся, его глаза блеснули, но он быстро скрыл эмоции.

— Ваше Величество, Лоренцо — мой человек. Его амбиции — это топливо для нашей победы. Он знает своё место, и я прослежу, чтобы он его не забывал. А что до Бадольо, он будет держать всё под контролем, пока Лоренцо делает грязную работу. Это идеальный баланс: опыт и энергия, репутация и решимость. Мы дадим Лоренцо звание генерала армии, и я лично поговорю с ним, чтобы он знал, какая честь ему оказана. Абиссиния станет нашей, и весь мир увидит, что Италия — сила, с которой невозможно не считаться. Лига Наций может сколько угодно писать свои резолюции, но когда наши знамёна взметнутся над Аддис-Абебой, их слова превратятся в пустой звук.

Король кивнул, его пальцы перестали постукивать по столу.

— Хорошо, Бенито, — сказал он. — Я доверяю вашему выбору, но помните: каждая ошибка в этой кампании — это трещина в нашей короне. Бадольо станет вице-королём, Лоренцо получит звание генерала армии. Но я хочу регулярные отчёты — от вас и от разведки. Если Лоренцо оправдает ваши ожидания, мы подумаем о его будущем. А если нет… вы знаете, что бывает с теми, кто не справляется. Идите и действуйте. Италия смотрит на вас.

Муссолини встал, отдал честь и поклонился. Его шаги гулко отдавались по мраморному полу длинного коридора, когда он покидал зал. За дверями внутреннего двора его ждал чёрный Lancia Augusta — элегантный седан с обтекаемым кузовом, чьи хромированные детали блестели под утренним солнцем. Водитель, молодой солдат в белых перчатках и идеально выглаженной форме, молча открыл дверь, и машина плавно двинулась по улицам Рима. Город жил своей жизнью: на Пьяцца Навона торговцы раскладывали спелые персики, гроздья винограда и корзины с инжиром, женщины в лёгких летних платьях спешили по делам, а мальчишки с пачками газет выкрикивали заголовки о «героической борьбе в Абиссинии». Муссолини смотрел в окно, но его мысли были далеко — в пыльных лагерях Эритреи, в Аддис-Абебе, где скоро должны были взвиться итальянские флаги, и в тени интриг, которые, как он знал, никогда не покидали его окружение. Смерть Грациани была трагедией, но она открывала новые возможности, и Дуче не собирался их упускать.

Муссолини вошёл в свой кабинет, снял фуражку и бросил её на кожаное кресло, обитое потрёпанной зелёной кожей. Он сел за стол, налил себе стакан воды из хрустального графина и закурил сигару — толстую «Романо» с резким ароматом табака. Едва он сделал первую затяжку, в дверь постучали. Это был его личный помощник, Джованни Росси, худощавый мужчина лет тридцати с острыми чертами лица, напряжённым взглядом и аккуратно зачёсанными волосами. В руках он держал запечатанный конверт, перевязанный чёрной шёлковой лентой и отмеченный восковой печатью с орлом — знаком секретных служб ОВРА.

— Дуче, — сказал Росси, слегка поклонившись и подходя к столу, — вам письмо. От ОВРА. Отмечено как срочное и строго секретное. Прибыло час назад курьером из Министерства внутренних дел.

Муссолини нахмурился, затянувшись сигарой, и жестом велел оставить конверт на столе. Когда дверь за Росси закрылась с тихим щелчком, он взял серебряный нож для бумаги с резной рукояткой и аккуратно вскрыл конверт. Внутри были несколько чёрно-белых фотографий формата 20 на 25 сантиметров, сделанных на высококачественной плёнке, и краткое письмо, написанное от руки на бланке спецслужб. Муссолини взглянул на снимки, и его лицо мгновенно потемнело, как небо перед грозой. На первой фотографии был запечатлён маршал Пьетро Бадольо, стоящий в тени римского переулка рядом с Дино Гранди. Значит, они с Гранди были заодно и готовили сговор против него, Дуче?

Муссолини сжал кулак так сильно, что край фотографии смялся, а пепел от сигары упал на стол. Его дыхание стало тяжёлым, лицо покраснело от прилива ярости. Бадольо — предатель? Человек, которого он только что рекомендовал королю как вице-короля Абиссинии, оказался змеёй, замышляющей против режима? Это был не просто удар по его планам, это был вызов его власти, его репутации, самой идее новой Римской империи. Он швырнул фотографии на стол, они разлетелись, как осенние листья, и схватил телефонную трубку.

— Соедините меня с начальником ОВРА! — рявкнул он так громко, что голос эхом отозвался в пустом кабинете. — Немедленно! И подготовьте ордер на арест маршала Пьетро Бадольо. Возьмите его в Равенне, на его вилле. Никакого шума, никакого скандала — я хочу, чтобы он исчез.

Оператор на другом конце линии подтвердил приказ, и Муссолини швырнул трубку на рычаг, от чего телефон звякнул. Он встал и начал мерить шаги по кабинету, его ботинки стучали по красному ковру. Мысли путались: арест Бадольо вызовет вопросы в армии, среди генералов, даже в окружении короля. Но оставить предателя на свободе — значит рисковать всем. Абиссиния не должна ускользнуть из рук Италии из-за одного изменника. Он вернулся к столу, снова схватил трубку и рявкнул:

— Теперь соедините меня с Асмэрой! Генерал Лоренцо Адриано ди Монтальто! И без задержек — это линия Дуче!

— Дуче! — воскликнул генерал, его сицилийский акцент был заметнее обычного. — Это большая честь слышать вас! Чем могу служить? Мы в полной готовности — войска маршируют к границе, лагеря укреплены, моральный дух на высоте! Солдаты поют марши, мулы нагружены, винтовки начищены. Мы готовы дать бой хоть сегодня!

Муссолини глубоко вдохнул, его голос, обычно твёрдый, теперь был полон страсти, напора и театральной силы, как на трибуне перед тысячами. Он говорил так, словно видел Лоренцо перед собой, словно мог схватить его за плечи и встряхнуть.

— Лоренцо, слушай меня внимательно! — начал он, его голос гремел, наполняя кабинет. — Бадольо снят, он запятнал себя. Этот предатель больше не стоит у руля! Теперь всё в твоих руках, генерал, и я верю, что ты не просто солдат, а человек, рождённый для великих дел! Операция по захвату Абиссинии — твоя, и только твоя. Ты поведёшь нашу армию в Аддис-Абебу и сделаешь это так, чтобы мир ахнул от нашего величия! Хайле Селассие уже пакует чемоданы, его армия разваливается — это твой шанс, Лоренцо! Войди в столицу как триумфатор, как новый Цезарь, и я сделаю тебя вице-королём Абиссинии! Ты станешь вторым человеком в новой империи, человеком, чьё имя будут помнить века! Но я требую от тебя всего — дисциплины, решимости, гениальности! Не подведи меня, не подведи Италию и, чёрт возьми, не подведи самого себя! Ты понял, Лоренцо? Это твой шанс стать легендой, и я хочу видеть, как ты его используешь!

На другом конце линии наступила тишина, но Муссолини чувствовал, как Лоренцо, обычно сдержанный и расчётливый, едва сдерживает восторг. Его дыхание участилось, и когда он заговорил, голос дрожал от эмоций, но генерал старался держать себя в руках, чтобы не казаться слишком пылким.

— Дуче, клянусь своей фамилией, кровью и всем, что у меня есть, это величайшая честь в моей жизни! — воскликнул Лоренцо, его голос был полон решимости, но с лёгкой дрожью, выдававшей волнение. — Я не просто выполню ваш приказ — я сделаю так, чтобы Аддис-Абеба пала к нашим ногам без единого лишнего выстрела! Мои разведчики доносят, что Селассие в панике, его двор уже готовит эвакуацию, а его армия распадается. Мои берсальеры маршируют день и ночь, лагеря укреплены, солдаты горят желанием увидеть итальянский флаг над дворцом императора! Я не подведу вас, Дуче, и не подведу Италию. Мы войдём в столицу как герои, как наследники Рима, и весь мир будет говорить о нашем триумфе! Но позвольте спросить… Бадольо — что с ним? Это ведь не просто отставка, правда? Я должен знать, с чем мы имеем дело, чтобы мои люди были готовы ко всему.

Муссолини нахмурился, его пальцы сжали трубку сильнее. Лоренцо был умён, слишком умён, чтобы не задавать вопросы, но сейчас не время для правды.

— Лоренцо, не лезь туда, куда не надо, — ответил он. — Бадольо сделал ошибку, и Рим разберётся с ним. Твоя задача — Абиссиния, а не римские интриги. Сосредоточься на марше, на победе, на том, чтобы твой триумф затмил все слухи. Но раз уж ты заговорил о людях, есть ещё одно. Полковник Витторио Руджеро ди Сангаллетто — он показал себя в Асмэре, выжил на этом ужасном банкете и удержал штаб от развала. Я хочу, чтобы ты ходатайствовал о его повышении до бригадного генерала. Он заслуживает этого, и он нужен тебе в этой кампании. Скажи мне, Лоренцо, что ты думаешь о нём? Будет ли он твоей правой рукой, человеком, на которого ты можешь положиться, когда дойдёт до марша на столицу?

Лоренцо не колебался ни секунды. Он улыбнулся — всё складывалось даже лучше, чем он хотел.

— Дуче, Витторио — это человек, которого я бы поставил против целой армии, — ответил он с жаром. — Он не просто выжил на том проклятом банкете, он держал себя так, будто это была обычная ночь в Риме! Он уже доказал свою преданность, и я доверяю ему, как брату. Звание бригадного генерала — это минимум, что он заслуживает. Я сделаю его своей правой рукой, и он поведёт авангард в Аддис-Абебу. Мы с ним вместе возьмём столицу, и я клянусь, Дуче, вы будете гордиться нами обоими! Но скажите, если позволите, что мне делать со слухами? Солдаты говорят о яде, о заговоре. Как мне держать их в узде, чтобы они думали только о победе?

Муссолини слегка улыбнулся, его гнев сменился удовлетворением. Лоренцо был именно тем, кем он должен быть: амбициозным, лояльным и достаточно умным, чтобы задавать правильные вопросы, но не слишком, чтобы стать угрозой.

— Слухи, Лоренцо, — это как мухи: их надо отгонять, но не гоняться за каждой, — сказал он. — Дай солдатам цель, дай им насладиться победой, и они забудут о сплетнях. Проведи парад, напомни им, за что они сражаются. Расскажи им о славе, о землях, о будущем, которое ждёт Италию. И самое главное — ни слова о Бадольо никому: ни офицерам, ни солдатам, ни даже своим адъютантам. Пусть слухи утихнут, пока мы не разберёмся здесь, в Риме. Твоя задача — Аддис-Абеба, и я жду от тебя триумфа. Всё ясно?

— Ясно, как день, Дуче, — ответил Лоренцо. — Мы сделаем это, и весь мир увидит нашу силу! За Италию!

— За Италию, Лоренцо, — эхом отозвался Муссолини. — И за тебя. Не подведи.

Он положил трубку с громким щелчком, его пальцы всё ещё дрожали от пережитого гнева. Он откинулся в кресле, вытер пот со лба шёлковым платком и взглянул на фотографии Бадольо, разбросанные по столу. Сгрёб их в ящик и запер его. Арест будет тихим, но беспощадным. Он вызвал Росси по внутреннему телефону.

— Джованни, — сказал он, когда помощник вошёл, его голос был спокойнее, но всё ещё резким. — Приказы о повышении Лоренцо до генерала армии и Витторио до бригадного генерала должны быть на моём столе к вечеру. И следи за новостями из Равенны — арест Бадольо должен пройти без шума. Никто не должен знать, пока я не скажу. И ещё: подготовь телеграмму для флота в Красном море. Нам нужны дополнительные корабли у побережья, чтобы британцы не дёргались.

Росси кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Муссолини встал, подошёл к балкону и выглянул в окно. Толпа внизу аплодировала, увидев его силуэт, и он поднял руку в приветствии. Гнев отступил, уступив место уверенности: предательство Бадольо будет стёрто, а империя спасена. Но в глубине души он знал, что игра только начинается. Абиссиния ждала, и с ней — новая эра.

В Асмэре, под палящим солнцем Эритреи, Лоренцо Адриано ди Монтальто стоял в своём кабинете, всё ещё держа телефонную трубку. Его сердце билось быстрее, чем обычно, а на губах играла лёгкая, почти мальчишеская улыбка — редкость для человека, привыкшего к интригам. Вице-король Абиссинии. Он не мог об этом даже мечтать. Учитывая, что король останется в Риме, он будет настоящим правителем Абиссинии. Он подошёл к окну, глядя на пыльный двор штаба, где солдаты в потрёпанных мундирах готовились к маршу: чистили винтовки «Каркано», запрягали мулов в повозки с боеприпасами и перекрикивались. Жара в Эритрее была невыносимой, но Лоренцо её не замечал. Его мысли были заняты Аддис-Абебой: её базальтовыми дворцами, рынками, полными золота и кофе, и властью, которая вот-вот ляжет к его ногам.

Он вызвал адъютанта — молодого лейтенанта с румянцем на щеках — и приказал найти полковника Витторио Руджеро ди Сангаллетто. «Немедленно и без лишних глаз», — добавил он quietly. Через полчаса, пока солнце ползло к зениту, Витторио вошёл в кабинет, его тёмно-синий китель был слегка помят от жары.

Лоренцо жестом указал ему на стул — простой деревянный, с потрёпанной обивкой, — и сам сел напротив, наливая воду из глиняного кувшина в две кружки.

— Витторио, — начал он с ноткой торжественности, — поздравляю тебя от всего сердца. Скоро ты станешь бригадным генералом — приказ пришёл прямо из Рима, от самого Дуче. Но это только начало. Мы с тобой стоим на пороге великого дела. Бадольо… скажем так, он больше не с нами. Я беру на себя операцию по захвату Абиссинии, и если всё пройдёт как надо, я стану вице-королём. А ты, Витторио, будешь моей правой рукой. Готовь своих берсальеров — они поведут авангард. Мы возьмём Аддис-Абебу без единого выстрела, как мечтал Грациани. Что скажешь, мой друг? Готов ли ты войти в историю рядом со мной?

Витторио слегка приподнял бровь, принимая кружку с водой. Его лицо оставалось непроницаемым, но в голове вихрем кружились мысли. Он сделал глоток и поставил кружку на стол. Повышение до бригадного генерала было честью, но слова Лоренцо о Бадольо и вице-королевстве вызывали настороженность.

— Бригадный генерал — это честь, о которой я не смел мечтать, Лоренцо, — ответил Витторио. — Аддис-Абеба… это звучит как мечта, достойная Цезаря. Но давай начистоту. Бадольо был столпом, его имя гремело от Ливии до Рима, и вдруг он «не с нами»? Это не просто отставка, правда? Что-то произошло — в Риме или здесь, в Асмэре. Что ты не договариваешь? И какова моя роль в этой большой игре?

Лоренцо рассмеялся, но смех был скорее театральным, чем искренним. Он откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по подлокотнику, и его глаза внимательно изучали Витторио.

— Ох, Витторио, ты всегда был слишком любопытным, как кот, который лезет в каждый угол, — сказал он, улыбаясь, но в его голосе чувствовалась лёгкая насмешка. — Хорошо, я скажу тебе ровно столько, сколько тебе нужно знать. Бадольо сделал неверный шаг, и Рим это заметил. Подробности? Они тебе не понадобятся. Твоя роль проста, но велика: ты поведёшь авангард, твои люди будут первыми, кто войдёт в Аддис-Абебу. Ты станешь героем, Витторио, человеком, чьё имя будут помнить. А я? Я буду рядом, чтобы направлять тебя, держать всё под контролем и следить, чтобы наш триумф был безупречным. Мы с тобой — команда, и вместе мы сделаем то, что Грациани только обещал. Подумай: земли, слава, власть.

Витторио молчал, взвешивая каждое слово. Лоренцо говорил красиво, но за его улыбкой скрывалась тень расчёта. Витторио решил играть по правилам генерала, пока не поймёт, куда ведёт эта игра.

— Хорошо, дон Лоренцо, — сказал он наконец. — Я в деле. Мы войдём в Аддис-Абебу так, что даже Селассие будет нам аплодировать. Но я надеюсь, что в ближайшее время не будет сюрпризов, как на банкете.

Лоренцо хлопнул в ладоши, его улыбка стала шире.

— Вот это мой Витторио! — воскликнул он, вставая и хлопая полковника по плечу. — Никаких сюрпризов, обещаю. Только слава и победа. Готовь своих людей, и через три дня мы выступаем. Аддис-Абеба близко, и мы не заставим её ждать долго.

Они вышли на пыльный двор, где солдаты готовились к маршу под палящим солнцем. Лоренцо и Витторио стояли плечом к плечу, глядя на армию, которая должна была написать новую главу в истории Италии. Но в глубине души Витторио знал: игра, начавшаяся с яда в Асмэре, только набирает обороты, и впереди их ждут не только триумфы, но и новые испытания.