Мы подбираем брёвна, схожие по длине, и старательно скрепляем их лианами, оплетающими деревья, а также кусками драконьей упряжи. Резать приходится бронзовым ножом. Нам обоим больше всего хотелось бы забросить его подальше в море.
Время от времени мой друг печально глядит на Нериссу, которая обрела покой под шумящими деревьями рощи. Я стараюсь отвлекать его от этого зрелища.
— Она была рада мне, как сыну, — со слезами в голосе говорит он. — Даже несмотря на то, что я как две капли воды похож на того, кто предал её.
— А может, именно поэтому, — предполагаю я. — Может, она всё ещё его любила. Хоть немного, самую малость.
— Вот я и говорю, отвратительное чувство, — произносит мой друг, стискивая зубы.
— Ты расстроен, что Нерисса оказалась не принцессой? — осторожно спрашиваю я чуть погодя.
— Ни капли, — уверенно отвечает Гилберт. — Я понял, что люди могут быть хорошими, а могут и плохими независимо от того, что им дано судьбой. Я решил, что отныне меня будут определять только мои поступки, а не моё происхождение и уж точно не мнение других людей.
— Это разумно, — соглашаюсь я.
Когда наш небольшой плот готов, мы тянем и толкаем его по воде к истоку реки. Вода здесь холодна как лёд. На вершинах гор, окружающих берег моря-озера, лежат снега, и похоже, они тают, стекая сюда ручьями.
— Как жаль, что её нельзя похоронить, — Гилберт вновь оглядывается на тело Нериссы. Лицо его кривится, но больше он не плачет.
Когда мы оказываемся недалеко от прохода в скалах, до нас доносится нарастающий шум. Это похоже на гром, который не прекращается и усиливается. Небо резко темнеет.
— Гроза? — удивляюсь я.
— Драконы! — кричит мой более зоркий спутник. — О небеса, скорее на плот, и держись так крепко, как только можешь! Хоть бы он выдержал!
Я, конечно, сперва оглядываюсь, чтобы увидеть причину тревоги. И вижу, как сотни драконов низко летят над морем, ведомые Хранительницей, и от крыльев их поднимается огромная волна.
Тут Гилберт швыряет меня на плот, я цепляюсь за ремни, душа — или что там внутри, может, желудок — уходит в пятки, и мы взмываем вверх.
Только чудом можно объяснить то, что мы не расшибаемся о скалы, а попадаем прямиком в тоннель. Так как я лежу лицом к морю, я успеваю увидеть, что драконы взлетают в небо, превращаясь в крохотные точки, и тают там — один, второй, третий… Неведомо, к какой далёкой звезде ведёт их Хранительница и вернутся ли они когда-то ещё в наш мир.
Насладившись как следует этим зрелищем, я понимаю, что неплохо бы и повернуться. Однако мы плывём слишком быстро, и я боюсь упасть с плота.
— Не шевелись! — кричит мой друг, придерживая меня.
Вскоре мы погружаемся в темноту. Я кое-как цепляюсь за ремни и лианы, молясь, чтобы брёвна не разошлись в разные стороны, пока эти самые брёвна угрожающе поскрипывают, то и дело грозя защемить мне пальцы.
Судя по нарастающему шуму воды, приближается тот порог, где мы расстались с Нелой. Я боюсь, что здесь-то и придёт конец нашему плоту (а заодно и нам), но волна несёт нас, и мы преодолеваем порог так плавно, будто спускаемся с заснеженной горы.
Мы летим всё дальше. Меня уже начинает мутить от того, что я плыву задом наперёд, но приходится терпеть.
— Выглядывай Нелу! — тем временем командует мой спутник. — Она может быть где-то здесь!
— Чем именно мне её выглядывать? — сержусь я. — В том месте, которое у меня обращено вперёд, не предусмотрены глаза!
— Молчи, — шипит он мне в ответ. Ещё бы, возразить-то нечего.
Затем я слышу, как он кричит:
— Нела!.. Нела, давай руку!
Вслед за этим я получаю мощный удар в спину и уже не могу сообразить, то ли в моих глазах мелькают искры от удара, то ли я вижу остатки горящей лодки у скального уступа. В это же время плот сотрясается и кренится, и кто-то противно визжит. Наверное, Нела.
— Прости, Сильвер, — тревожно произносит она. — Очень больно? Ты так кричал…
— Вовсе я не кричал, — не соглашаюсь я.
— Впереди водопад, — с беспокойством говорит Нела. — Не представляю, как мы удержимся…
— Где водопад? Когда, скоро? — тревожусь я, но повернуться не удаётся.
— Мы предупредим тебя, — говорят эти предатели и, конечно, не предупреждают. Я лишь чувствую, как плот выскальзывает из-под меня, а нога Нелы, прежде упиравшаяся мне в спину, уже не так давит.
Но волна всё ещё высока, и плот даже не переворачивается. Меня вновь притискивает к брёвнам. Мы летим по озеру, и я успеваю бросить взгляд на деревушку.
Весь берег заливает потоком воды, она достигает домов, с криками бегут люди. Кажется, несколько ближайших к воде хижин уже разрушены. Крошечный домик Нелы, нетронутый, стоит на скале, и волна почти достигает его порога.
— Теперь нам конец, — ахает Нела. — Здесь не спуститься вплавь, река скачет среди скал. Мы разобьёмся!
Но волна продолжает бережно нас нести. Река поднимается, перешагивая острые обломки камней, и мы лишь слегка задеваем их днищем плота. Плот сильно кренит, и я впервые радуюсь своему положению, так как оказываюсь головой вверх. Мы цепляемся друг за друга и за плот, и самое меньшее один из нас молится, чтобы всё это поскорее закончилось.
Не представляю, как много времени проходит, но только плот выравнивается, и я чувствую, что течение несёт нас уже не так сильно.
— Это Крыло Дракона, — сообщает Гилберт. Да, надо бы сказать Неле, что за время нашего отсутствия он сменил имя. — Скоро будем неподалёку от Холмолесья.
Затем нам приходится прыгать в воду и плыть к берегу, цепляясь за плот, поскольку нет ни вёсел, ни шеста. Вода холодная, но я рад и этому — хоть какая-то перемена. И больше можно не бояться, что плот разлетится на куски, оставив нас в бурлящей воде.
У берега рыбачит пара мужиков, которые тут же подхватывают нас, сворачивают удочки и везут нас на телеге к лесопилке, где работают.
Там, конечно, нас ожидают расспросы — кто мы такие, откуда плывём. Гилберт сочиняет складную историю о грибниках-неудачниках.
— Да неужто из Царь-Лодочки потащились за грибами? — хлопает себя по коленке рослый черноусый лесоруб, что сидит на ступенях лесопилки рядом с нами. — Там что, своих лесов мало? Темните вы что-то!
Ну, как складную.
— Да ещё и ушли в самую глушь Гиблого леса! — качает головой крепыш, натачивающий топор.
Всё было бы чудесно, не задавай они лишних вопросов.
— Что-то не верится, — задумчиво глядит на нас третий лесоруб, опершись на косяк двери.
— В эти леса только бабка Онора захаживает, ну, с неё что взять, — говорит тот, что с топором. — Одним словом, полоумная. Эй, Онора! А иди-ка сюда!
В дверях показывается недовольная старушка в цветастом переднике и с платком на голове.
— Ну, чаво тебе? — шамкает она. — Стряпню вот бросила…
— Онора, гляди-ка, — насмешливо указывает рукой лесоруб, — вот эту троицу в лесах не встречала? Говорят, грибники. С плотом в лес потащились.
— Тьху ты, чаво ради оторвал. Неть, девку-то эту точно не видала. Ишь, страмница, чаво на голове навертела! В наше время приличные девки голову-то покрывали! А но-оги!
— Твоё время век назад прошло, — смеётся черноусый. Ему явно приглянулась Нела.
— И воть энтого чернявого тоже не видала. Ишь, не разберёшь, парень или девица. Парни должны быть — во! — и бабка трясёт толстую ручищу могучего лесоруба, который стоит у двери.
Тут её взгляд падает на меня.
— А энтот… энтот! — срывается она на визг, тыча пальцем в мою сторону. — Энтот!.. Беляшик!..
Бабку ещё долго приходится успокаивать. Нела незаметно уходит на кухню, благодаря чему ужин оказывается спасён. Часть того, что видела бабка (а именно «чудишше зубастое»), удаётся списать на старческие странности, над остальным лесорубы смеются, а главное, теперь верят, что мы были в лесу. Хотя и считают нас, кажется, не особо умнее Оноры.