Мы стоим у высокой двери, больше напоминающей ворота. Дверь эта сделана из дубовых досок и укреплена железом, и в ней примерно на уровне глаз есть небольшое окошечко.
Рядом с дверью висит на цепочке металлическая рыба, голова которой отлита в форме молотка. Андраник берёт эту рыбу и стучит в дверь.
Мы ждём, но всё тихо.
— Учитель Кретус! — кричит Андраник, пытаясь допрыгнуть до окошечка. — Учитель Крету-ус!
— В чём дело? — раздаётся недовольный голос за нашими спинами.
— А-а-а! — подпрыгивает Андраник от испуга и наконец-то оказывается на уровне окошечка.
Подошедший оглядывает нас не очень-то дружелюбно. На нём тёмно-серая роба работника Залов Знаний, длинная седая борода заткнута за пояс, и похоже, это и есть тот самый учитель Кретус.
— Добрый вечер… — начинает было Дрейк.
— Скорее уж ночь! — ворчит старик, перебивая его. — До утра, что ли, подождать нельзя было?
— Учитель Кретус, — умоляющим голосом произносит Андраник. — Вопрос жизни и смерти!
— Мы беспокоимся о судьбе Сильвии, нашей принцессы, — поясняет Дрейк. — Я учитель Игнатус, работаю в Зале Местной Истории…
— Что-то не припоминаю тебя, — оглядывает его учитель Кретус. — Бывал я по делам в Зале Местной Истории. Новичок, что ли?
— Что вы, учитель Кретус, — возражает Дрейк. — Дело в том, что мои исследования нередко предполагают странствия, и я подолгу отсутствую в родном городе.
— Что исследуешь? — интересуется учитель Кретус.
— В основном историю королевств и родословные правителей, — отвечает Дрейк, медленно поглаживая бороду рукой, на которой красуется серебряный перстень.
— Хм, — поднимает седые брови его собеседник. — Может быть, ты даже выяснил, вправду ли король Пампилон страдал от истощения, как рассказывают?
Я помню о таком короле, это из курса истории Третьего королевства. Но в книгах ведь было написано только о его деяниях, а не о фигуре. Впрочем, упоминалось, что он редко покидал дворец — может, и вправду был слаб?
— Что вы, — смеётся Дрейк. — Это Пампилон-то, для которого специально делали металлический трон по особым меркам, страдал от истощения? Любопытный трон, кстати — на нём свободно могут поместиться трое, ножки толстые, как стволы дубов, а всё же он прогнулся.
— Ишь ты, проныра, — прищуривается учитель Кретус. — А ведь Пампилон очень постарался, чтобы упоминания о его лишнем весе не попали ни в одну из книг!
— Но он не подумал о дневниках своей дочери, принцессы Пампинеи, которые дошли до потомков и ныне хранятся в Первом королевстве, — смеётся Дрейк.
— А я думал, к дневникам принцесс не допускают кого попало, — ворчит себе под нос учитель Кретус, но похоже, что Дрейк прошёл проверку.
Старик вынимает из кармана большой ключ на верёвке и открывает для нас дверь.
— Добро пожаловать в Зал Летописей! — приглашает он. — С чего начнём поиски?
Хоть я и бывал здесь раньше, но вновь с восхищением оглядываюсь. Стены Зала Летописей будто уходят в бесконечность, вершины не разглядеть. И всё это заполнено томами, свитками, рукописями, заботливо и аккуратно уложенными.
Посередине зала столы, на которых разложены книги, листы и принадлежности для письма. Похоже, здесь всегда идёт работа над чем-то. С невидимого потолка на цепях свисает платформа с резными поручнями из тёмного дуба, с её помощью работники Зала достают нужные материалы даже с самых верхних полок. Вот бы покататься!
— Учитель Кретус, — говорит Дрейк. — Как я знаю, в вашем Зале хранятся копии всех свитков и книг, какие только существуют в остальных Залах, это верно?
— Всё так, — гордо усмехается старик. — Всё, что есть в других Залах и всё, чего там нет, можно найти у нас.
— Как уже упоминалось, мы ищем пути спасения принцессы Сильвии, — продолжает Дрейк. — Я нашёл в обрывках старых томов сведения, заинтересовавшие меня… ах, да что ж такое… Согласно им, в прошлом в замке Белого Рога побывала принцесса по имени Нерисса, но как ни странно, я больше нигде не отыскал упоминаний… об этой принцессе. Мне кажется, что в её спасении… кроется ключ… а-а-а!
Последние слова Дрейк произносил как-то странно, будто через силу, а тут и вовсе закричал от боли и схватился за голову. Я подхватил его под руку, но удержать не смог, только смягчил падение. И вот пожалуйста, он лежит на полу и подниматься не собирается.
— Что случилось? — вопит Андраник.
Я прихожу в ужас, так как похоже, Дрейк лишился чувств, что ему несвойственно. На кону может быть его жизнь, нужно немедленно звать лекаря. Но тогда сразу станет очевидно, что учитель Игнатус лишь подделка, и мы ничего не сумеем разузнать о Нериссе. Чего доброго, в нашем обмане ещё усмотрят злой умысел, и тогда нас вообще задержат до выяснения всех обстоятельств. Мне нужно делать выбор, и быстро.
— Ничего страшного, — говорю я и не даю им приблизиться к Дрейку. — Это всё его исследования в каких-то сырых руинах. После них учитель Игнатус страдает приступами слабости, но угрозы нет, это само пройдёт. Мне бы сейчас отнести его в комнату. Жаль только, что мы так и не успели начать поиски.
Андраник убегает, чтобы позвать стражей. Это тоже рискованно, я не уверен, что Дрейка будут нести аккуратно и не оторвут ему бороду. К тому же с близкого расстояния даже тупой стражник наверняка распознает подделку, особенно если пройдёт рядом с ярким факелом.
— А я говорил, лучше с утра! — принимается ворчать учитель Кретус пуще прежнего. — Он ведь небось с дороги, весь день в пути, да? Вот болван. Ну конечно, ещё бы ему не стало дурно!
И тут меня осеняет. Пока учитель Кретус ходит взад-вперёд, бормоча и размахивая руками, я нащупываю в кармане Дрейка талисман и меняю его местами со своим. Сработало, я сразу чувствую прилив силы!
Это очень вовремя, так как в дверях уже показалось встревоженное личико Андраника. За спиной принца маячат два стражника.
— Прошу прощения за беспокойство, — говорю я и осторожно беру Дрейка на руки. Он всё ещё не пришёл в себя. — Я отнесу его сам, это ведь мой любимый учитель.
На полпути выясняется, что для учителя Игнатуса не приготовлена комната.
— Давайте я подержу, — предлагает мне добродушный румяный стражник и тянет руки к Дрейку, пока Андраник разыскивает слуг, ответственных за комнаты.
— Ничего, — говорю ему я, — мне не тяжело. Учитель лёгкий, как пушинка.
— Знаю я таких, — кивает стражник. — Небось сидит-сидит за своими книгами, а поесть-то и забывает. Вот и остаются лишь кожа да кости, никакого здоровья. Толку-то от ума, если любой ветерок с ног сбивает.
И стражник поводит могучим плечом. Сам он делал выбор не в пользу книг, сразу видно.
Появляется запыхавшийся Андраник, за спиной у него какой-то сонный и недовольный человек в ночном колпаке.
— Можем идти! Сильвер, учителю приготовили комнату рядом с твоей. А это наш лекарь, он поможет…
— Не надо лекаря, — твёрдо отвечаю я. — Спасибо за беспокойство, но такое уже случалось, учителя осматривали, сейчас нужно только ждать.
— Ну, если вы так уверены… — морщится лекарь. Ему явно хочется поскорее вернуться в постель.
— Уверен, — киваю я, и лекарь тут же испаряется.
Я заношу Дрейка в комнату и кладу на приготовленную постель. Он всё ещё не приходит в себя, но дыхание у него ровное.
— Я побуду тут, — говорю я Андранику.
— Я тоже! — с готовностью отвечает он.
— Тебе лучше выспаться, — качаю я головой. — Если завтра учителю станет лучше, ему будет нужна наша помощь в поисках. И хороши мы будем, если оба начнём засыпать на ходу.
— Раз это нужно для дела, тогда я пошёл, — соглашается Андраник. — Ты точно не хочешь, чтобы вместо тебя здесь побыл слуга или лекарь?
— Нет-нет, я сам посижу. Хочу, чтобы учитель увидел знакомое лицо, когда очнётся. А то, знаешь, он бывает не в себе в такие мгновения, — вдохновенно вру я. — Однажды это случилось с ним на постоялом дворе, так он пришёл в себя и тамошнего лекаря искусал. А потом из комнаты выбежал и на хозяина бросился. Потом, по счастью, вернулся его спутник, старый знакомый, тут-то учитель Игнатус и опомнился. А откушенный нос было уже не вернуть.
Андраник, впечатлённый этой историей, наконец уходит, я спешно закрываю за ним дверь и падаю на колени перед кроватью.
— Дрейк! — трясу я друга. — Что с тобой?
Он не приходит в себя и не отвечает. Я снимаю с него капюшон, аккуратно отклеиваю бороду, обтираю лицо холодной водой — ничего не меняется. Остаётся только верить, что я не совершил ужасную ошибку, отказавшись от помощи лекаря. Ведь что толку будет в сохранении тайны, если вдруг Дрейка не станет.
Прикладываю ухо к его груди и чувствую, что сердце бьётся ровно. Что там ещё можно сделать? Не знаю. Бью его по щекам, снова обтираю холодной водой, но он не приходит в себя.
Половину ночи я сижу на ковре у кровати, ловя дыхание своего спутника. Я уже готов кинуться звать лекаря, если только Дрейку станет хоть немного хуже.
— Да что же с тобой такое, — цежу сквозь стиснутые зубы, сдерживая непрошеные слёзы. — Если ты был болен, почему не сказал! Что я буду без тебя делать, если вдруг… если вдруг… Что будет с нашим миром тогда?
И тут мне кажется, что его пальцы чуть шевельнулись. Я вскакиваю, наклоняюсь к нему, и он открывает глаза.
— Дрейк! Как ты себя чувствуешь? — немедленно спрашиваю я.
Он поднимает руки и трёт виски, морщась, затем произносит слабым голосом:
— Почему-то заболела голова…
Тут он в панике ощупывает свои щёки и подбородок, привстаёт на локте, оглядываясь.
— Где мы? Нас раскусили? — тревожно глядя на меня, спрашивает он.
— Всё в порядке, — успокаиваю его я. — Учитель Игнатус слаб здоровьем, теперь он отдыхает в своей комнате, и это всё, что им известно. Как ты сейчас, голова ещё болит?
Дрейк ненадолго задумывается, прислушиваясь к себе.
— Вроде бы нет, — наконец произносит он.
— Отлично, тогда с утра отправимся в Зал Летописей, чтобы…
— С утра мы отправимся в путь, — перебивает меня Дрейк. — Мы и так непозволительно задержались. Сейчас на кону наши жизни и судьба целого мира, а я позволил себе тратить время на личные дела. То, что меня интересует, попробуем узнать на обратном пути.
— Что ж, ладно, — соглашаюсь я. — А то ведь я уже и сам начал тревожиться, что мы провалим основную миссию.
— До рассвета ещё несколько часов, иди поспи, — гонит меня Дрейк.
— И не подумаю, — говорю я. — Что если тебе опять станет плохо, а рядом никого?
— Я уверен, такого больше не случится! — говорит мой спутник. — Чувствую себя отлично.
Но он всё ещё бледен и не выглядит здоровым, потому я не поддаюсь. Вскоре он засыпает, а я продолжаю сидеть у кровати, вслушиваясь в его дыхание. И решаю не спать до самого утра, а то мало ли что.