Всё не то, чем кажется

Глава 22. И по расписанью парочка врагов

К вечеру мы добираемся до небольшой деревушки, название которой не известно даже Дрейку. На околице стоит дряхлый старичок.

— Что это за место, дедушка? — спрашиваю я его. — И можно ли тут где-то остановиться на ночлег?

Старик долго и внимательно оглядывает нас, прежде чем ответить. А что рассматривать, видно же — приличные люди, да и одеты хорошо (Дрейк ещё в начале пути отклеил бороду и сменил робу на наряд, пожалованный мне королём).

— Кто такие будете, парни? — наконец раздаётся дребезжащий голосок старика. Наши вопросы он оставил без внимания, но может быть, дед просто глуховат.

— Мы простые путники, едем в Холмолесье, — отвечает Дрейк.

— Ну да, ну да, простые, — хмыкает дед, разглядывая наших скакунов. — Козу в столице купили? Хор-рошая коза… кхе…

Орешек сердито фыркает.

— Наше местечко называется Грибки, — наконец отвечает старик. — Постоялый двор уже занят, но попробуем найти место и для вас. Пойдёмте, — и он ковыляет впереди, тяжело опираясь на сучковатую палку.

Мы идём по широкой улице между нарядных бревенчатых домиков, крыши которых покрыты мхом. Видно, что люди здесь живут хорошо, не бедствуют — все дворы очень чистые, изгороди крепкие, а дома не просят починки. Возможно, это благодаря близости к столице, ведь королевская семья может здесь бывать проездом, а им негоже смотреть на покосившиеся хибары. Вот и поддерживают деревушку в приличном виде.

— Вот и пришли, — указывает старик рукой.

Перед нами постоялый двор с коновязью. «Сладкий сон» — гласит вывеска. Выглядит эта постройка в точности как остальные домишки, разве что чуть крупнее и выше. Внизу горит свет, а верхнее окно тёмное.

У коновязи уже стоят три коня, жуют овёс.

— Торговцы возвращаются из столицы, — кряхтит старик, указывая на коней. — А у нас-то места не очень много, ну ничего, авось и для вас комната найдётся.

И наш провожатый заходит внутрь первым, пока мы привязываем коней и рассёдлываем их. Коза вроде бы соглашается остаться с конями и принимается пить воду из корыта, но привязать себя не даёт. Мы просим её не уходить далеко (она важно машет бородкой), берём наши мешки и тоже идём внутрь.

Первым делом в нос ударяет запах. Он такой густой, что его, кажется, можно резать ножом. Под низким потолком там и сям развешаны ароматные растения, по углам курильницы с какими-то травами.

За стойкой стоит крепкий мужик, с которым уже беседует наш знакомый старичок.

— Нету места, — хмуро говорит мужик, глядя на нас исподлобья.

— Да ты подумай, — хлопает его по руке старик. — Уступи им вот каморку свою.

— У нас сегодня три торговца, — не соглашается хозяин постоялого двора. — Нам больше людей не обслужить.

— Ничего страшного, — улыбается Дрейк. — Просим прощения за беспокойство. Мы и в поле можем переночевать, сейчас тепло.

Мы было разворачиваемся, но старичок спешит к выходу и преграждает нам путь.

— Не допущу! — сердится он, расставив руки. — Мэйт, а ну-ка найди им местечко!

— Ладно, — всё так же хмуро цедит мужик за стойкой. — Посидите пока тут.

Мы устраиваемся за столом у стены, и вскоре трактирщик по имени Мэйт подаёт нам две дымящихся кружки.

— Но мы ничего не просили, — удивлённо говорю я. — У нас и свои припасы имеются.

— А это даром, — говорит он. — Вам придётся подождать, пока я комнату приберу, так чтоб не скучали.

— Спасибо, Мэйт, — благодарит Дрейк.

— Мэйтленд, — поправляет его угрюмый трактирщик и выходит.

И мы остаёмся одни, не считая старичка, который дремлет в углу у огня. Я осторожно нюхаю пойло, но пахнет неожиданно приятно, травами.

— Крепкое, — морщится Дрейк, успевший отхлебнуть глоток. — Тебе пить не стоит.

— Но я уже взрослый, мне почти восемнадцать! — возмущаюсь я. — И ты не можешь мне запретить… что ты делаешь?

Дрейк быстро наклоняет мою кружку над полом и выливает всё содержимое в щель между досками.

— Вот так-то, — довольно произносит он, ставя передо мной пустую кружку. — Не могу позволить тебе напиться, да и сам много пить не буду. Некогда нам больные головы лечить, завтра чуть свет отправимся в дорогу.

Ишь какой! Почему это ему можно, а мне нет? Вряд ли у него самого в жизни было много моментов свободы, когда удавалось делать то, что хочется, так что мы в одинаковом положении.

Я тянусь к его кружке. Хоть глоток, но должен же я попробовать! И место такое удобное, отцу никто не доложит.

Но Дрейк вытягивает руку с кружкой подальше от меня. Я вскакиваю с лавки, но тут же забываю о напитке и ойкаю, ударившись головой о низкий потолок, скошенный в этом месте.

— Что происходит? — тревожно спрашивает трактирщик, вернувшийся в зал. От его громкого голоса пробуждается и старичок, который дёргается всем телом и потирает глаза.

— Ничего серьёзного, — отвечает Дрейк. — Мой друг осушил свою кружку, а теперь и мою желает отобрать.

Вот так наглая ложь! Я возмущён, но возразить не могу. Не хочется огорчать доброго хозяина рассказом о том, что напиток был вылит, да ещё и прямо на пол.

— Чудненько, — улыбается трактирщик. — А я вам свою комнату приготовил. Постель там одна, но вы потеснитесь. Всё лучше, чем в поле.

Мы благодарим его и отправляемся в комнату.

Комнатушка оказывается небольшой, с единственным окном под потолком. Она почти пустая, не считая низкой постели и столика с полками в углу. Кровать застелена свежим бельём, и уголок покрывала маняще откинут.

Я ставлю наши мешки в угол и вдруг слышу стон Дрейка. Он вновь держится за голову.

— Что с тобой? — подхватываю его я. — Снова голова? Ты меня слышишь?

— Это не то… что вчера… — слабым голосом отвечает он. — Питьё…

И безвольно обмякает. Хорошо, что талисман силы всё ещё при мне. А что — питьё? Напился он, что ли? — размышляю я, устраивая Дрейка на кровати. Но нет, он ведь не осушил и половину кружки. Может быть, он крепкие напитки плохо переносит?

Я направляюсь к двери, чтобы попросить помощи у трактирщика, но останавливаюсь, услышав прямо за ней шаги и голоса.

— Ну что, парней сперва? — это вроде трактирщик.

— Торговцев, как и хотели. Парни теперь проснутся нескоро, а может, и вовсе никогда, — дребезжит стариковский голос.

Затем шаги удаляются вверх по лестнице, и спустя небольшое время до меня доносятся испуганные крики.

Тут я наконец понимаю, что дело нечисто. Аккуратная деревушка, вокруг которой ни полей, ни пастбищ, ни садов — чем тут кормятся люди? А ведь явно не бедствуют. Наверняка не один раз тут пропадали богатые путники, но жители Грибков всегда могли сказать, что гости отправились-де дальше, а там — как знать, может, и сгинули в лесах.

Но что же делать? В окно не выбраться, слишком оно маленькое, да и высоко. Дверь не запирается, ещё и открывается наружу, не подопрёшь. Злодеи сейчас наверху, можно попробовать пробежать через главную комнату, но с Дрейком на руках я далеко не уйду.

Да и кто знает, что там, снаружи. Ведь все жители, похоже, соучастники тёмных дел.

Я развязываю мешок и беру в руки один из наших ножей. Представляю, как бью им живого человека, и мне делается плохо. Там, в замке, я как-то иначе представлял схватку с врагами, это выглядело не страшнее, чем воткнуть клинок в мешок с песком.

Сержусь на себя. Что я, зря ходил на уроки боя на мечах? К чему вообще были все эти уроки, если мне не объяснили главного — как применять знания на практике, как не бояться причинить боль другому, пусть даже и врагу?

Тем временем на лестнице раздаётся грохот. По ней будто волокут что-то тяжёлое. Затем я слышу скрип петель, приглушённые голоса, ругань. На лестнице вновь грохот и шум.

Наверное, злодеи сейчас избавляются от тел торговцев, а мы следующие. Я сжимаю нож во влажной от пота ладони и жду у двери.

Вскоре дверь распахивается. Трактирщик тупо смотрит на меня — видимо, не ожидал, что я окажусь на ногах.

— Только попробуй подойди, — шиплю я, показывая ему нож.

Он с рёвом бросается вперёд и перехватывает мою руку. Я всё же не решаюсь ударить.

Здоровенный кулак летит мне в ухо. С трудом, но я отбиваю эту атаку. Без талисмана у меня бы не было надежды на это.

— Какой сильный! — то ли с испугом, то ли с удивлением хрипит трактирщик. Он выкручивает мне кисть, и нож со звоном падает на пол.

— Что такое? — слышится голос старика из-за спины трактирщика.

— Старый дурак, — сквозь зубы цедит Мэйт, пытаясь завернуть мне руки за спину. — Что ты врал мне, будто они оба пили? Небось уснул!

Я напрягаюсь изо всех сил и отталкиваю трактирщика. Он с шумом врезается в стену. В дверном проёме маячит старик.

Я хватаю столик — он тяжёлый, с полками, вроде тумбы — и пытаюсь ударить Мэйта по голове. Тот поднимает руки и отражает атаку. Тем временем старик бросается между нами, пытаясь поднять с пола нож.

Мэйт в это время уже ринулся вперёд, на меня, и из-за старика потерял равновесие. Он отвлёкся всего на мгновение, взмахнув руками, чтобы не упасть, и в следующий миг бы уже крепко встал на ноги, но тут столик как раз встретился с его головой.

Что-то треснуло — то ли череп Мэйта, то ли столик. Трактирщик осел на пол, и столик тоже с грохотом упал, поскольку я его не удержал после удара.

— Мэйт, сынок! — кричит старик.

Я перевожу взгляд на него. Лицо старика перекошено гримасой ярости, в руке блестит нож. Он переступает через ногу поверженного трактирщика и идёт ко мне. Выглядит он очень убедительно, похоже, что у него есть опыт обращения с ножом. А мне и защищаться нечем, разве что успею схватить мешок и использовать его как щит.

— Назад, — вдруг раздаётся за моей спиной слабый голос Дрейка.

Как хорошо, что он очнулся, а то я уж боялся, что в кружке мог быть яд. Кому это он говорит «назад», мне или старику? На всякий случай я отступаю ближе к кровати.

Чувствую пальцы Дрейка на своём плече. Он ещё очень слаб, но пытается задвинуть меня за спину. Старик медленно идёт к нам, на его лице кровожадная улыбка — похоже, он уверен, что без труда с нами справится.

— Куда ты лезешь, — шиплю я Дрейку. — Ты еле на ногах стоишь!

— Не сопротивляйтесь, — хихикает старик. — Всё равно конец один. Будете дёргаться — больнее будет.

И бросается на нас. Я инстинктивно выставляю руку вперёд и чувствую удар. Сперва будто ничего, а затем вспыхивает жгучая боль.

— Назад! — кричит Дрейк и отталкивает старика ладонью.

Это удар такой силы, что старик с размаху бьётся спиной о дверной проём и вылетает в зал, где остаётся лежать на полу, как большая тряпичная кукла. Дверь, задетая телом старика, повисает на одной петле. Я замираю с открытым ртом, забыв о боли, но Дрейк уже тормошит меня за плечи.

— Сильвер! — зовёт меня он. — Куда он попал? Скажи мне, куда он попал!

Сам он при этом так бледен, будто это он схлопотал удар ножом, а не я.

Я только и могу, что приподнять руку. Дрейк отыскивает на полу нож — старик выпустил его — и разрезает мой рукав, затем поспешно рвёт простыни и накладывает повязку.

В какой-то момент трактирщик на полу начинает шевелиться. Дрейк подскакивает к нему и без жалости бьёт ногой в висок. Тот снова обмякает.

— Дурак, — сердится Дрейк, завязывая концы материала узлом.

— Ты дурак или я? — уточняю я.

— Оба. И что мне в голову не пришло, что тут дело нечисто! Деревушка маленькая, но не бедная, однако не видно, чтобы жители занимались каким-то трудом. Да и людей на улицах нет совсем — а как это, чтобы старики не переговаривались, молодёжь не прогуливалась, дети не бегали, если час не ночной? Нет, они все засели по домам, запершись, потому что знали, что готовится злодейство. Что, может быть, с постоялого двора сбежит один несчастный, который будет ломиться во все двери, но не найдёт помощи. Сильно болит?

— Ничуточки, — говорю я сквозь зубы. Голова ужасно кружится, но жаловаться я не собираюсь.

— Ещё где-то тебя задели? — и, не дождавшись ответа, Дрейк срывает с меня остатки рубашки и осматривает мои бока. Замечает синяк, который ему не нравится, и вздыхает, качая головой.

— Следи за этим, который на полу, — наконец говорит он. — Шевельнётся — бей по голове. Поищу чем его связать.

Он ненадолго уходит и возвращается с верёвкой. Мы пытаемся перевернуть здоровяка трактирщика на живот.

— Куда лезешь с одной рукой, — отгоняет меня Дрейк. — Лучше верни мой талисман.

Приходится вернуть. Дрейк приподнимает тушу, но я вижу, что ему всё равно нелегко. Тогда он берёт талисман, ранее принадлежавший мне, и кладёт в карман трактирщика.

После этого он с лёгкостью переворачивает Мэйта и связывает его руки за спиной, затем спутывает и ноги.

Тем временем я подхожу к телу старика. Тот лежит с приоткрытым ртом, уставившись остекленелым взглядом в потолок. Лицо его совершенно неподвижно, и я понимаю, что старик умер.

В этот самый момент тело меня подводит: ноги делаются мягкими, и вдобавок меня мутит. Я вдруг отчётливо понимаю, что вот так на полу мог лежать и я, а мог и Дрейк.

— Ты чего? — подбегает ко мне Дрейк. — Где болит?

— Голова кружится, — говорю ему я. Голос доносится как будто издалека.

— А ну-ка поднимайся, — Дрейк подхватывает меня и подводит к бочке в углу, где плещет водой в лицо.

Наконец мне становится словно бы получше.

— Всё, хватит, — говорю ему я. — Да остановись ты, я захлёбываюсь.

Мой товарищ внимательно меня оглядывает, пытаясь понять, точно ли я в порядке.

— Может, уедем отсюда? — жалобно прошу я.

— А ты в окна глядел? Коней кто-то увёл, — сообщает он.

Затем Дрейк проверяет дверь.

— Заперто, — говорит он. — Думаю, нам до рассвета будет безопаснее внутри. Если повезёт, днём будут проезжать и другие путники.

— На помощь! — вдруг раздаётся негромкий крик будто бы из-под пола. Мы оглядываемся и видим дверцу в полу — похоже, это сюда злодей трактирщик сбрасывал тела торговцев.

Мой товарищ отводит задвижку, берёт свечу, нож и спускается вниз. Мне наказывает ждать наверху и запирать подпол, если что пойдёт не так.

Я слышу негромкий разговор, всхлипывания, и вскоре по лестнице поднимается один из торговцев. Это пухленький лысый человечек, трясущийся от ужаса. Левый глаз у него совершенно заплыл.

Я подаю бедняге руку (левую, так как правая перевязана) и веду к ближайшей скамье. Там он замечает тело старика, ахает и сползает на пол.

Затем из подпола выбирается второй торговец, тощий и долговязый. Ему приходится скрючиться, чтобы не задеть низкий потолок. Я вижу ссадину на его виске, и двигается он так, будто у него болят все рёбра.

Но нервы у него явно покрепче. Не обращая внимания на старика, он тормошит своего друга, а затем вливает ему в рот содержимое плоской фляги, извлечённой из-за пояса. В воздухе сразу пахнет спиртом, и щёки первого торговца розовеют.

Второй тоже делает глоток и молча протягивает мне флягу. Как я могу упустить такой шанс! Я поспешно хватаю флягу и делаю самый большой глоток, который только могу.

Горло тут же обжигает. Я успеваю вернуть флягу, а затем ужасно закашливаюсь. Дыхание пропадает, из глаз катятся слёзы.

Я чувствую, что меня подхватывает Дрейк.

— Мне дали яд, — хриплю я.

— Зачем вы дали ребёнку спирт, — сердится он на кого-то. Затем я вновь ощущаю брызги холодной воды на своём лице, и что-то мокрое тычется мне в зубы.

— Запивай! — командует Дрейк.

Я послушно пью. Это всего лишь вода. Вскоре мне делается лучше, и я снова могу дышать. Утираю слёзы и вижу, что к компании двух торговцев присоединился и третий. Этому бедняге досталось посильнее, он охает, держась за ногу.

Дрейк усаживает меня и строго глядит на торговцев.

— Больше не давайте ему пить! — грозит он пальцем. — А я пока отправлю трактирщика в подпол.

— Крепкий малый, — уважительно кивает долговязый торговец, когда Дрейк проходит мимо нас, согнувшись под тяжестью крупного тела. Затем раздаётся треск и грохот, Дрейк закрывает крышку подпола и подходит к нам, отдуваясь.

— Похоже, этот нелюдь сломал лестницу при падении, но так ему и надо, — сообщает он.

— Нам надо позвать стражу! — плаксивым голоском произносит первый торговец. — Давайте бежать! Вдруг здесь ещё есть такие, как этот…

— Не дёргайся, — командует ему второй торговец. — До рассвета тут не будет путников, а значит, не будет и помощи. Ждём.

— Коней всё равно увели, — говорит Дрейк. — Давайте пока перевяжем ваши раны, смотрю, вам крепко досталось.

Он помогает долговязому перебинтовать рёбра, затем они вдвоём склоняются над ногой третьего торговца, тогда как первый бесполезно сидит на лавке. Его щёки трясутся, как сливочное желе. Хоть он и пострадал меньше всех, но не спешит помогать друзьям.

— А-а-а! — вдруг принимается визжать он. — Там внизу кости! Кости!

Долговязый молча подходит к нему и даёт сделать глоток из фляги.

— Что за кости? — интересуюсь я.

— Похоже, эти злодеи не убивали в комнатах, — объясняет Дрейк. — Кровь было бы трудно отмыть, а постояльцы у них бывают часто. Избивали, стаскивали в подвал, а там уже…

Его последние слова заглушает стук — это пухленький торговец, не выдержав напряжения, скатывается на пол. Я зачёрпываю воду, но долговязый останавливает меня:

— Пусть поспит, так нам полегче будет. Слабак, навязался на нашу шею. Сидел бы дома в лавчонке…

— Как он там скулил, — хрипло усмехается тот, что с повреждённой ногой. — «Убивайте их, только меня не трогайте»? Тьфу!

— Тьфу, — соглашается долговязый. — Не был бы он моим братом, с удовольствием оставил бы его тут же в подвале.

Мы на всякий случай подпираем дверь лавками и располагаемся у стены, дожидаясь рассвета.