Воронцов. Перезагрузка. Книга 7

Глава 12

Едва за окном забрезжил рассвет, как в дверь снова постучали. Прям уже традиция. Я открыл глаза и увидел, что Машка уже проснулась и смотрит на меня сонными глазами.

— Егорушка, кто там?

— Наверное, Захар. Пора собираться в дорогу.

Я встал, накинул халат и открыл дверь. Действительно, на пороге стоял Захар, уже одетый по-дорожному.

— Егор Андреевич, все готово. Лошади запряжены, груз проверен, люди позавтракали. Можем выезжать, как только вы с Марией Фоминичной соберётесь.

— Дай нам полчаса, — попросил я. — Сейчас оденемся и позавтракаем.

Захар кивнул и ушёл. Я вернулся в комнату, где Машка уже поднималась с постели.

— Вставай, солнышко. Домой едем.

Её лицо просветлело:

— Наконец-то! — Воскликнула она.

Я и сам, честно говоря не до конца верил, что это событие настанет.

Мы быстро привели себя в порядок. Машка надела тёплое дорожное платье. Спустившись вниз, мы застали Семёна Петровича, который уже накрыл для нас стол с горячей кашей, пирогами и чаем.

— Доброе утро! — приветствовал нас хозяин. — Вот, приготовил в дорогу узелок — калачи свежие, пироги с капустой, сало. В дороге пригодится.

— Спасибо, Семён Петрович, — поблагодарил я, усаживаясь за стол. — За всё спасибо. И за гостеприимство, и за помощь.

— Да что вы, Егор Андреевич! — замахал руками хозяин. — Мне честь была принимать таких гостей! Приезжайте ещё, всегда рады!

Мы позавтракали быстро, но основательно. Маша съела две тарелки каши и пирог — аппетит у неё был отменный, несмотря на ранний час.

— Нужно плотно поесть, — пояснила она, заметив мой слегка удивлённый взгляд. — В дороге неизвестно когда ещё удастся поесть как следует.

Выйдя на крыльцо постоялого двора, я невольно присвистнул. Наш обоз действительно выглядел внушительно.

Впереди стояла нарядная тройка — три лошади в расписной упряжи с бубенчиками, запряжённые в наши новые сани.

За ними — две грузовые подводы. Одна загружена ящиками с пневмодвигателями, инструментами и материалами от Савелия Кузьмича. Вторая — нашими вещами, покупками из Тулы, подарками и тем, что взял Фома для деревни.

По бокам от обоза — семь всадников во главе с Захаром. Все при оружии, все бывалые служивые. И чуть поодаль — сани Фомы — тоже с товаром.

— Вот это да, — пробормотала Маша, выходя следом за мной. — Как будто целый караван собрался!

— Да уж, скромностью не отличаемся, — усмехнулся я.

В этот момент из-за угла показался Савелий Кузьмич в сопровождении двух подмастерьев. Увидев нас, он направился прямо к саням.

— Егор Андреевич! Успел! Думал, опоздаю!

— Савелий Кузьмич, — удивился я. — Зачем так рано? Мы же вчера попрощались.

Кузнец махнул рукой:

— Да как же я вас без проводов отпущу? Вы для меня столько сделали! Вон, подмастерья мои тоже проститься пришли.

Молодые ребята робко поклонились.

— Спасибо, Савелий Кузьмич. За всё спасибо.

Мы пожали друг другу руки.

— Удачи вам, Егор Андреевич, — сказал кузнец с искренней теплотой. — И вам, Мария Фоминична, здоровья и лёгких родов!

— Спасибо, — улыбнулась Машенька.

В этот момент к нам подъехал ещё один всадник — молодой человек в дорогом камзоле.

— Егор Андреевич Воронцов? — спросил он, спешиваясь.

— Да, это я.

— Его сиятельство Глеб Иванович Дубинин велел передать вам это, — он протянул мне небольшую шкатулку. — И пожелать доброго пути.

Я открыл шкатулку и ахнул. Внутри лежали два золотых медальона на цепочках — один побольше, мужской, второй поменьше, женский. На обоих была выгравирована фамильная печать Дубининых — двуглавый орёл с мечом и весами.

— Его сиятельство велел передать, — продолжал посланник, — что эти медальоны — знак особого расположения рода Дубининых. Если понадобится помощь в любом городе империи, покажите медальон местным властям. Они обязаны будут оказать содействие.

Я был тронут до глубины души. Это был не просто дорогой подарок, это была реальная защита, пропуск в высшие круги общества.

— Передайте его сиятельству мою глубочайшую благодарность, — сказал я посланнику. — Я очень ценю его доверие и доброту.

Молодой человек поклонился, вскочил на коня и умчался. Я передал меньший медальон Машеньке:

— Вот, солнышко. Носи постоянно, как будем в городе. Это не просто украшение, это защита.

Машка взяла медальон и с благоговением рассматривала гравировку:

— Такой красивый… И тяжёлый…

— Золото, — пояснил я. — Настоящее. И символ серьёзный. Береги его.

Я надел свой медальон на шею, спрятав под рубаху. Машка сделала то же самое.

Тем временем подъехал Фома на своих санях:

— Ну что, Егор Андреевич, пора? А то день короткий, нужно успеть до темноты хороший путь пройти.

— Пора, — согласился я.

Я помог Машеньке забраться в сани, укутал её медвежьей шкурой, сам сел рядом. Захар вскочил на козлы, взял вожжи.

— С богом! — крикнул Семён Петрович с крыльца.

— С богом! — подхватил Савелий Кузьмич.

Колокольчики на упряжи зазвенели, тройка тронулась с места. Грузовые подводы последовали за нами, всадники охраны выстроились по бокам. Сани Фомы замыкали наш караван.

Мы выехали со двора постоялого дома на главную улицу Тулы. Было ещё рано, но город уже просыпался. Купцы открывали лавки, служанки несли воду, мастеровые спешили в мастерские.

Наш внушительный обоз привлекал внимание. Прохожие останавливались, провожая нас взглядами. Кто-то показывал пальцем, что-то обсуждая с соседями.

— Егорушка, — тихо сказала Машенька, прижимаясь ко мне, — на нас все смотрят. Неловко как-то.

— Не обращай внимания, — успокоил я её. — Просто необычное зрелище — такой обоз с охраной. Скоро выедем за город, там никто смотреть не будет.

Мы проехали через весь город, миновали заставу, где караульные, увидев нашу процессию, вытянулись и козырнули.

Город остался позади, впереди простиралась снежная дорога, обрамлённая заснеженными полями и редкими перелесками.

— Ну вот, — выдохнула Машка. — Теперь спокойнее.

Она откинулась на спинку сиденья и улыбнулась:

— Знаешь, Егорушка, как хорошо! Едем домой наконец!

Я обнял её за плечи:

— Скучала по Уваровке?

— Очень! — призналась она. — Тула, конечно, красивая, интересная. Балы, приёмы, нарядные люди… Но это всё такое… ненастоящее что ли. Все улыбаются, а глаза холодные. Все говорят комплименты, а чувствуешь, что это просто слова.

Она помолчала немного, потом продолжила:

— А дома — там всё по-настоящему. Люди простые, честные. Если улыбаются — значит, рады. Если говорят доброе слово — от души. Нет этих… как ты говорил… интриг?

— Интриг, — подтвердил я. — Да, в деревне проще. И честнее.

— Вот именно! — оживилась Машка. — Мне там хорошо. Спокойно. А здесь, в городе, я всё время напряжена была.

Дальше мы ехали молча, наслаждаясь покачиванием саней и звоном бубенчиков. Погода стояла отличная — морозная, солнечная, безветренная. Снег под полозьями приятно поскрипывал.

— Егорушка, — снова заговорила Машка минут через десять, — а что теперь будет? С нами, с деревней, со всем?

— Что ты имеешь в виду?

Она задумчиво посмотрела на дорогу:

— Ну вот, у тебя теперь столько важных знакомых. Генералы, бароны, градоначальник… И обязательства всякие. Ты будешь часто в город ездить?

Я вздохнул. Вопрос был закономерный, и я понимал, что придётся дать честный ответ:

— Да, Машенька. Придётся ездить. Работа на оружейном заводе, встречи с разными людьми по делам. Может, раз-два в месяц, на несколько дней.

Она поникла:

— Значит, меня одну оставлять будешь?

— Не одну, — возразил я. — Рядом родители твои, Захар, все наши люди. И потом, когда малыш родится, тебе и ездить нельзя будет. Нужно дома сидеть, ребёнка растить.

— А ты? — тихо спросила она. — Ты будешь рядом? Или всё время по делам мотаться?

Я развернул её к себе лицом:

— Послушай меня внимательно, Машенька. Да, у меня появилось много обязательств. Да, придётся много работать. Но ты и наш ребёнок — это самое главное в моей жизни. Всё остальное — вторично. Я сделаю всё, чтобы быть рядом, когда ты будешь рожать. И после рождения ребенка тоже. Обещаю.

Глаза её заблестели:

— Правда, Егорушка?

— Правда, — твёрдо сказал я. — Ты моя жена, моя семья. Никакие государственные дела не могут быть важнее тебя.

Она прижалась ко мне:

— Я так боялась, что ты теперь изменишься. Станешь важным господином, будешь всё время в городе крутиться, а про меня забудешь.

— Вот же дурочка, — улыбнулся я ей. — Я люблю тебя. И ничего это не изменит.

Мы обнялись, и Машка тихо всхлипнула у меня на груди. Я гладил её по волосам, успокаивая.

— Не плачь, солнышко. Всё будет хорошо.

— Я не плачу, — пробормотала она сквозь слёзы. — Это просто… я так рада… так тебя люблю…

Мы ехали обнявшись, пока Машка не успокоилась. Потом она вытерла глаза, смущённо улыбнулась:

— Прости, Егорушка. Глупая я. Это, наверное, от беременности — то смеюсь, то плачу.

— Ничего, — улыбнулся я. — Это нормально. У беременных женщин бывают перепады настроения.

Она задумчиво посмотрела на заснеженные поля:

— Егорушка, а ты думал о том, каким будет наш ребёнок?

— Конечно, думал.

— И каким? — с любопытством спросила она.

Я задумался:

— Если девочка — хочу, чтобы была похожа на тебя. Красивая, добрая, умная. Если мальчик — чтобы был сильным, честным, справедливым.

— А я хочу, чтобы он был похож на тебя, — мечтательно сказала Машка. — Умный, учёный, добрый. Чтобы всем помогал, как ты.

Она положила руку на живот:

— Интересно, кто там? Мальчик или девочка?

— Узнаем, когда появится на свет, — улыбнулся я.

— А ты кого больше хочешь?

Я честно ответил:

— Мне всё равно. Главное, чтобы здоровый был. И чтобы ты хорошо родила, без осложнений.

Машенька кивнула:

— Я тоже боюсь. Рожать — это страшно. Матушка рассказывала, как она меня рожала — чуть не померла.

— Не бойся, — успокоил я её. — У тебя будет лучший уход. Ричард — опытный врач. Я сам буду рядом. Всё будет хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Мы снова замолчали, погрузившись в свои мысли. Я обдумывал всё, что произошло за эти дни в Туле, и пытался осознать масштаб перемен.

Жизнь действительно изменилась. И очень сильно.

Сейчас, пока Иван Дмитриевич прикрывал меня. Но что, если появится кто-то, кто захочет выяснить правду любой ценой?

— Егорушка, о чём задумался? — вывела меня из раздумий Машенька.

— О будущем, — честно ответил я. — О том, что нас ждёт.

— И что ждёт?

Я ответил, спустя несколько мгновений:

— Много работы. Много трудностей. Но и много возможностей. Если всё получится, мы сможем сделать Уваровку процветающей. Дать людям хорошую жизнь. Обеспечить нашему ребёнку достойное будущее.

— А если не получится?

— Получится, — уверенно сказал я. — Я сделаю всё, чтобы получилось.

Машенька доверчиво прижалась ко мне:

— Я верю тебе, Егорушка.

Мы проехали ещё с час в приятном молчании. Солнце поднималось выше, день разгорался. Дорога шла через заснеженные поля, изредка ныряя в перелески, где под лапами елей лежали пушистые сугробы.

Захар, время от времени оглядывался, проверяя, как идут следом подводы и всадники охраны. Всё было в порядке — наш караван двигался ровно и быстро.

— Егорушка, — снова заговорила Машка, — а расскажи мне, что ты будешь делать на этом заводе? Я не очень поняла из разговоров.

Я улыбнулся. Машка не разбиралась в технических вопросах, но старалась понять, чем я занимаюсь.

— Видишь ли, солнышко, на заводе делают ружья для армии. Но делают плохо — много брака, качество низкое. Моя задача — показать мастерам как делать лучше. Чтобы ружья были точнее, надёжнее, чтобы меньше ломались.

— А как ты их научишь?

— Покажу новые способы работы, — упрощённо объяснил я. — Дам чертежи для новых инструментов. Объясню, как проверять качество на каждом этапе, а не только в конце.

— И это сложно?

— Довольно, — признался я. — Но интересно. Если получится, можно будет применить те же методы и на других заводах. Улучшить всю промышленность.

Машка задумчиво кивнула:

— Значит, это важное дело. Для всей страны важное.

— Именно.

Она помолчала, потом сказала:

— Тогда я не буду тебя отговаривать. Пусть это сложно и ты будешь иногда уезжать. Но если это так важно — нужно делать.

Я с благодарностью посмотрел на неё:

— Хорошо, Машенька. Спасибо за понимание.

— Только обещай, что не забудешь про меня и малыша, — попросила она.

— Никогда не забуду, — торжественно пообещал я.

Мы снова замолчали. Машка задремала, убаюканная покачиванием саней, и я укутал её поплотнее медвежьей шкурой. Сам погрузился в раздумья.

Планов было много. Слишком много. Нужно было как-то всё систематизировать, расставить приоритеты.

Первое — Уваровка. Завершить начатые проекты, обеспечить нормальную работу производств в моё отсутствие. Подготовить мастерские для обучения присланных учеников.

Второе — оружейный завод. Разработать чертежи турбин и компрессоров, запустить их изготовление. Обучить Савелия Кузьмича и его помощников. Внедрить стандартизацию в производство замков и других механизмов.

Третье — семья. Подготовиться к рождению ребёнка. Обеспечить Машеньке лучший уход. Быть рядом в критический момент.

Четвёртое — деловые связи. Разобраться с предложениями Третьякова, барона Строганова, других потенциальных партнёров. Понять, с кем стоит сотрудничать, а от кого держаться подальше.

И всё это нужно было как-то совместить во времени и силах.

Я понимал, что один не справлюсь. Нужны были надёжные помощники. Захар — отличный организатор и начальник охраны. Фома — толковый торговый представитель. Петька, Илья, Семён — способные мастера в своих областях. Ричард — опытный врач.

Но этого было недостаточно. Нужен был кто-то, кто мог бы взять на себя часть управленческой работы. Кто-то образованный, толковый, которому можно доверять.

Может быть, тот самый молодой учитель Николай Фёдоров окажется подходящим человеком? Если он действительно способный и жаждет учиться, можно будет не только обучить его техническим вопросам, но и постепенно привлечь к организационным делам.

А присланные Иваном Дмитриевичем ученики — если среди них найдутся смышлёные ребята, можно будет и их задействовать. Не только как мастеров, но и как помощников в разных проектах.

Мои размышления прервал голос Захара:

— Егор Андреевич, смотрите — обоз навстречу идёт.

Я поднял глаза. Действительно, вдали, на дороге, показалась вереница саней и повозок. Судя по количеству — большой торговый караван.

— Пропустим их, — распорядился я. — Захар, подай знак охране — быть начеку, но оружие не доставать.

Захар свистнул особым образом, и всадники охраны подтянулись ближе к нашему каравану, руки легли на рукояти сабель, но не обнажили их.

Встречный обоз приближался. Впереди ехали трое всадников, потом шли сани с товаром — штук пятнадцать, не меньше. Замыкала процессию ещё четвёрка вооружённых людей.

Когда караваны поравнялись, передовой всадник окликнул нас:

— Эй, добрые люди! Откуда путь держите?

— Из Тулы, — ответил Захар. — А вы куда?

— А мы наоборот — в Тулу! Товар везём — ткани, пряности, заморские диковины!

Купец — крупный мужчина с пышной бородой — приветливо махнул рукой:

— Дорога хорошая? Разбойников не встречали?

— Дорога отличная, — заверил Захар. — Разбойников нет. Спокойно едьте.

— Вот и славно! — обрадовался купец. — Счастливого пути вам!

— И вам того же!

Мы разминулись. Я проводил взглядом удаляющийся обоз — обычные торговые люди, везущие товар на продажу. Таких сотни колесят по дорогам империи.

— Егорушка, — сонно пробормотала Машка, открывая глаза, — что там было?

— Ничего, солнышко. Купцы встречные. Спи дальше.

Она послушно закрыла глаза и снова задремала. А я продолжал смотреть на дорогу, обдумывая будущее.

Солнце клонилось к закату, когда впереди показался знакомый поворот в лес. Захар уверенно свернул на едва заметную тропинку, и наш караван потянулся между заснеженных деревьев.

Минут через десять мы выехали на ту самую поляну в лощине, где останавливались по дороге в Тулу. Место было идеальным — защищено от ветра со всех сторон, достаточно сухих веток для костра.

— Стой! — скомандовал Захар, осаживая лошадей.

Наши сани остановились. Следом подтянулись остальные, Фома и всадники.

— Ну что, господа, — объявил Захар, спрыгивая на землю, — разбиваем лагерь! Иван, Пахом — вы с двумя парнями в дозор, обойти округу. Остальные — костры разводим, шатёр ставим, лошадей распрягаем!

Захар руководил чётко, без суеты.

Я помог Маше выбраться из саней:

— Ну как, не замёрзла?

— Нет, — улыбнулась она. — Под шкурой тепло было. Только ноги затекли немного.

— Походи, разомнись, — посоветовал я. — Пока лагерь обустраивают.

Машка послушно прошлась по поляне, разминая затёкшие за долгую дорогу ноги. Я наблюдал за работой наших людей.

Двое расчищали от снега место под костры. Другие собирали сухие ветки и валежник из-под деревьев. Ещё двое разворачивали большой шатёр, который служил укрытием от непогоды.

Фома присоединился к общим хлопотам. Вскоре на поляне запылали три костра — один большой в центре, два поменьше по краям.

Захар подошёл ко мне:

— Егор Андреевич, шатёр готов. Там подстилки постелили, шкуры положили. Мария Фоминична может отдохнуть.

— Спасибо, Захар. А караулы выставлены?

— Иван с Пахомом сейчас округу обходят. Как вернутся, доложат. Потом выставлю постоянный караул — двое на посту, меняются каждые два часа. Огни не гасим всю ночь. Лошади на привязи, оружие наготове.

— Отлично, — одобрил я. — Так и делай.

Машка зашла в шатёр и с довольным вздохом опустилась на разложенные шкуры:

— Ох, как хорошо! Намного удобнее, чем в прошлый раз!

Действительно, в этот раз условия были комфортнее. Просторный шатёр, тёплые шкуры, рядом костёр, от которого шло тепло.

Я устроился рядом с Машкой. Вскоре к нам заглянул Фома:

— Ну что, ужинать будем? Ребята кашу сварили, сало есть, хлеб. Чай вскипятили.

— Идём, — согласился я, помогая Машеньке подняться.

Мы вышли к костру, где уже собрались все наши люди. Атмосфера была дружелюбной, почти семейной. Мужики делились друг с другом дорожными историями, кто-то рассказывал байки, кто-то молча жевал кашу.

Захар передавал миску с дымящейся кашей:

— Вот, Мария Фоминична, кушайте. Горячая, сытная.

Машка с благодарностью приняла миску и принялась есть. Я тоже взял свою порцию. Каша была простая, перловая с салом, но после долгой дороги на морозе казалась невероятно вкусной.

— Егор Андреевич, — обратился ко мне Иван вернувшийся из дозора, — округу обошли. Всё чисто. Следов чужих нет, никого постороннего. Место спокойное.

— Хорошо, — кивнул я. — Спасибо за службу, садитесь перекусить.

Мы поужинали, выпили по кружке горячего чая. Потом Фома достал флягу:

— Ну что, мужики, по маленькой? Для сугреву?

Охранники не отказались. Я тоже принял символическую чарку.

— За удачную дорогу! — провозгласил Фома. — И за то, чтобы дома всё хорошо было!

— За удачную дорогу! — подхватили мужики.

Мы выпили. Приятное тепло разлилось по всему телу.

Машенька, конечно, не пила — в её положении это было недопустимо. Она сидела рядом со мной, укутанная в шаль, и с улыбкой наблюдала за мужской компанией.

Вечер спустился на поляну. Звёзды высыпали на небо — такие яркие и крупные, какими не бывают в городе.

— Красиво как, — тихо сказала Машенька, глядя на звёздное небо. — Прямо как алмазы рассыпаны.

Я обнял её за плечи:

— Да, красиво.

Мы сидели, прижавшись друг к другу, и наслаждались моментом. Несмотря на холод, несмотря на то, что мы в дороге, вдали от дома — было хорошо. Спокойно и хорошо.

— Егорушка, — прошептала Машка, — я так счастлива. Вот прямо сейчас, в эту минуту — счастлива.

— Я тоже, солнышко.

Я поцеловал её в макушку:

— Ничего больше не нужно. Это и есть настоящее счастье.

Мы ещё немного посидели у костра, потом Машка зевнула:

— Егорушка, я спать хочу. Можно уже в шатёр?

— Конечно, идём.

Я помог ей подняться, и мы направились к шатру. Внутри было тепло, на разложенных шкурах лежали наши дорожные одеяла.

Мы улеглись, укрывшись одеялами и прижались друг к другу. Машка сразу же затихла, засыпая. А я ещё некоторое время лежал без сна, слушая звуки ночного лагеря.

За стенками шатра приглушённо доносились голоса караульных, потрескивание костров, изредка — фырканье лошадей. Всё было спокойно и мирно.

Я думал о завтрашнем дне. Ещё один день пути — и мы будем дома, в Уваровке, где всё знакомо и привычно.

С этими мыслями я наконец заснул, обнимая любимую жену.