Воронцов. Перезагрузка. Книга 7

Глава 11

Утро снова началось с того, что в дверь постучали раньше, чем я успел даже глаза открыть. Машка недовольно пробормотала что-то во сне и натянула одеяло на голову, а я, зевая, поплёлся открывать.

На пороге стоял Захар с виноватым выражением лица:

— Прошу прощения, Егор Андреевич, но внизу Фома Степанович. Говорит, что дело срочное, по торговым вопросам.

Я потер лицо руками, прогоняя остатки сна:

— Скажи, что спущусь через десять минут. Пусть чаю закажет.

Захар кивнул и скрылся за дверью. Я вернулся в комнату, где Машенька уже села на кровати, сонно моргая:

— Егорушка, опять дела?

— Твой батюшка приехал, — ответил я, умываясь. — Говорит, по торговым вопросам что-то срочное.

— Батюшка? — оживилась Машка. — Тогда я тоже спущусь!

Она быстро привела себя в порядок, и мы вместе спустились в трактир. Фома сидел за угловым столиком с дымящейся кружкой чая и стопкой каких-то бумаг перед собой. Увидев нас, он поднялся и расплылся в улыбке:

— Машенька, доченька! Егор Андреевич! Как я рад вас видеть!

Машка бросилась к отцу и крепко его обняла:

— Батюшка, я так соскучилась!

— И я, и я, доченька, — Фома поцеловал её в лоб. Как ты себя чувствуешь? Питаешься хорошо?

— Можете не сомневаться, Фома Степанович, — заверил я, улыбаясь. — Машенька у меня под присмотром постоянным.

Мы уселись за стол, Семён Петрович принёс ещё чаю и свежих калачей. Фома развернул свои бумаги:

— Вот, Егор Андреевич, хотел вам доложить о делах торговых. Игорь Савельевич велел передать — стекло ваше расходится как горячие пирожки! Партия, что он отдал Питерским купцам — распродана за день! Тот говорит, что покупатели спрашивают ещё, причём цену готовы даже выше платить.

— Это хорошие новости, — кивнул я, отхлёбывая чай.

— И это ещё не всё! — воодушевился Фома. — В Петербурге еще у одного интерес появился. Там один господин, купец именитый, Василий Кузьмич Корнилов зовут, стекло ваше видел у знакомого. Прислал письмо через Игоря Савельевича — хочет партию большую заказать, для оранжереи в своём имении. Готов тысячу рублей заплатить!

Машенька ахнула:

— Тысячу рублей! За стекло⁈

— За большую партию, доченька, — пояснил Фома. — Оранжерея у господина видная, стекла много надо. Но цена справедливая, я проверял.

Я задумался. Производство стекла в Уваровке шло хорошо, но о наращивании объёмов, можно думать лишь после расширения производственной линии. При чем, радикально пересмотреть существующую.

— Скажите Игорю Савельевичу, что я готов обсудить крупный заказ, — сказал я. — Но мне нужно время подготовиться. Месяц, может, полтора. Нужно увеличить производство, накопить запасы. Пусть господин Корнилов подождёт до конца зимы — тогда выполню заказ с гарантией качества.

— Разумно, — одобрил Фома, делая пометки. — Так и передам. А ещё вот что — появились желающие не просто стекло покупать, а в дело вкладываться. Один московский купец предлагал долю взять в производстве, деньгами помочь, взамен на часть прибыли.

— Павел Иванович Третьяков? — уточнил я.

Фома удивлённо поднял брови:

— Точно, он самый! Вы уже знакомы?

— Познакомились на приёме у градоначальника, — кивнул я. — Он мне своё предложение передавал. Вот, кстати.

Я достал из кармана бумаги с расчётами Третьякова и передал Фоме:

— Посмотри внимательно. Изучи условия, проверь цифры. Человек он, похоже, честный, но в делах осторожность не помешает. Если найдёшь какие-то подводные камни — скажи. А если всё чисто — можем подумать о сотрудничестве. Это на тебе будет.

Фома взял бумаги и начал внимательно их изучать, время от времени что-то бормоча себе под нос и считая на пальцах. Закончив, он задумчиво почесал бороду:

— Ну что сказать, Егор Андреевич… Условия выглядят честными. Цифры сходятся, подвоха не вижу. Двадцать пять процентов прибыли за вложение трёх тысяч и организацию сбыта — справедливо. Особенно учитывая, что он берёт на себя все хлопоты с доставкой и поиском покупателей.

— Но? — уловил я нотку сомнения в его голосе.

— Но я бы всё же не спешил, — осторожно сказал Фома. — Человека этого мы толком не знаем. Пусть он и рекомендован градоначальником, но в делах торговых всякое бывает. Я бы предложил так: начнём с малого. Дадим ему партию стекла на реализацию в Москве, посмотрим, как справится. Если честно деньги вернёт, без обмана — тогда можно и о партнёрстве думать.

— Разумно, — согласился я. — Так и сделаем. Напишите Третьякову письмо — мол, предложение интересное, но запустим пробную партию стекла на реализацию, а по результатам уже обсудим долгосрочное сотрудничество.

— Так и напишу, — кивнул Фома, убирая бумаги. — А когда мы в Уваровку возвращаемся?

— Да вот завтра или послезавтра, — я усмехнулся. — Так то, уже второй день собираемся. Дела здесь закончились, пора домой. Да и Машеньке отдых нужен, устала от городской суеты.

— Это точно, — согласилась Машка, отпивая чай. — Хочется домой, в тишину и спокойствие.

Фома кивнул с пониманием:

— Ну и правильно. Городская жизнь… беременной женщине покой нужен, а не вся эта суета. Я вот тоже собирался сегодня-завтра выезжать, так что можем и вместе отправиться.

— Отлично, — обрадовался я. — Так безопаснее и веселее в дороге.

Мы ещё немного поговорили о делах — Фома рассказал, что Игорь Савельевич планирует открыть торговую лавку в Калуге для продажи нашего стекла и досок из Уваровки. Я одобрил идею и попросил держать меня в курсе.

Когда Фома откланялся, а мы с Машкой поднялись к себе в комнату. Не успел я даже сесть, как снова постучали в дверь.

— Господи, — вздохнул я. — Что за день такой? Проходу нет.

Открыв дверь, я обнаружил посыльного в ливрее с запечатанным конвертом:

— Егор Андреевич Воронцов?

— Он самый!

— Письмо от господина Ивана Дмитриевича. Велел передать лично в руки и дождаться, в случае ответа сразу.

Я взял конверт и вскрыл его. Внутри оказалось краткое послание: «Егор Андреевич, прошу зайти сегодня к обеду в контору. Есть важные документы для передачи. И. Д.»

— Передайте Ивану Дмитриевичу, что я буду к полудню, — сказал я посыльному.

Тот кивнул и удалился. Я вернулся в комнату, где Маша уже собирала наши вещи, готовясь к отъезду.

— Егорушка, нужно решить, что с платьем делать, — сказала она, бережно разглаживая изумрудный бархат. — Оно такое красивое, но такое тяжёлое… Боюсь, в дороге помнётся.

— Аккуратно уложим в короб, ничего с ним не случится — успокоил я её. — Только вот не понятно когда же мы всё-таки выедем, — засмеялся я.

Машка кивнула и продолжила складывать вещи.

К полудню я добрался до конторы. Дежурный в сером кафтане молча пропустил меня — видимо, уже был предупреждён о моём визите. Поднявшись на второй этаж, я постучал в знакомую дверь.

— Входите! — послышался голос Ивана Дмитриевича.

Я вошёл и обнаружил, что он не один. За столом сидел ещё один человек — пожилой господин в строгом чёрном камзоле с проницательным взглядом.

— А, Егор Андреевич! — поднялся Иван Дмитриевич. — Рад, что вы смогли прийти. Позвольте представить — Пётр Александрович Зубов, статский советник, ведающий финансовыми вопросами нашего ведомства.

Зубов встал и поклонился:

— Рад знакомству, Егор Андреевич. Много о вас слышал.

Мы обменялись рукопожатиями и уселись за стол. Иван Дмитриевич достал из ящика толстую папку с документами:

— Вот, Егор Андреевич, как мы и договаривались — официальное назначение на должность главного технического консультанта при тайной канцелярии. Пётр Александрович лично готовил все бумаги.

Зубов придвинул ко мне несколько листов:

— Прошу ознакомиться внимательно. Здесь прописаны ваши полномочия, обязанности и, разумеется, вознаграждение.

Я начал читать. Документ был составлен юридически грамотно. Основные пункты:

1. Назначение на должность консультанта сроком на три года с возможностью продления.

2. Жалованье — двадцать тысяч рублей в год, выплачиваемое ежеквартально.

3. Право требовать материалы, инструменты и людей для выполнения государственных заданий.

4. Доступ к любым государственным предприятиям для ознакомления и консультирования.

5. Особый статус, защищающий от вмешательства местных властей.

6. Обязанность отчитываться о проделанной работе раз в квартал.

Я дочитал до конца и посмотрел на Ивана Дмитриевича:

— Всё выглядит так, как мы обсуждали. Но вот что меня интересует — а если через год я пойму, что не справляюсь или не хочу продолжать? Могу ли я расторгнуть договор досрочно?

Зубов кивнул:

— Можете. Но с уведомлением за три месяца и возвратом части аванса пропорционально неотработанному времени. Это справедливое условие — мы не хотим вас держать насильно, но и понесённые расходы должны быть компенсированы.

— Разумно, — согласился я.

— И ещё один момент, — добавил Иван Дмитриевич. — Часть вашей работы будет засекречена. Не всё, что вы делаете для государства, должно становиться достоянием общественности. Особенно в части военных разработок. Надеюсь, вы понимаете?

— Понимаю, — кивнул я. — И согласен. Некоторые вещи действительно лучше держать в тайне.

Зубов придвинул ко мне чернильницу и перо:

— Тогда прошу расписаться здесь, здесь и здесь.

Я расписался во всех указанных местах.

Зубов собрал подписанные документы, одну копию передал мне, другую убрал в папку, а третью оставил Ивану Дмитриевичу. Потом достал из портфеля кожаный кошель, явно тяжёлый:

— А вот и первый квартальный аванс — пять тысяч рублей. Распишитесь в получении, пожалуйста.

Я взял кошель — действительно, увесистый. Расписался в ведомости и спрятал деньги во внутренний карман камзола.

— Егор Андреевич, — сказал Иван Дмитриевич, когда Зубов закончил с формальностями, — я уже переговорил с генералом Давыдовым. Он в полном восторге от ваших идей. Финансирование на модернизацию завода одобрено в полном объёме — двадцать пять тысяч рублей. Деньги будут выделены в течение недели.

— Отлично, — обрадовался я. — Значит, можно начинать работу?

— Можно, — кивнул Иван Дмитриевич. — Генерал уже распорядился выделить под вашу мастерскую отдельный корпус на заводе. Савелий Кузьмич назначен главным мастером проекта с соответствующим жалованьем. Двадцать лучших мастеров отобраны для обучения. Всё готово.

Он достал из папки ещё один документ:

— А вот официальное предписание, дающее вам право распоряжаться на оружейном заводе в рамках проекта модернизации. С печатью генерала и тайной канцелярии. Показав это любому начальнику на заводе, можете требовать всё необходимое.

Я взял документ и внимательно прочёл. Действительно, формулировки были чёткими и не оставляли места для кривотолков.

— Когда вы сможете приступить? — спросил Иван Дмитриевич.

— Мне нужно вернуться в Уваровку, разобраться с делами там, — ответил я. — Недели две-три. Потом смогу приехать сюда и начать разработку чертежей для турбин и компрессоров. Это займёт ещё неделю, может, две. А потом уже можно будет запускать изготовление.

— Хорошо, — кивнул Иван Дмитриевич. — А что насчёт учеников, которых я обещал прислать к вам?

— Пришлёте к Рождеству, — предложил я. — К тому времени я управлюсь с неотложными делами в Уваровке, поставлю общежитие и смогу уделить им время. Сколько человек планируете?

— Человек десять, — ответил Иван Дмитриевич. — Отобрал лучших — молодые, способные, уже имеют базовые навыки в ремёслах. Кто-то кузнец, кто-то столяр, кто-то слесарь. Но всем не хватает теоретических знаний и понимания современных технологий.

— Подойдёт, — кивнул я. — Я их научу и теории, и практике. Месяца три-четыре, и они станут полноценными мастерами.

Зубов, который молча слушал наш разговор, вдруг вмешался:

— Егор Андреевич, позвольте один вопрос. Вы не боитесь, что обучив этих людей, вы создадите себе конкурентов? Которые потом будут использовать ваши знания в своих целях?

Я усмехнулся:

— Пётр Александрович, знания — это не ограниченный ресурс, вроде золота или земли. Чем больше людей владеют знаниями, тем лучше для всех. Они не конкуренты, а союзники. Один человек, даже гениальный, может сделать не так много. А десять обученных людей, работающих вместе, могут перевернуть мир.

Зубов задумчиво кивнул:

— Философский подход. Но, боюсь, не все разделяют вашу щедрость в передаче знаний.

— Это их проблема, — пожал я плечами. — Я не собираюсь держать знания при себе и умереть, унеся их в могилу. Хочу, чтобы они работали на благо страны и людей.

Иван Дмитриевич одобрительно улыбнулся:

— Вот за это я вас и ценю, Егор Андреевич. Вы мыслите не как торгаш, дерущийся за каждую копейку, а как государственный человек, думающий о долгосрочной перспективе.

Мы ещё немного поговорили о деталях — когда и как будет организована отправка учеников в Уваровку, какие материалы нужно закупить для мастерской на заводе, кого ещё привлечь к проекту. Потом я попрощался с обоими и направился к выходу.

Выходя из конторы, я ощущал приятную тяжесть кошеля во внутреннем кармане. Пять тысяч рублей! Это были огромные деньги. На них можно было построить несколько новых домов в Уваровке, или купить стадо коров, или… да что угодно!

Но я понимал — это не подарок, а аванс за работу. За работу сложную, ответственную, которая потребует всех моих сил и времени. И я не имел права подвести тех, кто на меня рассчитывал.

Вернувшись на постоялый двор, я застал Машу в разговоре с Захаром. Они обсуждали, как лучше упаковать наши вещи для дороги.

— Егорушка! — обрадовалась она, увидев меня. — Ну как, дела решились?

— Решились, — кивнул я и достал кошель. — Смотри, что нам выдали.

Машка открыла кошель, заглянула внутрь и побледнела:

— Господи… Егорушка, это же… сколько тут⁈

— Пять тысяч рублей, — спокойно ответил я. — Квартальное жалованье за работу консультантом.

— Пять… тысяч… — Машка схватилась за сердце и тяжело опустилась на стул. — Батюшки мои! Да мы с таким богатством отродясь не жили!

Захар тоже присвистнул, услышав сумму:

— Егор Андреевич, это ж целое состояние! За такие деньги можно хорошую деревню купить!

— Деньги большие, — согласился я, — но и работа предстоит серьёзная. Государство не за красивые глаза платит, а за результат.

Я спрятал кошель в дорожную сумку, которую решил не выпускать из рук:

— Захар, на завтра планируй выезд. Нужно организовать дополнительную подводу — у нас тут грузов прибавилось. Пневмодвигатели от Савелия Кузьмича, инструменты, материалы…

— Уже организовал, Егор Андреевич, — доложил Захар. — Две подводы заказал — одна для грузов, вторая запасная. Плюс наши сани с охраной. Фома Степанович тоже с нами поедет, так что компанией двинемся.

— Отлично, — одобрил я.

— А, вот еще — Савелий Кузьмич хотел вас видеть, — добавил Захар. — Говорил, что зайдёт попрощаться.

Не успел Захар договорить, как в дверях трактира показался сам Савелий Кузьмич.

— Егор Андреевич! — окликнул меня кузнец. — Добрый день! Вот список инструментов, что мне понадобятся для работы над паровой машиной. Вы чертежи дали — вот я и прикинул, что потребуется для изготовления деталей.

Я развернул список и присвистнул. Там было перечислено добрых два десятка позиций — токарные резцы разных размеров, свёрла, метчики для нарезки резьбы, калибры, измерительные инструменты…

— Савелий Кузьмич, — сказал я, складывая список, — с этим списком идите прямо к генералу Давыдову на завод. Скажите, что вам нужны эти инструменты для работы над государственным заданием, и сошлитесь на меня. Не откажет.

Кузнец недоверчиво посмотрел на меня:

— Так просто? Прийти к генералу и сказать, что мне инструменты нужны?

— Не просто так, а по государственному делу, — уточнил я. — Вы же теперь главный мастер проекта модернизации завода. У вас статус соответствующий. Генерал в курсе, Иван Дмитриевич тоже. Идите смело.

— Ну, раз вы так говорите… — Савелий Кузьмич убрал список. — А когда вы приедете, Егор Андреевич? Что дальше то делать, когда скажете?

— Недели через три, — пообещал я. — Мне нужно дома дела уладить, а потом приеду на несколько дней. Чертежи дам, объясню принципы, покажу, как что делать.

— А весной, — добавил я, — приезжайте в Уваровку. Вместе соберём первый паровой двигатель. Теория теорией, но практика нужна. Лучше один раз своими руками собрать, чем десять раз в чертежах разбираться.

Глаза кузнеца загорелись:

— Приеду, Егор Андреевич! Обязательно приеду! Уж очень интересно, как эта штука работать будет!

Мы ещё немного поговорили о технических деталях, потом Савелий Кузьмич попрощался и уехал. А я вернулся к Маше, которая к тому времени уже закончила укладывать вещи.

Утром следующего дня нас снова разбудил стук в дверь. Но в этот раз, раньше обычного. Я открыл и увидел лакея в богатой ливрее:

— Егор Андреевич Воронцов?

— Предположим, — зевая ответил я.

— Его сиятельство градоначальник Глеб Иванович Дубинин передаёт вам приглашение на прощальный обед сегодня в полдень. Будут присутствовать некоторые господа, с которыми вы познакомились на приёме. Его сиятельство будет рад вашему присутствию.

Я хотел было отказаться — времени мало, нужно готовиться к отъезду. Но понимал, что отказ может обидеть градоначальника, который столько для меня сделал.

— Передайте его сиятельству, что я обязательно приду, — сказал я лакею. — И благодарю за приглашение.

Лакей поклонился и удалился. Я вернулся в комнату, где Машенька уже проснулась:

— Кто там был, Егорушка?

— Приглашение от градоначальника на прощальный обед, — вздохнул я. — Придётся идти, неудобно отказываться. Наш отъезд снова откладывается.

— А я с тобой? — с надеждой спросила Машка.

— Конечно, — кивнул я. — Приглашение на нас обоих, я думаю. Глеб Иванович к тебе хорошо относится, захочет попрощаться.

Машенька обрадовалась:

— Тогда мне нужно платье хорошее надеть! И причёску сделать…

Она засуетилась, доставая наряды и прикидывая, что лучше подойдёт. Я оставил её этим важным занятиям и спустился вниз, где Захар уже распоряжался погрузкой вещей.

— Егор Андреевич, — окликнул меня Фома, сидевший за столиком с чаем, — доброе утро! Готовы к отъезду?

— Почти, — ответил я, садясь напротив. — Только вот градоначальник на обед пригласил, придётся зайти. Завтра поедем.

— Ничего, подождём, — философски заметил Фома.

К полудню мы с Машенькой, одетые в лучшие наряды, прибыли к особняку градоначальника. Нас встретил всё тот же лакей и проводил в уже знакомую столовую, где за длинным столом сидели несколько знакомых лиц.

— А, Егор Андреевич! Мария Фоминична! — воскликнул Глеб Иванович, поднимаясь нам навстречу. — Рад, что вы смогли прийти!

Он пожал мне руку, а затем галантно поцеловал руку Машеньке:

— Проходите, садитесь! Сегодня скромный обед в узком кругу — только самые близкие друзья!

За столом я узнал нескольких гостей с того приёма. Барон Строганов кивнул мне с улыбкой. Генерал Давыдов поднял бокал в знак приветствия. Полковник Волконский подмигнул. Купец Беляев… О, так вот он сам пришёл, а не только своего наглого управляющего прислал.

Мы расселись за столом, и слуги начали подавать блюда. Обед был действительно скромным по сравнению с тем грандиозным приёмом — всего пять перемен блюд вместо двадцати. Но качество еды было превосходным.

— Егор Андреевич, — обратился ко мне градоначальник, когда первые блюда были поданы, — я собрал здесь людей, с которыми вы познакомились на приёме и которые выразили желание с вами сотрудничать. Подумал, что будет правильно дать вам возможность ещё раз всё обсудить перед отъездом.

Я кивнул с благодарностью:

— Очень любезно с вашей стороны.

Барон Строганов первым воспользовался возможностью:

— Егор Андреевич, я получил ваш ответ через моего управляющего. Понимаю, что вы не можете приехать немедленно. Но очень надеюсь увидеть вас весной на моих заводах. Проблемы с доменными печами только усугубляются.

— Обязательно приеду, барон, — заверил я. — Как только установится хорошая погода и дороги станут проходимыми. Обещаю.

— Буду ждать, — кивнул Строганов. — И помните о моём предложении насчёт металла по себестоимости. Оно остаётся в силе.

Генерал Давыдов откашлялся:

— Егор Андреевич, я хотел бы публично поблагодарить вас за согласие помочь с модернизацией завода. Это огромная услуга государству. Буду рад началу нашего сотрудничества.

— И я рад, Пётр Семёнович, — ответил я. — Думаю, вместе мы сможем добиться отличных результатов.

Полковник Волконский весело добавил:

— А я уже успел похвастаться перед товарищами, как быстро вы разобрались с моей каретной рессорой! Теперь они все хотят, чтобы вы и их проблемы решили! Так что готовьтесь к наплыву просьб!

Все рассмеялись. Я тоже улыбнулся:

— Буду рад помочь, если смогу. Но прошу понимания — я не чудотворец, не все проблемы решаются быстро.

Купец Беляев, который до этого молчал, неожиданно обратился ко мне:

— Егор Андреевич, прошу принять извинения за поведение моего управляющего. Антон Павлович превысил полномочия, вёл себя неподобающе. Я его уже наказал за это — лишил месячного жалованья и сделал строгий выговор.

Он помолчал, потом продолжил:

— Если вы всё ещё готовы рассмотреть возможность сотрудничества, я был бы рад обсудить это на новых условиях. Без эксклюзивности, на честных и прозрачных началах.

Я внимательно посмотрел на купца. Он выглядел искренним, и жест с наказанием управляющего говорил о серьёзности намерений.

— Хорошо, Фёдор Кузьмич, — кивнул я. — Готов обсудить. Но не сейчас, не в спешке. Дайте мне вернуться домой, обдумать всё спокойно. Потом напишу вам письмо с ответом.

— Справедливо, — согласился Беляев. — Буду ждать.

Обед продолжался ещё добрых два часа. Между переменами блюд гости подходили ко мне с различными вопросами и предложениями. Я вежливо выслушивал всех, но твёрдо повторял одно и то же: дайте мне время вернуться домой и всё обдумать, я обязательно отвечу письменно каждому.

Машенька тем временем беседовала с жёнами присутствующих господ. Я видел, как она улыбается, кивает, отвечает на вопросы. Держалась она молодцом, хотя я замечал лёгкую усталость в её глазах.

Наконец обед подошёл к концу. Градоначальник поднялся с бокалом:

— Друзья, позвольте мне произнести тост! За Егора Андреевича Воронцова — человека, который спас мне жизнь и который, я уверен, принесёт огромную пользу нашему государству! За Марию Фоминичну — прекрасную даму, украшающую наше общество! За их здоровье и процветание!

— За здоровье и процветание! — подхватили гости, поднимая бокалы.

Мы чокнулись, и я почувствовал приятное тепло в груди — не от вина, а от искренних пожеланий этих людей.

После тоста гости начали расходиться. Глеб Иванович проводил нас до выхода:

— Егор Андреевич, — сказал он тихо, когда мы остались наедине, — помните, что говорил. Двери моего дома всегда открыты для вас. Если понадобится помощь, совет, поддержка — не стесняйтесь обращаться. Вы спасли мне жизнь, и я никогда этого не забуду.

— Благодарю, ваше сиятельство, — искренне ответил я. — Ваша доброта много значит для меня.

Мы обменялись рукопожатием, он обратился к Маше:

— Берегите себя, Мария Фоминична. И будущего малыша тоже.

— Спасибо, ваше сиятельство, — покраснела Машка.

Мы попрощались и вышли к карете, где нас уже ждал Захар. Когда мы отъехали от особняка, Маша тяжело вздохнула:

— Слава богу, закончилось.

— Скоро домой, солнышко, — сказал я ей. — Надеюсь, что все-таки завтра утром выедем, и через два дня будем в родной Уваровке.

— Не могу дождаться, — призналась она, прижимаясь ко мне. — Хочется в свою кровать, в тишину, где никто не пялится и не расспрашивает обо всём на свете.

Я обнял её за плечи:

— Потерпи ещё немножко. Совсем скоро будем дома.

Вернувшись на постоялый двор, мы застали Фому, уже завершившего все приготовления к отъезду. Подводы были нагружены, лошади накормлены и готовы к дороге.

— Егор Андреевич, — доложил Фома, — всё готово. Как прикажете — можем хоть сейчас выезжать.

Я посмотрел на небо — солнце уже клонилось к закату.

— Нет, — решил я. — Выедем завтра на рассвете. Переночуем ещё здесь, выспимся как следует. А утром свежие и отдохнувшие двинемся в путь.

— Разумно, — одобрил Фома. — Ночью ехать — только время терять. Лучше утром пораньше.

Мы поужинали в трактире, Машенька рано легла спать. А я ещё немного посидел с Фомой и Захаром.