Глава 9

Я насторожился. Времена были неспокойные, и одинокий вооружённый всадник мог означать что угодно — от гонца с важным известием до лазутчика или разбойника. Хотя последнее было маловероятно — разбойники редко действовали в одиночку.

— Понятно, — кивнул я и, обернувшись, увидел, что Захар, уже идёт от амбара навстречу, с бердышом, да пистоль за поясом. За ним шли Никифор с Григорием, тоже вооружённые — один с алебардой, другой с саблей.

«Ну, значит, кто бы то ни был, а встретим официально», — подумал я. Всё-таки определённый статус в этих краях у меня уже был, и встречать гостей, особенно незваных, следовало соответственно — с достоинством и некоторой демонстрацией силы. Не потому, что я боялся — просто таковы были местные обычаи.

— Степан, — обратился я к нему, — продолжайте работу. Я пойду встречу гостя, узнаю, что за человек и зачем пожаловал.

— Может, проводить вас, Егор Андреевич? — предложил Степан. — Мало ли что?

Я покачал головой:

— Не нужно. Захар с ребятами справится, если что. А работу прерывать не стоит — день короткий, нужно успеть хотя бы одну стену утеплить за сегодня.

Степан кивнул, хотя видно было, что ему не по душе отпускать меня одного.

— Хорошо, барин, как скажете, — согласился он, но тут же добавил: — Только коли что, крикните — мигом подмогу.

— Крикну, — улыбнулся я, тронутый его заботой.

Ричард, заметив суету, подошёл ко мне:

— Что случилось? — спросил он.

— Гость едет, — ответил я. — Неизвестный всадник со стороны города. — Скоро узнаем кто это.

Я неспешно направился к воротам, где уже ждали Захар со своими помощниками.

— Егор Андреевич, мы тут с вами, рядышком побудем, — сказал он, добавив. — Малец молвил, что тот вооружён. Вот и посмотрим кто это.

— Только не зашибите раньше времени, — кивнул я. — Встретим гостя, узнаем, кто и зачем.

Мы вышли за ворота и стали ждать приближающегося всадника. Вскоре я уже мог разглядеть его — мужчина средних лет, в потёртом кафтане, на усталой лошади. Вооружён, но не чрезмерно — сабля на поясе, пистоль.

— Похоже, гонец, — сказал я Захару. — Но всё равно будьте начеку. Мало ли.

Всадник, заметив нас, поднял руку в приветствии и слегка дернул за поводья, заставив коня перейти с галопа на рысь. Через несколько минут он уже был рядом с нами.

— Доброго здоровья, господа, — произнёс он, осаживая лошадь. — Я ищу боярина Егора Андреевича Воронцова. Мне сказали, что он обитается в Уваровке.

— Я Егор Андреевич, — выступил я вперёд. — С кем имею честь?

Всадник изобразил легкий поклон:

— Алексей Тимофеев. Мне велено доставить вас в город.

— Кто велел? Зачем? По какому вопросу? — я стоял у крыльца, опершись рукой о резное перило, и разглядывал незваного гостя.

Гонец — или кем бы он ни был — сидел на вороном коне, явно не крестьянской породы. Одет был просто, но добротно, аккуратно подстриженная борода и цепкий взгляд карих глаз.

— Не велено говорить, — ответил гость, чуть склонив голову. — Господин мой просил передать, что желает с вами встречи по важному делу.

— И позвольте спросить, как вы себе это видите? — продолжил я, не двигаясь с места. — Я, значит, всё брошу и поеду неведомо куда, к неведомо кому? Так, что ли?

Гонец слегка замялся, видя вооруженных людей. Лошадь под ним беспокойно переступила с ноги на ногу, почувствовав напряжение всадника. Он огляделся, словно оценивая обстановку, а затем произнес уже с меньшей уверенностью:

— Я настоятельно прошу вас следовать за мной. Мой господин будет ждать.

Я усмехнулся. Кто бы ни был этот «господин», наглости ему не занимать. Или это такая проверка? Но чего ради?

— Знаешь, — я сошел с крыльца и приблизился к всаднику, — у меня дел полно и некогда мне кататься туда-сюда. — Я развел руками, показывая на деревню. — Видишь, стройка идет, хозяйство большое. Раз твоему нанимателю так неймется со мной поговорить, то может приехать ко мне в гости. С порога гнать не буду, а там как беседа пойдет. — Я посмотрел гонцу прямо в глаза. — Можешь так и передать.

Тот смотрел на меня, не находя что ответить — видать не привык к отказам.

— Отобедаешь или сразу в обратный путь поскачешь? — добавил я уже более миролюбивым тоном, показывая, что не держу зла на гонца — в конце концов, человек просто выполняет приказ.

Алексей аж дар речи потерял от таких слов. Он явно не ожидал отказа и теперь не знал, как поступить. Его лицо отражало внутреннюю борьбу: с одной стороны, ему велено привезти меня, с другой — силой не возьмешь, а ссориться, похоже, не входило в его планы.

— Егор Андреевич, — наконец выдавил он, и в голосе его прозвучала почти мольба, — не поймите неправильно, но без вас я не могу уехать. Мне… мне велено…

Он не договорил, но по его взгляду я понял: дело серьезное, и за невыполнение приказа ему грозят неприятности. Но я твердо решил: на поводу у неизвестных «доброжелателей» не пойду.

— Дак и со мной у тебя не получится, — отрезал я. — Так что принимай решение и езжай к своим хозяевам, передай мои слова.

Тот кивнул, явно осознав бесполезность дальнейших уговоров. Лицо его приняло обреченное выражение человека, которому предстоит нести неприятные вести.

— Это ваше последнее слово? — спросил он, все еще надеясь на чудо.

— Я уже все сказал, — подтвердил я, но, видя его расстройство, смягчился. — Анфиса! — окликнул я нашу помощницу, выглядывавшую из окна. — Дай гонцу кваса испить, а то с дороги горло, наверное, пересохло.

Анфиса тут же скрылась, а через минуту вышла на крыльцо с большой крынкой холодного кваса. Она подала ее гонцу, который принял угощение с благодарным кивком и жадно выпил, не слезая с коня.

Я развернулся и пошел к дому, показывая, что диалог окончен. Краем глаза заметил, как Алексей вернул крынку Анфисе, коротко поклонился и, развернув коня ускакал. Вскоре стук копыт затих вдали.

Ричард, подошел ближе и вопросительно посмотрел на меня:

— Проблемы? — спросил он по-английски.

Я покачал головой:

— Ничего серьезного, — ответил я, переходя на его родной язык, чтобы не поняли окружающие. — Просто… местные интриги.

Ричард понимающе кивнул, но в глазах его читалось сомнение. Он был слишком умен, чтобы так просто принять мое объяснение.

Нужно было обдумать ситуацию. Кто эти люди, требующие встречи? Друзья или враги? И что им известно обо мне?

Что ж, если эти таинственные наблюдатели хотят встречи, они ее получат. Но на моих условиях и на моей территории.

Захар, дождавшись, пока Алексей скроется из виду, подошёл ко мне и стал расспрашивать:

— Егор Андреевич, что случилось-то? Кто это был? Что ему нужно? Кто его заказчик?

В голосе его звучало искреннее беспокойство. Все-таки он был ответственный за охрану Уваровки и меня.

— Ну, — ответил ему, задумчиво потирая подбородок, — пока сам толком не знаю. А как узнаю, то уж тогда придумаем, что будем делать.

Но внутри уже шевелилось нехорошее предчувствие. Слишком уверенно держался этот «гонец». И эти намёки на то, что кто-то «не поймёт отказа»…

— Захар, — сказал я, приняв решение, — усиль караулы на ночь. И будьте со своими ребятами начеку. Не нравится мне всё это.

Захар кивнул, не задавая лишних вопросов. Он понимал серьёзность ситуации без дополнительных объяснений.

— Сделаю, Егор Андреевич. Никто и близко к усадьбе не подойдёт незамеченным.

Я зашёл в сени. В нос ударил запах чего-то домашнего, уютного — не то печеного хлеба, не то сушеных трав, что Машка подвесила под потолком.

— Машенька, — позвал я, ощущая, как пересохло в горле от пыли, — налей квасу пожалуйста.

Она появилась из кухни, вытирая руки о передник.

— Сейчас, Егорушка, — кивнула она.

Вернулась с глиняным кувшином, от которого шел приятный холодок. Налила в берестяной ковш темного, с кислинкой кваса.

Выпив холодного кваса, я сел на лавку у окна, обнял руками голову и задумался. Мысли были такие, что, скорее всего, та записка и этот гонец — это все взаимосвязано. А ещё это связано, скорее всего, с тем человеком, который обо мне постоянно спрашивал, то Фому, то Ивана, а потом и со мной пересёкся в городе.

Отогнав эти мысли, я вышел во двор и увидев Митяя, который помогал с обшивкой дома, крикнул его:

— Подойди-ка, Митяй!

Тот тут же подошёл и поклонился почтительно:

— Чего изволите, Егор Андреевич?

— Бери-ка ты, Митяй, удочку, — сказал я, кивнув в сторону Быстрянки, — Гришку с собой возьми, может, ещё кого захочешь прихватить, да натаскайте рыбы. Вечером закоптим. Погода хорошая, рыба должна клевать.

Глаза парня загорелись — рыбалку он любил больше всяких других занятий. Он кивнул, улыбнулся широко и сорвался в сторону флигеля, где хранились рыболовные снасти. Через секунду выскочил с двумя удочками и, крича по дороге:

— Гришка! Гришка! Пошли за червями!

Гришка выглянул из-за угла дома:

— Чего орешь-то?

— На рыбалку идем! Сам Егор Андреевич велел! — гордо объявил Митяй, потрясая удочками.

— Да ну? — не поверил Гришка, глянув на меня вопросительно.

Я кивнул, подтверждая:

— Идите, ребята. Только смотрите, без улова не возвращайтесь!

— Будет вам улов, Егор Андреевич! — заверил Митяй, и они с Гришкой, переговариваясь и толкаясь, побежали за дом, где можно было накопать червей.

«Ну, всё, ужин будет вкусный», — подумал я, глядя им вслед.

Сам же кликнул Анфису, которая помогала Машке по хозяйству.

— Анфиса! — позвал я её, заглядывая в дом, где она хлопотала у печи.

— Чего изволите, барин? — отозвалась она, вытирая руки о передник.

— К вечеру картошки бы отварила, — сказал я. — Митяй с Гришкой за рыбой пошли, закоптим, ужин будет знатный.

— Сделаю, Егор Андреевич, — кивнула она.

— Вот и славно, — улыбнулся я, и направился к дому, посмотреть, как там продвигается работа.

Мужики к этому времени уже вторую стену заканчивали обшивать. Доски подгоняли плотно, без щелей, чтоб ветер не задувал. А если где и оставалась щель, тут же конопатили мхом.

А Пётр, к этому времени аккуратно установил оконную раму. То самое стекло, над которым мы столько трудились, хорошо просвечивало в комнату, в ней аж светлее стало. Через него очень хорошо было видно двор, деревню да лес на горизонте. Конечно, оно было слегка мутновато и местами с разводами, но это лучше, чем через бычий пузырь смотреть. А то, что будет тепло, я в этом даже не сомневался — все-таки стекла были двойные, с двух сторон были в раме установлены, а между ними — слой воздуха для теплоизоляции.

— Как вам, Егор Андреевич? — спросил Пётр, с гордостью глядя на свою работу. — По вашему чертежу сделал, всё как вы велели.

Я подошел ближе, провел рукой по раме — гладкая, без заусенцев, петли смазаны, чтоб не скрипели. Открыл, закрыл — ходит легко, без усилий.

— Отлично, Пётр, — похвалил я его. — Как всегда, работа на совесть. Такое окно любому терему не стыдно.

Тот зарделся от похвалы, но виду не подал, только поклонился слегка:

— Стараемся, Егор Андреевич. Ваша наука не пропадает.

— К завтрему закончим, Егор Андреевич, — сказал Степан, вытирая пот со лба. — Осталось северную стену да потолок подбить. А там уж и зима не страшна.

— Хорошо, — кивнул я, довольный проделанной работой.

Ужинать решил, что будем у меня под яблоней. Вечер выдался на редкость тёплый, безветренный, и сидеть в душной избе, когда можно расположиться на свежем воздухе, было бы настоящим преступлением. Машка с Анфисой застелили стол чистой холстиной, расставили миски да ложки.

Отварную картошечку Анфиса присыпала зеленью с огорода. По моей подсказке немножко добавила туда сливочного масла, отчего картошка заблестела аппетитно, источая дразнящий аромат на всю округу.

Ну и изюминкой, конечно, была копчёная рыба. Золотистая, с тонкой корочкой, пропахшая дымком ольховых щепок, она красовалась на большом деревянном блюде посреди стола. Все крестьяне уже знали, что это такое, и особого удивления не выказывали — привыкли за то время, что я здесь живу, к моим «новшествам» в еде. Но уплетали, как говорится, за обе щеки — это я заметил сразу.

А вот Ричард очень удивился такому тонкому вкусу рыбы. Он даже глаза прикрыл от удовольствия, когда положил первый кусочек в рот. Пожевал, причмокнул и произнёс что-то по-английски, явно восторженное — судя по интонации.

— Что он говорит? — спросил Степан, сидевший напротив англичанина.

— Говорит, что никогда такой вкусной рыбы не ел, — перевёл я, хотя Ричард сказал нечто более восторженное, включавшее слова «божественный нектар» и «пища богов».

Ричард объяснил, что у них в Англии не было такой рыбы, по крайней мере, он не пробовал ничего подобного. Но ему очень понравилось, и он всё расспрашивал, как её готовить.

— Как-какой копчение? — спрашивал он, с трудом подбирая русские слова. — Дым от какой дерево?

— Ольха, — ответил я, показывая на растущие неподалёку деревья. — Ольховые щепки. Они дают особый аромат.

Ричард кивал, явно пытаясь запомнить все детали. Потом снова спросил что-то про время копчения и температуру.

Я усмехнулся:

— Вот как выучишь язык, тебе Степан вон расскажет, — кивнул я на Степана, — а пока ходи и мучайся.

Сам перевёл разговор мужикам. Те заржали, представив, как англичанин изнывает от любопытства, не в силах понять все тонкости процесса копчения.

Ричард смущённо улыбнулся, явно догадываясь, что шутка была на его счёт, но не обиделся. Он стал показывать на рыбу, повторяя:

— Фиш.

Степан недоуменно смотрел на него, не понимая, чего от него хотят. Потом перевёл взгляд на меня:

— Чегой-то он, Егор Андреич?

— Это он слова хочет новые учить, — пояснил я. — Показывает тебе, говорит «фиш», это на его языке «рыба», а ты ему переводи: «рыба». Он так и будет учить слова.

Степан почесал затылок, соображая.

— А, вона что! — наконец дошло до него. — Так он русский учить хочет!

— Ну да, — кивнул я. — И вообще, это ему нужно к Фоме. Раз Фома ребятню учит грамоте, мог бы и Ричарда поднатаскать. Вижу, что тот схватывает слова на лету.

Ричард при упоминании своего имени кивнул, хотя явно не до конца понимал, что я говорю. Но Степан принцип уловил сразу.

Показав на картошку, он чётко произнёс:

— Кар-тош-ка.

Ричард кивнул и медленно повторил:

— Каа-тош-каа.

— Не-не-не, — замотал головой Степан. — Кар-тош-ка! С «р»!

— Каг-тош-ка, — попытался Ричард снова, но твёрдый русский «р» давался ему с трудом.

— Да ладно тебе, Степан, — вмешался я, видя, как англичанин краснеет от усилий. — У них в языке такого «р» нет, им тяжело. Пусть так говорит, понятно ведь.

Но Степан, видать, уже вошёл в роль учителя и отступать не собирался.

— Нет уж, — упрямо сказал он. — Коли русский учить, так правильно. А ну-ка, давай вместе: «Р-р-р-р»! — он картинно зарычал, выпучив глаза и выпятив нижнюю челюсть.

Ричард послушно попытался повторить, но вместо раскатистого русского «р» у него вышло что-то среднее между «г» и английским «r».

— Нет, не так! — не сдавался Степан. — Смотри, язык к нёбу: «Р-р-р-р»!

Теперь они оба рычали, как два медведя, к вящему удовольствию собравшихся. Мужики ухмылялись, бабы прятали улыбки в рукава, а дети, крутившиеся рядом, и вовсе покатывались со смеху.

— Р-р-р-ыба! — гаркнул Степан, тыкая пальцем в копчёный деликатес.

— Гр-р-рыба! — старательно повторил Ричард, и на этот раз звук вышел почти правильным, что вызвало одобрительные возгласы со всех сторон.

Степану, видать, понравилось это дело, и вскоре они с Ричардом были потеряны для общего застолья. Уединились вдвоём в сторонке стола, где, судя по мимике и жестам, было видно, что Степан проводит настоящий ликбез. Он показывал англичанину то ложку, то скамью, то стол, то дерево, то избу… Ричард старательно повторял, иногда коверкая слова до неузнаваемости, но не сдаваясь.

— Ло-ш-ка, — чеканил Степан, поднимая деревянную ложку на уровень глаз.

— Лож-ка, — повторял Ричард, глядя на предмет с таким вниманием, словно это была по меньшей мере золотая корона.

— Не «лож-ка», а «ло-ш-ка»! — настаивал Степан. — «Ш», как шипит змея: «Ш-ш-ш»!

И вот уже они шипели друг на друга, как два рассерженных гуся, а потом снова переходили на рычание, отрабатывая «р» в слове «дерево».

— Нет, ты гляди, Егор Андреич, — толкнул меня в бок Фома, сидевший слева. — Степан-то наш, гляди как разошёлся! Прямо учитель заправский!

— Да уж, — усмехнулся я. — Того и гляди, у тебя хлеб отобьёт. Будет у нас Степан-грамотей вместо Фомы-книжника.

Фома добродушно хмыкнул, не обидевшись на шутку:

— Да пусть учит, коли охота есть. Мне-то что, жалко что ли? Глядишь, и англичанин к зиме по-нашему говорить будет, как миленький.

А тем временем урок продолжался, становясь всё более оживлённым.

— Яб-ло-ко! — Степан указывал на висящие над нами плоды.

— Яб-ло-ко, — послушно повторял Ричард.

— Мо-ло-ко! — Степан показывал на кувшин.

— Мо-ло-ко, — эхом отзывался англичанин.

— Хо-ро-шо! — одобрительно кивал Степан.

— Хо-ро-шо, — радостно улыбался Ричард, явно довольный своими успехами.

— Степан, хватит над человеком измываться, — сказал я, когда стал замечать, что все посмеиваются над происходящим. — Давайте лучше поедим спокойно.

— Да я же просто слова ему показываю где и что, — возразил Степан.

— Ну да, только как бы твой ученик к утру языка не лишился, — усмехнулся я. — Такими темпами он его узлом завяжет.

Но Ричард, кажется, был полон энтузиазма и готов продолжать урок хоть до утра. Он внимательно слушал Степана, повторял за ним слова, пытался составлять простые фразы. Конечно, выходило коряво, но, в общем-то, — весьма неплохо.

— Я… есть… очень… рад, — старательно выговаривал он, глядя на меня. — Россия… хороший… Люди… добрый.

— И правда, схватывает на лету, — заметил Фома. — Глядишь, к Рождеству уже сказки русские читать будет.

— Ну, до сказок ещё далеко, — ответил я. — Но базовый словарь вполне может освоить, если так дело пойдёт. Дай Бог, языковой барьер устранится быстро, — подумал я, глядя на это представление.

Машка, сидевшая рядом со мной, тихонько засмеялась:

— Гляди, Егорушка, чисто дети малые! А ведь Степан-то наш, какой важный стал — прямо учитель! Никогда б не подумала, что он так любит людей учить.

— В каждом человеке дремлют таланты, — ответил я. — Иногда нужен только повод, чтобы они проявились.

Ужин тем временем подходил к концу. Рыба была съедена подчистую, картошки тоже не осталось. Стемнело, и Анфиса зажгла несколько свечей, расставив их по столу.

Ричард, сделав паузу в изучении русского языка, повернулся ко мне и сказал уже по-английски:

— Знаете, мистер Егор, у вас удивительные люди. Я много где бывал — в Италии, Франции, Турции… Но такого гостеприимства, такой… душевности, что ли, не встречал нигде.

Я перевёл его слова Степану и остальным. Мужики довольно закивали, а бабы зарделись от похвалы.

— Скажите ему, Егор Андреич, — отозвался Степан, — что мы всегда рады гостям. Особливо таким, что уважение выказывают и язык наш учить хотят.

Я перевёл и эти слова. Ричард выслушал внимательно, а потом, к всеобщему изумлению, медленно, но довольно чётко произнёс по-русски:

— Спа-си-бо… за… хлеб-соль. Я… очень… рад… быть… здесь.

Мужики одобрительно загудели, а кто-то даже начал аплодировать. Ричард, явно довольный произведённым эффектом, скромно улыбался.

— Вот это да! — восхитился Фома.

— Видать, способный, — согласился я. — Или Степан — хороший учитель. — Все вокруг засмеялись.

Степан же от похвалы аж приосанился, выпятив грудь.

Ужин завершился, когда уже первые звезды появились на небосклоне.

Утром же я проснулся как будто на свет родился. О боли в мышцах и спине даже не вспомнил. Потянулся всем телом, с удовольствием ощущая, как легко и свободно двигаются руки и ноги. Ни единого намёка на вчерашние мучения! Вот за это Ричарду отдельное спасибо, подумал я.

Загрузка...