Воронцов. Перезагрузка. Книга 5

Глава 13

— Для одних вы надежда на лучшее будущее, для других — смертельная угроза привычному укладу, а для третьих — просто инструмент, которым можно воспользоваться для своих целей. И пока вы не примете сторону, пока не решите, с кем вы и против кого — вы ходите по лезвию ножа. И не только ваша судьба на кону, но и судьбы всех, кого ваши знания коснутся. Время такое наступило — переломное. Старое рушится, новое рождается. И в такие времена каждое слово весит больше обычного, каждое решение влечет за собой последствия, которые через годы отзовутся. Подумайте об этом.

Я посмотрел на собеседника, который молчал, словно застыв в какой-то особенной неподвижности. Лицо его оставалось невозмутимым. То ли он был погружен в глубокую задумчивость, взвешивая сказанное и мою реакцию на это, то ли еще что-то. Глаза его были устремлены куда-то в сторону, но я чувствовал, что он внимательно следит за каждым моим движением боковым зрением.

Наконец я решился прервать эту затянувшуюся паузу:

— Если вы думаете, что я не осознаю всех возможных проблем, которые могут возникнуть из-за какого-то моего недочета или чрезмерного внедрения тех или иных технологий, то вы глубоко ошибаетесь. — Я наклонился вперед, стараясь поймать его взгляд. — Именно поэтому я не лезу с новациями, допустим, в оружейное дело. Слишком много переменных, слишком много непредсказуемых последствий.

Он резко повернул голову в мою сторону, и я увидел в его глазах какую-то особую остроту, словно мои слова попали точно в цель.

— Да, я в курсе, что вы… — он сделал многозначительную паузу, — вернее, что вам покупали оружие. — Голос его звучал спокойно, но с едва уловимыми нотками предупреждения. — В следующий раз просто обратитесь ко мне. Я помогу — будет и проще, и, поверьте мне, гораздо дешевле. Да и закон не нужно будет нарушать.

Он произнес эти слова так естественно, словно предлагал купить хлеба в булочной. При этом он держался совершенно спокойно — явно тема была для него привычной и не вызывала особых эмоций.

Я кивнул, мысленно отмечая ценность такого предложения:

— Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим предложением. — Затем, вернувшись к основной теме, продолжил: — Так вот, поверьте, я бы мог многое внедрить такого, что для этого времени и не снилось. Технологии, которые перевернут представление о возможном.

Собеседник пристально посмотрел на меня, слегка прищурив глаза, и в его взгляде я прочитал искреннее любопытство, смешанное с осторожностью.

— Например? — спросил он коротко, но в этом единственном слове слышалась готовность к серьезному разговору.

Я на мгновение задумался. Стоит ли раскрывать карты, делиться знаниями, которые могут кардинально изменить баланс сил?

— А оно вам надо? — ответил я вопросом на вопрос, внимательно изучая его реакцию.

— Надо, — категорично сказал собеседник, не отводя взгляда. В его голосе не было ни малейших колебаний, только твердая решимость.

Я задумался, собираясь с мыслями. Раз уж разговор зашел так далеко, стоило дать конкретный пример.

— Ну, допустим… — начал я медленно, — черный порох можно заменить жидким порохом.

Брови собеседника слегка приподнялись — первое проявление удивления за весь вечер.

— Это как? — Он подался вперед, явно заинтересовавшись.

— Понимаете, — я встал и уже сам начал ходить туда-сюда, жестикулируя, — вот если аэрозоль спирта распылить в воздухе, в замкнутом пространстве — в данном случае в гильзе патрона, — он взорвется не хуже, чем обычный порох. И даст ту же самую кинетическую энергию, которая происходит от взрыва традиционного пороха.

Я остановился перед ним, видя, как в его глазах загорается понимание.

— Но только представьте себе, сколько затрат уходит на то, чтобы добыть и правильно приготовить порох. Селитру найти, серу, древесный уголь в нужных пропорциях смешать, при этом не взлететь на воздух в процессе. А мастера нужны опытные, специальные мастерские, строгий контроль качества…

Собеседник кивал, явно прикидывая в уме логистику пороховых заводов.

— И сколько затрат потребуется на смесь аэрозоля спирта с воздухом? — продолжил я, разводя руками. — Там же всего и нужно — это пульверизатором… ну, я утрирую, конечно… распылить спирт в воздухе. Кремневым механизмом дать искру — и происходит взрыв.

— И как это будет работать? — Голос собеседника звучал заинтересованно, но я слышал в нем и нотки скепсиса.

Я снова присел на край бревна, стараясь объяснить максимально понятно:

— Понимаете, поверхность тумана из спиртовых капелек очень велика. Когда каждая микроскопическая капля окружена воздухом, контакт с кислородом становится идеальным. Поэтому горение приобретает взрывной характер — почти мгновенное сгорание всего объема смеси.

Я увидел, как он мысленно прокручивает эту информацию, сопоставляя с тем, что знает о горении.

— Кстати, что немаловажно для военного дела, — добавил я, — сейчас, насколько я знаю, по большей степени используется дымный порох. Огромные клубы дыма после каждого выстрела демаскируют позицию стрелка.

— Это так, — подтвердил собеседник. — После залпа ничего не видно, приходится ждать, пока дым рассеется. А в это время, противник явно видит откуда произвели выстрел.

— А вот когда будет взрываться то, о чем я говорю, тогда дыма не будет. — Я опять встал, пытаясь объяснять понятно. — Это же горение спирта — оно дает только газообразные продукты: водяной пар и углекислый газ. А дым — это результат неполного сгорания твердых частиц.

Повернувшись к собеседнику, я увидел, что он задумчиво потирает подбородок.

— Ну, сами посудите, — продолжил я, — самогонные аппараты сделать — совсем не проблема. Чистый спирт получить путем перегонки может каждый деревенский мужик, у которого есть медный котел и змеевик. Технология известна веками, мастера найдутся в каждом уезде.

— Но как это практически реализовать? — спросил собеседник, явно пытаясь представить техническую сторону вопроса.

— А это уже вопрос инженерной мысли, — ответил я, присаживаясь обратно. — Нужен механизм, который в момент перед выстрелом впрыснет точно отмеренную порцию спирта в камору ствола, смешает с воздухом и подаст искру. Сложнее, чем просто засыпать порох, но технически вполне выполнимо даже на уровне мастерских этого времени.

Я сделал паузу, наблюдая за реакцией собеседника. Его лицо оставалось невозмутимым, но я видел, как быстро работает его ум, просчитывая все возможности и последствия.

— Представьте себе преимущества, — продолжил я. — Никаких складов пороха, которые могут взорваться от случайной искры. Никакой зависимости от поставок селитры. Солдат можно обучить изготавливать боеприпасы прямо в поле, имея лишь спирт и простейшее оборудование.

— И никого демаскирующего дыма, — добавил собеседник задумчиво.

— Именно! Скорострельность возрастет в разы, точность стрельбы повысится, логистика упростится. — Я наклонился к нему: — Но понимаете, в чем проблема? Внедрить все это значит полностью перевернуть военное дело. А готово ли общество к таким переменам?

Собеседник долго молчал, переваривая услышанное. Наконец он поднял на меня взгляд:

— Вы говорите о революции в военном деле. Но любая революция несет не только преимущества, но и хаос. Кто первым получит такое оружие, тот получит огромное превосходство над противниками.

— Вот именно поэтому я и не тороплюсь с подобными новациями, — ответил я. — Слишком много неизвестных. Слишком легко нарушить хрупкое равновесие сил.

Собеседник кивнул, и я понял, что он оценил мою сдержанность. В его глазах читалось уважение к тому, что я не стремлюсь слепо внедрять все возможные новшества, а взвешиваю каждое решение.

— Внедрить все это, — медленно произнес он, нервно теребя воротник камзола. — Через завод. Через наши оружейные мастерские в Туле, где лучшие мастера империи трудятся. Производство оружия, которое сейчас существует, моментально устареет, и преимущество в вооружении будет настолько наглядным, что любой противник дрогнет еще до начала сражения.

Он поднялся с места, прошелся по поляне. Его силуэт казался напряженным, словно натянутая тетива. Обернувшись ко мне, он сощурил глаза:

— Очень интересную вещь вы мне сейчас рассказали. И что теперь прикажете со всем этим делать? Как быть с этим грузом знаний, который вы мне на плечи взвалили? — Он на какое-то время замолчал.

— Вы понимаете, — наконец заговорил он, и голос его звучал тише, но от этого не менее угрожающе, — что если эта информация попадет не в те руки? Если о ваших рассказах узнают французские шпионы или, не дай Бог, эти сведения каким-то образом дойдут до Наполеона? То быть большой беде — не только для России, но для всего мира.

Я слегка склонил голову набок, обдумывая ответ.

— Предлагаю вам просто забыть об услышанном, — сказал я наконец, стараясь говорить максимально убедительно. — Ну или воспринять как дополнительные знания, факультатив, если хотите. Теоретические выкладки, не более того.

Он резко повернулся ко мне, брови его сошлись к переносице:

— Забыть? После того, что вы мне рассказали? Понимаете ли вы, что если сейчас с вашей подачи кто-то попытается это внедрить, то ход всей дальнейшей истории изменится кардинальным образом? Раз вы об этом знаете, значит, у вас там, в будущем, уже такое используется? Разве нет?

Я покачал головой:

— Нет. В моем будущем порох используется до сих пор, хотя, должен заметить, в моем будущем и Екатерина Великая умерла в тысяча семьсот девяносто шестом году, как и положено по истории. Так что сейчас моё будущее, скорее всего уже альтернативное, где все может пойти совершенно по-другому.

Я на секунду задумался и потом продолжил:

— В моем времени есть одна поучительная история — называется «Эффект бабочки». — продолжал я. Так там группа современников сделала портал в прошлое, машину времени, если можно так выразиться. И случайно, совершенно случайно, наступили на бабочку в далеком прошлом. Просто раздавили маленькое насекомое, ничего более. Вернувшись в свое время, они обнаружили, что от их мира ничего не осталось — все изменилось до неузнаваемости. Один взмах крыльев бабочки, который не произошел, породил цепочку событий, которая через миллионы лет полностью переписала историю человечества. Это лишь художественное произведение, фильм, — продолжил я, заметив его заинтересованный взгляд, — ну, картинка, которую можно…

Собеседник резко меня перебил, взмахнув рукой:

— Я знаю, что такое фильм! Движущиеся картинки с актерами — попаданцы уже рассказывали.

Он остановился, скрестил руки на груди и продолжал смотреть на меня серьезно.

— Вот именно по этой причине я тоже не хочу изменять историю. Кто знает, к каким катастрофическим последствиям это может привести? Может быть, в результате наших действий Россия станет сверхдержавой, но зато случится что-то еще более ужасное — эпидемия чумы или война, которая уничтожит половину человечества.

Собеседника снова озадачили мои слова и он на какое-то время задумался, его молчание растянулось настолько, что я уже начал беспокоиться. Он стоял неподвижно, глядя в темноту леса.

Когда мне показалось, что пауза затянулась слишком долго и становится неловкой, он вдруг резко повернулся ко мне. Слегка прищурившись, словно оценивая меня заново, он протянул мне руку и сказал с неожиданной теплотой в голосе:

— Меня зовут Иван Дмитриевич. Будете когда-нибудь в Туле — не проходите мимо. У меня там дом на Кремлевской улице, большой, с колоннами. Любой извозчик покажет.

Его мысль на этом, казалось, оборвалась, но, не отпуская мою руку, он продолжил уже другим тоном — более официальным, деловым:

— И что немаловажно, это не просьба и не праздная вежливость из приличия. Я сейчас вам открыто, честно говорю следующее, и прошу отнестись к моим словам со всей серьезностью.

Его хватка стала крепче, почти болезненной:

— Вы будете находиться под пристальным наблюдением. По-хорошему, конечно, но наблюдение это будет постоянным и тщательным. Мне сейчас вас стоило бы, как минимум, посадить под арест, где вы никому не сможете навредить своими знаниями. А еще лучше было бы устранить прямо сейчас, прямо здесь — один удар кинжалом, и проблема решена раз и навсегда.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине. В его словах не было ни капли блефа — он говорил совершенно серьезно, и я понимал, что такой исход вполне возможен.

— А если же вы проявите лояльность к короне и к России, — продолжал он, не ослабляя хватки, — то опять-таки вас нужно будет держать на коротком поводке, под постоянным контролем. Каждый ваш шаг, каждое слово будут отслеживаться и анализироваться.

Неожиданно его лицо смягчилось, и в глазах появилась почти дружеская искорка:

— Да вот понимаете, чем-то вы мне симпатичны. Импонируете, так сказать. Может быть, вашей честностью или тем, что не пытаетесь мне лгать и выдавать желаемое за действительное.

Я не выдержал напряжения и прыснул от неожиданности такого поворота в разговоре. Контраст между угрозами и внезапно проявленной симпатией показался мне комичным.

— Слова-то какие знаете! — не удержался я от легкой насмешки. — «Импонируете»… Где только научились?

Тот отмахнулся с усмешкой, явно не обидевшись на мою реплику:

— С такими, как вы, пообщаешься, и не такие словечки подхватишь, — фыркнул он с явным весельем. — Попаданцы, временные странники — народ образованный, культурный. Поневоле словарный запас расширяется.

Затем его лицо снова стало серьезным:

— Но я очень надеюсь, что вы меня правильно поняли и услышали. И сейчас, когда мы расстаемся, мы расстаемся не как враги, а как люди, которые понимают друг друга. По крайней мере, я на это рассчитываю. Только помните — каждый ваш шаг будет известен. И если вы попытаетесь сбежать или, не дай Бог, передать кому-то свои знания…

Он не договорил, но смысл был ясен. Между нами снова повисла тишина, тяжелая и многозначительная.

— Помните наш разговор. И будьте осторожны — время сейчас такое, что одно неосторожное слово может стоить не только вам жизни, но и изменить судьбу целых народов.

— И еще одно. Если вдруг передумаете и захотите поделиться своими знаниями во благо Отечества — обращайтесь только ко мне. Никому больше не доверяйте. Слишком многие готовы использовать такую информацию в корыстных целях.

Я просто кивнул, не став отвечать вслух.

— И да, еще одно, — добавил он. Голос звучал все так же спокойно, но в нем появилась какая-то металлическая нотка, которой раньше не было.

Он медленно повернул голову в мою сторону, и я увидел, как в его глазах мелькнуло что-то жесткое, непреклонное. Пауза затянулась — он словно взвешивал каждое слово, которое собирался произнести.

— В случае необходимости, — начал он, делая акцент на каждом слове, — государственной необходимости, мы будем вас привлекать к государевым делам с учетом ваших… — он на мгновение запнулся, подбирая формулировку, — знаний из вашего будущего.

Теперь он развернулся ко мне полностью, и я почувствовал, как его взгляд буквально пронизывает меня насквозь. В воздухе повисла тишина.

— Это не обсуждается, — добавил он с той же невозмутимостью, с какой говорят о погоде. — Имейте это в виду.

Я кивнул, стараясь не выдать своего волнения, но тут же, словно против воли, спросил:

— А если я откажусь?

Вопрос повис в воздухе. На лице собеседника появилась едва заметная, холодная улыбка — не злая, скорее снисходительная, как у взрослого, объясняющего ребенку очевидные вещи.

— Поймите, — сказал он тихо, но в его тоне прозвучала такая убежденность, что мне стало не по себе, — у вас не будет выбора.

Эти слова прозвучали не как угроза — скорее как констатация факта, как сообщение о том, что завтра взойдет солнце. Он развернулся и направился в сторону охранников, которые терпеливо его ждали.

Я же остался стоять на месте, провожая его взглядом и понимал, что моя жизнь только что изменилась окончательно и бесповоротно.