Воронцов. Перезагрузка. Книга 5

Глава 22

На следующий день, ближе к обеду, приехал Ричард. Видно было, что он еле на ногах держится, видать, эту ночь тоже практически не спал. Бледное лицо его осунулось, под глазами залегли тени, а плечи поникли от усталости. Тем не менее, он старался держаться прямо, как истинный английский джентльмен.

Я пожурил его за это, покачав головой с отеческой заботой:

— Ричард, ты себя совсем не бережёшь. Так и свалишься ненароком.

Тот только отмахнулся, бодрился и улыбался через силу. Я спросил:

— Будешь кушать? Анфиса щи наварила знатные.

Тот отрицательно покачал головой, мол, Иван Филиппович накормил на дорогу — кашей гречневой с маслом да молоком парным напоил.

— Тогда иди переоденься да отправляйся-ка ты, Ричард, в баню, — решительно сказал я, хлопнув его по плечу. — Сейчас же скажу Илье, чтоб тот протопил и сам лично попарил тебя веником. Да чтобы квасу с водой намешал, чтоб ты хлебного запаха учуял. Русская банька, она все хвори выгоняет и силы восстанавливает.

Ричард хотел было что-то возразить, но я не стал слушать и направился к Илье, который как раз колол дрова во дворе.

— Илья! — окликнул я его. — Баню топи, да хорошенько! Ричард приехал уставший, надо его на ноги поставить. Берёзовых веников не жалей, да квасу с водой приготовь.

— Дак с утра затопили, Егор Андреевич, — кивнул Илья, подхватывая топор. — Жар такой — что надо! Сегодня с мужиками хотели попариться.

— Ну и отлично. Сейчас нашего англичанина туда направлю, а ты уж попарь его от души. Только чтоб та самая душа в теле осталась, — улыбнулся я. Илья кивнул, тоже заулыбавшись.

Вернувшись к Ричарду, я отправил его в баню, сказав, что та уже оказалась протопленной. И тот, пошатываясь от усталости, побрёл по помосту, где его уже перехватил Илья.

«Эх, заморский гость, — подумал я с улыбкой, — сейчас узнаешь, что такое настоящая русская баня!»

Через пару часов, проходя по деревне, я увидел, как Ричард выходит весь раскрасневшийся, распаренный из бани. Лицо его, только что бледное и изможденное, теперь горело здоровым румянцем. Шёл он не как прежде — еле передвигая ноги, а легко и свободно, будто заново родился.

— Ну что, Ричард, как тебе русская банька? — спросил я его, подходя ближе.

Тот блаженно улыбнулся и расплылся в такой счастливой улыбке, какой я у него ещё не видывал:

— Егор Андреевич, это какое-то чудо. Весь этот пар, весь этот дух! А как Илья веником меня отхлестал, так это вообще уму непостижимо! — Ричард активно жестикулировал, пытаясь передать свои ощущения. — А потом ещё, когда холодной водой с ведра окатил несколько раз, а потом снова в парную… это что-то невероятное, Егор Андреевич! В Англии у нас ничего подобного нет. Это как… как будто заново родился!

Глаза его блестели, а кожа приобрела здоровый оттенок. Даже осанка выпрямилась, и он больше не выглядел измученным.

Я был доволен, что ему понравилась русская баня и улыбнувшись, сказал:

— Вот теперь ты понимаешь силу русской бани! Она не просто тело, она и душу чистит. Иди отдыхай теперь, наберись сил.

Ричард согласно кивнул, но не спешил уходить. Видно было, что ему не терпится поделиться новостями.

— А Петька как? — спросил я, понимая, что именно он хочет рассказать.

Тот хотел было долго-долго рассказывать про состояние Петьки, но я ограничился тем, что уточнил:

— С ним все хорошо? Лечение помогает?

— Да-да, Егор Андреевич! — оживился Ричард. — Жар спал, и отвар из трав, который вы посоветовали, творит чудеса. Петька даже сегодня утром попросил щей. Это хороший знак, правда?

— Отличный знак, — подтвердил я. — Значит, пошёл на поправку. Коли уж аппетит вернулся — значит, скоро будет как новенький.

Ричард облегчённо вздохнул, поблагодарил меня ещё раз за баню и отправился отдыхать.

А на следующий день, как это обычно бывает, к обеду, приехал обоз. Игорь Савельевич прибыл за досками. Его повозки, груженные товаром, медленно подъехали к ангару. Сам Игорь Савельевич восседал на передней телеге, в добротном кафтане. Несмотря на то что путь был неблизкий, выглядел он бодрым и жизнерадостным.

— Егор Андреевич! — громогласно приветствовал он меня, спрыгивая с телеги с удивительной для его комплекции лёгкостью. — Рад вас видеть в добром здравии!

— И тебе не хворать, Игорь Савельевич, — ответил я, пожимая его крепкую руку. — Как дорога? Не беспокоили лихие люди?

— Бог миловал, — перекрестился купец. — Да и не без охраны мы, — кивнул он на служивых, которые были в его обозе.

Тот, как обычно, привёз муки — три мешка отборной, белой. Мёда привёз — две бочки липового, золотистого, пахучего. Сала привёз много, уже засоленного, завёрнутого в холщовую ткань. Уксуса привёз, который я заказывал, в глиняных бутылях, запечатанных воском.

Работники Игоря Савельевича начали разгружать товар, а мы с ним прошли к ангару, где хранились приготовленные для него доски. Фома, уже ждал нас там, готовый показать товар.

— Смотри, Игорь Савельевич, — с гордостью сказал Фома, проводя рукой по гладкой поверхности доски. — Сосна отборная, без сучков, высушенная как положено.

Игорь Савельевич внимательно осмотрел доски, постучал по ним костяшками пальцев, даже понюхал.

— Добрый товар, — наконец изрёк он. — Как всегда, Егор Андреевич, у вас всё высшего качества.

Мы отдали ему доски, за которые он рассчитался в полной мере, не торгуясь и не скупясь. Мужики сложили всё аккуратно на телеги, перевязали верёвками, чтобы в дороге не растерять.

Затем погрузили ещё один товар — стекло в ящиках, листовое, бережно упакованное в солому.

— Вот, как обещал, — сказал я, показывая на ящики. — Стекло, чистейшее.

Игорь Савельевич кивнул, довольный сделкой. Я же сказал Фоме:

— Готовься, поедешь вместе с Игорем Савельевичем.

Фома понимающе кивнул.

Мы поставили на телеги к купцу два ящика с бутылками, тоже подготовленные к дороге так, чтоб не побились. А ещё я отдал Фоме особый товар — набор из шести чашек и шести блюдец из фарфора.

— Если получится, продай как один комплект, — наказал я ему. — Человеку, который достойно оценит.

Тот почесал бороду, прищурился:

— А ежели будет ажиотаж, как в прошлый раз? Помните, чуть до драки не дошло?

Я усмехнулся, вспоминая тот случай.

— Ну, коли так, то до драки не доводи, — рассудительно ответил я. — Разбей его на два, по три чашки и блюдца, или на три, по две. В общем, сам разбирайся, тебе виднее. Главное, чтобы цена была достойная, и чтобы в хорошие руки попал товар.

— Не сомневайтесь, Егор Андреевич, — заверил меня Фома.

Игорь Савельевич, пока Фома собирался, отозвал меня в сторонку.

— Егор Андреевич, — купец понизил голос, поглаживая свою пышную бороду, — хотел спросить: хороший ли инструмент медицинский, что я достал? Сгодился ли?

Я кивнул, благодарно похлопав его по плечу:

— Дa, хороший, Игорь Савельевич. И как раз вовремя он нашёлся, за что отдельная благодарность тебе.

Глаза купца заблестели от любопытства. Он огляделся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто, и спросил тише:

— А для каких таких целей понадобился этот инструмент? — вопрос был задан ненавязчиво, но было видно, что тому интересно.

Я задумался на мгновение. Рассказывать о том, как мы оперировали Петьку, не хотелось — лишние разговоры ни к чему. Как раз в этот момент мимо крыльца проходил Ричард.

Я кивнул на англичанина:

— Это ему нужно, он у нас лекарь. Так пусть занимается.

Не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что инструментом уже попользовались в полной мере.

Купец проводил Ричарда взглядом, в котором читалось некоторое недоверие к иноземцу, но расспрашивать дальше не стал, удовлетворённо кивнул, принимая мой ответ. Некоторое время он стоял молча, словно что-то обдумывая, покачиваясь с пятки на носок. Потом вдруг встрепенулся:

— Лекарь, значит, — задумчиво протянул он. — Оно и видно — руки у него не как у мужика нашего, белые да ухоженные.

Я задумался на мгновение, а потом, решил заказать ему работу для кузнеца. Быстренько взял лист бумаги и начертил на нём схему примитивной буржуйки.

— Смотри, — говорил я, вычерчивая детали. Нарисовал именно корпус её, подумав, что трубу выведем из глины, чтобы кузнец не заморачивался, а вот сам корпус, чтобы сделал из толстых листов железа, спаяв или склепав их между собой так, чтобы было герметично.

— Вот тут, — я указал на верхнюю часть чертежа, — нужно сделать прорези для того, чтобы можно было на ней готовить.

Игорь Савельевич наклонился ближе, внимательно изучая мой рисунок. Его густая борода почти касалась бумаги.

Я продолжал:

— А здесь пусть сделает кругляши, чтобы закрывать эти прорези, — мой палец обвёл соответствующее место на чертеже. — Вот тут дверка, куда дрова закидывать. На петлях пусть сделает. А тут поддув, чтоб можно было регулировать, сколько воздуха поступает. А вот здесь отверстие для вывода трубы.

По мере того, как я объяснял, глаза Игоря Савельевича загорались всё сильнее. Он кивал, иногда задавал уточняющие вопросы, но в основном молчал, позволяя мне закончить мысль.

Когда закончил все это дело конспектировать, я отдал лист бумаги Игорю Савельевичу, прикинув так, что с остальным и Петька справится. Всё-таки что-что, а с железом он работать умеет.

— Вот, — сказал я, указывая на чертёж, — делать полностью всю буржуйку у нас нет ни металла столько, ни возможности. Всё-таки печь не позволит так прокалить металл, чтобы по углам можно было его хорошо сковать или запаять.

Игорь Савельевич внимательно изучал чертёж, время от времени кивая. Его толстые пальцы бережно держали лист, словно это было что-то хрупкое и ценное.

— Интересная штуковина выйдет, — пробормотал он себе под нос. — Сами придумали али видели где?

— Придумал, придумал, — буркнул я. — Чтобы в следующий раз привёз. Причём пусть сделает кузнец 3 штуки. Думаю, пригодится в деревне, может, в какую избу поставим, где совсем холодно зимой будет.

Купец кивнул, аккуратно складывая чертёж и пряча его за пазуху:

— Сделаем, Егор Андреевич. Кузнец у нас в городе мастеровитый, такую штуку осилит без труда. К следующему приезду привезу, не сомневайтесь.

Мы двинулись обратно к обозу, где уже всё было готово. Фома переминался с ноги на ногу, готовый к дороге, за спиной у него висел небольшой мешок с пожитками. Уже перед самым отъездом я вспомнил ещё об одном важном деле:

— Да, Игорь Савельевич! Чуть не забыл. Ещё заказываю тебе, чтобы следующей ходкой привёз штук пять свиней живых. Мы их здесь заколем.

Зима не за горами, а запасов солонины у нас маловато. Да и свежатинки отведать не помешает.

Купец кивнул с пониманием:

— Сделаем, Егор Андреевич. Подберу вам свиней хороших, упитанных.

— И кожи прочной, но мягкой привези с пол десятка лоскутов.

— Привезу, не сомневайтесь.

Телеги были уже загружены, лошади запряжены и нетерпеливо переминались, готовые тронуться обратно в путь.

— Ну что ж, пора, — сказал Игорь Савельевич, протягивая мне руку. — Бывайте, Егор Андреевич. До следующего раза.

Я крепко пожал его ладонь:

— Счастливого пути. Берегите себя.

Как обычно, отказавшись от обеда, он с обозом уехал обратно в Тулу. Я стоял на крыльце и смотрел, как телеги медленно удаляются, поднимая за собой клубы пыли на дороге. Фома сидел на одной из телег, о чём-то оживлённо беседуя с работником Игоря Савельевича.

Когда обоз скрылся за поворотом, я вернулся в дом, где Машенька уже накрыла на стол и ждала меня пообедать.

После обеда я сходил на лесопилку. Там работа кипела в обычном русле.

Всё было хорошо — опилки пережигали для будущей поташи в специальных ямах, где они медленно тлели, выделяя густой белый дым. Уголь тоже делался в яме. Мужики внимательно контролировали процесс.

Брёвна пилились с ритмичным скрежетом, который эхом разносился по округе. Свежераспиленные доски складывали аккуратными штабелями под навесом, где они должны были просохнуть.

От кузницы тоже шёл дымок. Видать, Семён что-то делали с Митяем. Через открытые ворота кузни были видны всполохи яркого пламени.

Я собрал всех мужиков, и когда они обступили меня кругом, отирая пот со лбов и разминая натруженные плечи, слегка наругался на них, что те до сих пор не сделали откосы из брёвен возле моста и колеса водяного.

— Вы что же думаете? — начал я с напускной суровостью, скрестив руки на груди. — По весне, когда с большой водой пойдёт лёд, и весь мост поломает, так и быть тому? Так что, после ледохода придётся заново мост делать? А? Гораздо проще сейчас сделать откосы, тем более я вам об этом говорил уже дважды!

Мужики виновато склонили головы, переминаясь с ноги на ногу, как нашкодившие мальчишки. Федор, степенно поглаживая седеющую бороду, заговорил за всех:

— Виноваты, Егор Андреевич. Каемся, что всё в работе и руки не доходят. Пилим, строгаем, уголь жжём, поташь варим — кругом забот полон рот, а день-то короткий стал, не успеваем.

Я понимающе кивнул, смягчая тон. Работы действительно было много, и каждый трудился в поте лица от зари до зари.

— Вот что, — сказал я, подумав, — давайте ещё напилите досок на пару партий для Игоря Савельевича и нам с запасом. Оба ангара набейте — и тот, что возле деревни, и этот. Скажем так, для своих нужд, зимой мало ли понадобится. А потом уже, после этого, будем колесо на зиму снимать, да законсервируем его.

— Это как законсервируем? — спросили сразу мужики, переглядываясь между собой с недоумением. Для них это слово было незнакомым, чудным.

Я, отмахнувшись, поняв, что опять ляпнул лишнее, поспешно ответил:

— Покажу, — коротко сказал я, а те лишь покивали, переваривая сказанное. — Потом еще объясню, как укрепить опоры, чтоб льдом не снесло.

Мужики тут же оживились, глаза их загорелись интересом. Видно было, что им не терпится узнать, как это лучше сделать.

— А ну-ка расскажите, Егор Андреевич, — подался вперёд Фёдор. — Кто будет посвободнее, уже может начать работу. Мы с Прохором как раз завтра подсобить можем.

Ну, я вкратце рассказал, обрисовывая руками в воздухе задуманную конструкцию:

— Нужно будет брёвна друг возле дружки установить как забор, под углом в сторону течения, — начал я, присев на корточки и чертя палкой на утоптанной земле. — Такую стену сделать треугольником, закрепить их сверху, посередине и снизу между собой — скобами, гвоздями… В общем, стянуть, чтобы была уверенная конструкция.

Мужики обступили меня плотнее, внимательно следя за моими движениями и вслушиваясь в каждое слово. Я продолжил:

— А после этого этот треугольник поставить так, чтобы опора была как раз посередине, и забросать всё это дело изнутри большими камнями. Так она и устойчивая будет, и мост крепче держаться будет. И так нужно сделать у каждого столба.

Мужики покивали, почёсывая в затылках и бородах, оценили идею и, переглянувшись между собой, дружно сказали, что сделают. Видно было, что задумка им пришлась по душе — простая, но надёжная.

Поговорив ещё немного о деталях предстоящей работы, я спросил у Семёна, сколько угля получилось запасти на зиму. Тот, поразмыслив и что-то прикинув в уме, сказал:

— Где-то с полсотни мешков будет, Егор Андреевич. И ещё чуток подкопим, как время выдастся.

— Хорошо, значит, зимой будет чем кузницу топить, — одобрительно кивнул я.

Семён же, почесав затылок, поинтересовался с озабоченным видом:

— А как с поддувом зимой будет, Егор Андреевич? В мороз-то без поддува останемся — колесо то остановится, а нам жар нужен сильный.

Я ответил, что обязательно что-нибудь придумаю. Мысли уже крутились в голове. Но это уже была забота на потом.

Распрощавшись с мужиками и дав последние указания, к вечеру я вернулся в Уваровку. Тут меня снова поймал Петька — выскочил откуда-то сбоку, словно ждал меня. Я думал, опять будет про сани что-то расспрашивать. Но нет, повёл к себе во двор к небольшому сарайчику.

И стал показывать, как он лыжи делает. Он до этого расколол не толстые брёвна, вытесал ровные дощечки из них — сантиметра по три толщиной. И уже под паром изогнул концы и закрепил в распорки, которые удерживали форму.

Я внимательно осмотрел его работу, взял одну из заготовок в руки, полюбовался изгибом. Дощечка была гладкая на ощупь, без заноз, с аккуратно поднятым и закреплённым носком.

— Вроде бы хорошо получается, — одобрительно кивнул я. — А из чего ремешки сделаешь?

— Из кожи, Егор Андреевич, — с гордостью ответил Пётр, показывая на разложенные в углу полоски выделанной кожи.

— Ну и отлично, — похвалил я его.

В общем, работы ещё много было, но он уже начал, и начал правильно. Я же слегка пожурил его:

— Ты за всё-то не хватайся, а то и сани делаешь, и вот лыжи делаешь, ещё и мужикам помогаешь то там, то сям. Так ни одно дело до конца не доведёшь.

Пётр, улыбнувшись своей открытой улыбкой, сказал:

— Так, Егор Андреевич, я же чередую! Лыжи поставил в зажимы, чтоб форму принимали, сам санями занимаюсь или мужикам помогаю. Всё по очереди, не враз.

— Ну ладно, смотри, дело твоё, — не стал я спорить. — Главное, чтоб всё у нас получилось и ладилось, а то если за всё хвататься, то что-то можно забыть или упустить.

С этими напутствиями и словами я пошёл домой, где меня ждала Машенька. Они с Анфиской расстарались и сделали вкусный ужин. Ещё с порога я почуял такие ароматы, что живот сам собой заурчал от предвкушения.

Войдя в горницу, я увидел накрытый стол. Посередине стояло жаркое в большой глиняной миске — кусочки мяса, румяные, сочные, с корочкой, перемешанные с картошкой и морковью, от которых шёл пар, наполняя комнату аппетитным запахом. Рядом — деревянное блюдо с квашеной капустой, жёлтой от моркови, с брусникой и клюквой, от которой исходил кисловатый, бодрящий аромат. В плетёной корзинке горкой лежали ржаные лепёшки, ещё тёплые, только что из печи.

— Садись, хозяин, — улыбнулась Машенька, вытирая руки о передник. — Отужинаем, пока всё горячее.

Я с удовольствием уселся за стол, принюхиваясь к аппетитным запахам. Анфиса, тут же поставила передо мной кружку с квасом — тёмным, с пеной, холодным, аж запотевшим.

— Вот, барин, отведайте, — щебетала она, подкладывая мне в тарелку самые лучшие куски мяса. — Мы с Марией Фоминичной старались.

Я отхлебнул кваса — ядрёный, с кислинкой и лёгкой хмельной ноткой, как раз такой, как я любил. Потом зачерпнул ложкой жаркое — мясо таяло во рту, картошка была мягкой, пропитанной мясным соком и специями. Капуста хрустела на зубах, освежая вкус после сытного жаркого.

— Ну и мастерицы же вы, — похвалил я, отламывая кусок лепёшки и макая его в подливку. — Такого жаркого я в жизни не едал.

Анфиса зарделась от похвалы, а Машенька засмеялась звонко, как колокольчик.

— А вы попробуйте ещё вот это, — Анфиса подвинула ко мне небольшую мисочку с чем-то, похожим на соус, тёмно-красным, с пряным запахом. — Это я по-особому сделала, с ягодами и мёдом.

Я макнул в соус кусочек мяса и отправил в рот. Вкус был необыкновенный — сладковатый от мёда, с кислинкой от ягод и каким-то особым, пряным оттенком, который я не мог определить.

— Что там ещё положила? — спросил я с набитым ртом, не в силах оторваться от еды.

— Перчика чуточку, — с гордостью ответила Анфиса. — И травы сушёные — я их с собой привезла.

Мы ужинали не спеша, наслаждаясь каждой ложкой. За окном уже стемнело, в печи потрескивали дрова, бросая тёплые отблески на стены. Анфиса подбросила в печь пару лучин, и комната наполнилась мягким, колеблющимся светом.

После жаркого Машенька принесла ещё одно блюдо — печёные яблоки с мёдом и лесными орехами. Яблоки были мягкими, ароматными, с коричневой корочкой сверху, а внутри — с начинкой из толчёных орехов, смешанных с мёдом.

— Это ещё что за диво? — удивился я, пробуя необычное лакомство.

— Это я придумала, — застенчиво ответила Машенька. — Помнишь, ты рассказывал, что в столице едят яблоки печёные? Вот я и решила попробовать, только по-своему.

Я с удовольствием съел два яблока, запивая их травяным чаем с мёдом, который Анфиска заварила в самоваре.

После ужина мы ещё долго сидели за столом, неспешно беседуя. Я рассказывал про дела на лесопилке, про то, что мост нужно укрепить перед зимой, про Петькины лыжи. Машенька слушала внимательно, иногда вставляя вопросы или замечания. Анфиска же, убрав со стола и перемыв посуду, ушла домой.

Я сидел глядя на лицо Машеньки, освещённое мягким светом лучины, и не мог ею налюбоваться.