Воронцов. Перезагрузка. Книга 5

Глава 19

Наконец Ричард поднял голову и посмотрел в сторону флигеля.

— А что это за аппарат вы там мастерили с самого утра? — спросил он, кивнув в ту сторону. — Вы говорили что-то о сне без боли. Этот аппарат как-то с этим связан?

В его голосе слышалось искреннее любопытство, смешанное с профессиональным скептицизмом. Он явно пытался понять, как мы можем помочь ему в хирургии.

— Это наша тайна, — сказал я загадочно. — То, что может изменить не только судьбу нашего пациента, но и всю медицину.

Ричард склонил голову набок, изучая меня взглядом.

— Егор Андреевич, вы же понимаете, что я не могу оперировать вслепую? Если у вас есть какое-то средство, которое поможет пациенту, я должен знать о нем всё. Как оно действует, какие побочные эффекты, сколько времени длится действие…

— Знаешь что такое эфир? — спросил я вместо ответа.

— Конечно. Летучая жидкость, растворитель. Используется в химии, иногда в медицине как наружное средство. — Ричард нахмурился. — Но причем здесь эфир?

— А ты знаешь, что происходит, если его пары вдыхать?

— Это опасно, — быстро ответил Ричард. — Может вызвать отравление, головокружение, потерю сознания…

Он замолчал, и я видел, как в его глазах медленно загорается понимание.

— Потерю сознания, — повторил он тише. — Вы хотите сказать…

— Именно это я и хочу сказать, — кивнул я. — Управляемая потеря сознания. Сон без боли. Такой глубокий, что человек ничего не почувствует, но при этом будет жив.

Ричард медленно выпрямился. На лице его отражалась борьба между восхищением и ужасом.

— Это… это невозможно, — пробормотал он. — Я никогда не слышал о подобном. В университете нам говорили, что эфир — яд.

— Многие лекарства в больших дозах становятся ядом, — заметил я. — Дело в дозировке и способе применения.

Митяй встал и подошел к окну, откуда была видна мастерская.

— Значит, вот зачем мы всю ночь мастерили эту штуковину, — сказал он с восхищением. — Чтобы усыпить человека на время операции.

— Если это сработает, — добавил я осторожно.

Ричард долго молчал, переваривая услышанное. Наконец он поднял голову.

— Покажите мне этот аппарат, — сказал он решительно. — Я должен понимать, с чем имею дело. И объясните мне все подробно — как это должно работать, сколько времени продлится действие, как вывести человека из этого состояния.

Ближе к обеду из-за леса показались два всадника. Солнце стояло высоко, и в его лучах клубилась пыль от копыт. Лошади шли размашистой рысью, но даже издалека было видно, что они на пределе сил.

— Наши возвращаются! — крикнул Захар, приставив ладонь козырьком ко лбу.

— Лишь бы всё нашли, — тихо сказал я, чувствуя, как напряжение сжимает грудь. От успеха этой поездки зависело слишком многое.

Когда всадники приблизились к воротам, я разглядел Пахома и Никифора. Лица у них были усталые, но довольные. Соскочив чуть ли не на ходу, они кинули поводья Степану. Тот ловко подхватил все четыре узды и повел лошадей к колодцу.

— Степан, не торопись! — крикнул я. — Пусть сначала отдышатся, а потом уже напоишь!

Лошади были в густой пене, бока их вздымались часто и тяжело. Еще немного — и загнали бы насмерть. Степан кивнул:

— Так и хотел, барин — за колодцем есть где выгулять, — ответил тот и, зайдя за колодец, где было больше свободного пространства, начал медленно выгуливать животных по кругу, давая им остыть.

Пахом, все еще отдуваясь после скачки, подошел ко мне и с торжествующим видом вручил небольшую склянку из темного стекла.

— Это серная кислота, — сказал он, утирая пот с лба. — У немца-алхимика нашли. Торговался долго, проклятый скряга. Говорит, купоросным маслом называют, для травления металлов использует.

Я осторожно взял склянку, чувствуя тяжесть жидкости внутри.

— А это спирт, — Пахом протянул вторую склянку, побольше первой. — В аптеке достали. Аптекарь клялся, что чище этого не сыщешь во всей округе. Очищенный, говорит, специально для лечебных целей.

Я поднял склянку к свету — жидкость была кристально прозрачной, без единого помутнения.

Никифор тем временем достал из седельной сумки завернутый в холстину сверток.

— А это инструмент, — с гордостью произнес он, разворачивая ткань. — Игорь Савельевич все собрал, как вы просили. Сказал, что эти штуки для тонкой работы нужны.

В холстине лежали небольшие медные воронки разных размеров, тонкие трубочки, мерные чашечки и даже крошечные весы с набором гирек, скальпели, иглы, щипцы и все остальные инструменты, которые Ричард указывал в списке.

— Молодцы, — сказал я, не скрывая облегчения. — Все нашли, что требовалось. А теперь кушайте и отдыхайте. Спасибо вам.

Пахом и Никифор поклонившись, направились к кухне, где их уже ждала Анфиса с горячим обедом. Я же подозвал к себе Ричарда и Митяя.

— Пойдемте, — сказал я им. — Настало время самого главного.

Мы зашли ко мне во флигель.

— А теперь будем делать эфир, — объявил я, ставя склянки на стол.

Митяй присвистнул и почесал затылок.

— И как же это делается, Егор Андреевич?

— Сейчас увидишь. Но сначала запомни главное — то, что мы сейчас будем делать, смертельно опасно. Серная кислота может прожечь дыру в человеке, пары ядовиты, а эфир может вспыхнуть от малейшей искры.

Я достал дистиллятор и еще раз осмотрел все соединения. Каждый шов, каждая пайка должны были быть идеальными — малейшая течь могла обернуться катастрофой.

— Митяй, принеси воды в тазу. Холодной. И постоянно меняй ее — вода должна быть ледяной, — приказал я, устанавливая змеевик в охлаждающую ванночку.

Пока Митяй бегал за водой, мы с Ричардом приступили к самой опасной части — смешиванию компонентов. Я взял маленькую медную воронку и осторожно начал переливать спирт в основную колбу дистиллятора.

— Запомни, — сказал я Ричарду, — спирт всегда добавляют первым. А потом уже кислоту. И по капле, понимаешь? По капле!

Он кивнул, но я видел в его глазах страх. И правильно делал, что боялся.

Взяв склянку с серной кислотой, я откупорил ее. Резкий, едкий запах тут же заполнил помещение, и мы невольно отшатнулись.

— Дышать надо через мокрую тряпку, — посоветовал я, и мы завязали нос и рот влажными платками, смоченными в воде, таз с которой как раз принес Митяй.

Я начал добавлять кислоту по каплям. Каждая капля, попадая в спирт, вызывала бурное шипение и выделение тепла. Смесь начинала закипать, и я поспешил уменьшить скорость добавления.

— Видите? — пояснил я сквозь платок. — Идет химическая реакция. Спирт и кислота соединяются, образуя новое вещество. Но процесс этот очень бурный.

Колба нагревалась так сильно, что я едва мог держать ее в руках. Пришлось обернуть дно мокрой тряпкой.

— А теперь самое сложное, — сказал я, когда последняя капля кислоты исчезла в смеси. — Нужно нагревать, но очень осторожно. Слишком сильно — и все взлетит на воздух. Слишком слабо — реакция не пойдет.

Развел небольшой огонь и поставил колбу на железную подставку. Пламя должно было едва касаться дна.

— Митяй, следи за водой в ванночке, — приказал я. — Как только нагреется — сразу меняй на холодную.

Первые пары показались минут через десять. Они были почти невидимыми, но я знал — эфир начинает образовываться. Пары поднимались по горлышку колбы, попадали в змеевик, где охлаждались холодной водой, и начинали конденсироваться в жидкость.

— Смотри, — шепнул я Ричарду, указывая на стеклянную бутылочку под змеевиком. — Видишь? Капли начинают появляться.

И действительно, первые капли прозрачной жидкости медленно стекали по трубке и падали в приемную емкость. Каждая капля была на вес золота — это был эфир, хотя и неочищенный, с примесями.

— А почему он такой мутный? — спросил он, вглядываясь в бутылочку.

— Примеси, — объяснил я. — Альдегиды, остатки кислоты, другие вещества.

Процесс шел медленно. За час набралось едва на донышко бутылочки. Но я не торопился — спешка в таком деле могла стоить жизни.

— Барин, а что будет, если это вдохнуть? — спросил Митяй, когда в бутылочке набралось уже с палец жидкости.

— Сначала головокружение, — ответил я, не отрываясь от наблюдения за процессом. — Потом человек теряет сознание. А если много — может и не проснуться. Потому и маска нужна — чтобы дозировать точно.

Вскоре огонь под колбой начал затухать. Я подкинул еще несколько щепок, но осторожно — температура не должна была резко подскочить.

— Митяй, открой окно пошире, — попросил я. — Пары накопились, нужно проветрить.

Свежий воздух ворвался в помещение, и сразу стало легче дышать.

Еще через час в бутылочке было уже достаточно эфира. Жидкость оставалась мутноватой, но запах становился более знакомым — тот самый сладковато-резкий аромат, который я помнил по описаниям.

— Думаю, хватит, — решил я, гася огонь под колбой. — Этого будет достаточно.

Митяй облегченно вздохнул.

— А теперь самая опасная часть, — предупредил я. — Нужно остудить колбу и слить остатки. Но осторожно — там кислота.

Мы поставили в большой таз с холодной водой всю колбу целиком. Пар от неё поднимался густыми клубами.

— Видишь, какая была температура? — показал я на запотевшие стенки. — Еще чуть-чуть, и все могло взорваться.

Когда колба остыла, я осторожно слил остатки смеси в отдельную емкость. Жидкость была темной, почти черной — кислота вступила в реакцию не только со спиртом, но и с примесями.

— Это нужно закопать подальше от дома, — сказал я Митяю. — И руки не забудь вымыть с мылом. Кислота может разъесть кожу даже через несколько часов.

Эфир в стеклянной бутылке источал резкий, но не неприятный запах. Я осторожно закупорил сосуд пробкой, обмотанной воском — ни капли не должно было пропасть даром.

— Ну что, — сказал я, снимая мокрый платок с лица, — первый этап позади. Эфир у нас есть.

Ричард кивнул, все еще не до конца веря в то, что мы действительно создали это загадочное вещество.

— Митяй, грузи инструменты, — скомандовал я, укладывая в кожаную сумку скальпели, щипцы и иглы с шелковыми нитями. — Степан, маску и грушу не забудь. Ричард, ты готов? — спросил я его.

Он утвердительно кивнул и собрав все необходимое, мы направились в соседнюю деревню. Дорога петляла между полями и темными перелесками. Я всякий раз с тревогой думал о том, чтобы бутылка с эфиром по дороге не лопнула. Одна трещина — и вся работа насмарку.

— Далеко еще? — спросил Митяй, поправляя сбившийся с плеча мешок с инструментами.

— Нет, тут всего то верст пять, скоро приедем, — ответил Степан, щурясь на солнце.

Ричард молча ехал рядом со мной, по его лицу было видно, что он опять и опять прокручивает в голове предстоящую операцию.

В деревне нас встретил Иван Филиппович. Лицо его было измучено бессонной ночью, проведенной у постели больного.

— Слава богу, приехали, — выдохнул он с облегчением. — Петька совсем плох. Стонет лежит. Но ваш отвар жар сбивает и Петька говорил, что и болеть стало чуть меньше. А сейчас вот снова плохо.

Мы прошли в горницу, где на широкой лавке лежал Петька и даже в полузабытьи постанывал и морщился от боли.

Понимая, что все может затянуться, я сказал Ивану Филиповичу:

— Приготовь лучины. Много. Света нужно будет достаточно.

Тот кивнул и отправился готовить осветление. Скоро в доме запахло смолой — он связывал лучины в пучки и устанавливал их в железные держатели по всей горнице.

Мы со Степаном и Митяем принялись готовить место для операции. В воздухе висело напряжение — каждый понимал, что от следующих часов зависит жизнь Петьки. Широкий дубовый стол пришлось подвинуть поближе к лавке, где лежал больной. Ричард расстелил на столешнице чистую простыню, разгладив каждую складку, а рядом разложил инструменты. Скальпели разных размеров, костные кусачки, пинцеты, изогнутые иглы — все блестело от тщательной обработки спиртом.

— Митяй, — обратился я к парню голосом тише обычного, — проверь еще раз всю систему с маской. Каждое соединение. Если что-то подведет во время операции…

Я не договорил, но Митяй понял и лишь кивнул. Он проверил кожаную грушу, прощупал каждый сантиметр кишки, посмотрел на стеклянную колбочку с эфиром.

Пока он возился с трубками и стеклянной колбочкой, я объяснил Ивану самое главное, положив руку ему на плечо:

— Слушай внимательно, Иван Филиппович. В печи нужно нагреть до красна несколько железных прутов. Будем прижигать сосуды, если кровотечение начнется. И держи их наготове всю операцию. Видишь, что с племянником твоим — ребра сломаны, легкое пробито, плечо вывихнуто. Одного неловкого движения достаточно, чтобы он истек кровью.

Иван молча кивнул, и я увидел, как сжались его челюсти. Он принялся раздувать огонь в печи, подкладывая сухие поленья. Пламя взметнулось вверх, и вскоре железные стержни зашипели, накаляясь добела.

Ричард спиртом тщательно обработал свои руки — долго, методично, до локтей. Затем велел и нам сделать то же самое. Резкий запах заполнил горницу, смешиваясь с дымом от лучин и жаром от печки. У меня защипало в носу от едких паров.

— Степан, — позвал я, — тебе предстоит самая тяжелая работа. Когда Ричард начнет вправлять ребра, нужно будет держать Петьку так крепко, чтобы он не дернулся, даже если эфир отойдет. Понимаешь? Одно неверное движение — и обломок кости может большой беды наделать.

Степан кивнул, его пальцы сжались в кулаки.

— Ну что, — спросил Ричард, оглядывая приготовления, — приступим?

Эфирная система работала исправно. При нажатии на кожаную грушу воздух с тихим шипением проходил через колбочку с эфиром, насыщался парами, смешиваясь с воздухом и поступал в маску. Я несколько раз проверил — все герметично, клапаны функционируют.

— Надеваем маску, — сказал я.

Осторожно, чтобы не переборщить с первой дозой, я приложил маску к бледному лицу Петьки и начал медленно качать грушу. Раз, два, три… Эфирные пары просачивались под кожу маски, и больной невольно вдыхал их. Его веки задрожали, словно он пытался проснуться, но не мог.

Буквально через десять-пятнадцать секунд наркоз подействовал. Петька перестал стонать, мышцы его лица расслабились, дыхание стало глубоким и ровным. Но я знал — в таком состоянии он пробудет недолго.

— Иван Филиппович, — позвал я хозяина, — твоя задача самая важная. Смотри, чтобы пульс был одинаково ровный вот тут, — я нашупал на шее Петьки сонную артерию, слабо бившуюся под пальцами, — и тут, — показал на запястье. — Чувствуешь?

— Да, — кивнул Иван, осторожно прикладывая дрожащие пальцы к указанным местам.

— Вот и следи. И если глаза под веками шевелиться начнут — тоже скажи. Если дыхание участится или замедлится — говори немедленно. От этого зависит жизнь Петьки. Понял?

— Понял, — серьезно ответил Иван, не отрывая пальцев от пульса. По его лицу стекала струйка пота.

— Приступаем, Ричард, — сказал я ему, ощущая, как напряглись все мышцы, — мы готовы.

Мы подняли Петьку на простынях и осторожно переложили на стол. Его тело было на удивление легким. При перекладывании он застонал сквозь наркоз, и я поспешно добавил еще эфира.

Ричард взял скальпель и замер над грудью больного. Я видел, как его рука слегка дрожала — даже у опытного лекаря такая операция вызывала волнение.

— Начинаю, — прошептал он и сделал первый надрез.

Кожа разошлась легко.

— Степан, больше света сюда, — попросил Ричард, углубляясь в рану.

Степан переставил лучины, и в колеблющемся свете открылась страшная картина. Ребра торчали под неестественными углами, между ними виднелись темные сгустки запекшейся крови. А дальше, в глубине…

— Господи помилуй, — прошептал Иван, увидев, как Ричард раздвигает крючками края раны.

Повреждения оказались глубже и серьезнее, чем мы думали. Два ребра были сломаны начисто, третье треснуло вдоль. Острый обломок кости пробил плевру — тонкую оболочку, окружающую легкое.

— Сначала нужно удалить все осколки, — пробормотал Ричард, взяв пинцет. — Митяй, держи чистые тряпки наготове.

Начался кропотливый процесс извлечения костных обломков. Некоторые сидели глубоко, и приходилось расширять разрез. Каждый вынутый осколок со звоном падал в таз.

— Как пульс? — спросил Ричард, не отрывая глаз от раны.

— Ровный, — отозвался Иван напряженным голосом. — Как и был.

Я видел, что Иван едва держится на ногах. Пот градом катился по его лицу, а пальцы, следившие за пульсом, побелели от напряжения.

Ричард продолжал работу, тщательно извлекая каждый осколок. Вот последний, самый крупный — он сидел так глубоко, что задевал само легкое. При его извлечении из раны хлынула алая кровь.

— Прут, — коротко бросил Ричард, заметив кровоточащий сосуд.

Степан ловко подал ему раскаленное железо. Шипение и запах паленого мяса заполнили горницу, но кровотечение остановилось. Дым от прижигания ел глаза, и все мы невольно отвернулись.

Теперь предстояло самое сложное — собрать сломанные ребра. Ричард осторожно взял обломки ребра и начал сопоставлять их.

— Степан, держи вот здесь, — указал он на один конец ребра. — Крепко, но осторожно.

Костные фрагменты медленно встали на место. Ричард обвил их тонкой шелковой нитью, туго стягивая и завязывая так, чтоб потянув за конец нить можно было вытащить. Работа требовала ювелирной точности — малейшее смещение могло привести к неправильному срастанию.

Операция шла уже полчаса, а мы управились только с первым ребром. Ричард весь вспотел, но руки его оставались твердыми. Он переходил ко второму — здесь повреждение было еще серьезнее.

— Стало чаще стучать, — вдруг сказал Иван, не отрывая пальцев от пульса больного. — И дыхание участилось.

Наркоз начал отходить. Я быстро схватил маску, сердце заколотилось — если Петька проснется сейчас…

— Держи крепче за плечи, — предупредил Степана.

Снова приложил маску к лицу больного и начал качать грушу. На этот раз пришлось действовать увереннее — Петькины веки уже подрагивали. Но через пятнадцать секунд он снова погрузился в глубокий сон.

— Пульс? — спросил Ричард, не прекращая сопоставления костных обломков.

— Успокоился, — доложил Иван, но голос его дрожал.

Ричард смотрел на место откуда извлек осколки кости от ребра. Из небольшой дырочки в плевре сочилась и пенилась розоватая жидкость, смешанная с кровью.

— Нужно зашивать легкое, — сказал Ричард, вытирая пот. — Если не сделаем этого, оно не расправится.

Он взял самую тонкую иглу и нить. Шить приходилось практически вслепую, ориентируясь только на ощущения. Каждый стежок мог оказаться последним для больного — стоило проколоть легкое насквозь, и Петька задохнулся бы в собственной крови.

— Дыхание стало прерывистым, — встревоженно доложил Иван. — И пульс скачет.

Я взглянул на лицо больного. Губы его начали синеть — верный признак того, что легкое не получает достаточно воздуха. Времени оставалось совсем мало.

— Может, трахеотомию сделать? — предложил я. — Вдруг горло отекло?

Ричард на секунду замер, размышляя. Потом покачал головой:

— Пока подождем. Если зашью легкое — может, обойдется.

Он продолжал накладывать мельчайшие стежки на разорванную плевру. Работа была ювелирной — толщина оболочки не превышала писчей бумаги. Наконец дырка была закрыта, и розоватые выделения прекратились.

Но дыхание Петьки по-прежнему оставалось затрудненным. При каждом вдохе грудная клетка поднималась неравномерно — сломанные ребра мешали легким расправляться.

— Нужно ставить дренаж, — решил Ричард. — Иначе кровь и жидкость будут скапливаться в плевральной полости.

Он взял тонкую трубочку из гусиного пера, тщательно промыл ее спиртом и осторожно ввел в небольшое отверстие между ребрами. Сразу же из трубочки потекла темная жидкость, смешанная с кровью.

— Так-то лучше, — облегченно вздохнул Ричард.

И действительно, дыхание больного постепенно выравнивалось.

Теперь нужно было зашить операционную рану. Ричард взял иглу с шелковой нитью и приступил к наложению швов. Сначала глубокие слои, потом поверхностные. Каждый стежок должен был лежать ровно, без натяжения.

— Как там пульс? — спросил он, завязывая очередной узелок.

— Ровный, спокойный, — ответил Иван, и я услышал в его голосе слезы облегчения. — Дышит тоже хорошо.

Наконец последний шов был наложен. Ричард отложил инструменты и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Руки его дрожали от усталости и напряжения.

Теперь можно было переходить к следующему этапу — вправлению плеча.

Плечевая кость была вывихнута так сильно, что головка почти полностью вышла из суставной впадины. Правая рука Петьки висела как плеть, и при малейшем движении было видно, как кость движется под кожей.

— Степан, Митяй, — позвал Ричард, — помогайте. Нужно тянуть в разные стороны — я покажу как.

Вправление оказалось не менее сложным, чем работа с ребрами. Приходилось прикладывать значительную силу, чтобы растянуть сократившиеся мышцы и связки. При этом любое неосторожное движение могло повредить нервы или сосуды.

— Тяни на себя, — велел Ричард Степану, — а ты, Митяй, держи плечо.

Он сам взялся за предплечье и начал осторожно поворачивать руку, нащупывая правильное положение. Вдруг раздался негромкий щелчок — головка кости встала на место.

— Готово, — выдохнул Ричард. — Теперь главное — зафиксировать.

Он туго примотал руку к телу широкой полосой ткани, следя за тем, чтобы не нарушить кровообращение. Потом прощупал пальцы, вправляя где нужно и фиксируя их друг с другом.

— Ну вот, — сказал он, разминая затекшие пальцы. — Теперь главное — чтобы не загноилось. И чтобы ребра правильно срослись.

Я убрал маску с лица Петьки. Его дыхание было ровным и глубоким, цвет лица постепенно возвращался к нормальному. На груди, под повязкой, виднелись ровные стежки.

Операция длилась почти два часа. За это время мы все постарели лет на десять. Но самое главное — Петька был жив.