Пока я потягивался и радовался ощущениям в теле, увидел, что к нам семенила Анфиса.
Заметив меня во дворе, она приостановилась на мгновение, словно не ожидала увидеть барина в такую рань, потом заторопилась, подошла ближе к сеням и низко поклонилась.
— Доброе утро, Егор Андреевич, — проговорила она. — Что это вы в такую рань проснулись? Солнце едва встало.
Я все не мог перестать потягиваться, наслаждаясь свободой движений после вчерашней скованности. Радость от возвращения гибкости и силы была настолько велика, что я, как мальчишка, пробовал то одно, то другое движение, проверяя, не вернется ли боль.
— Да, вот выспался, — ответил я, слегка зевая для убедительности. — Да и Ричард вчера тело моё отремонтировал, вот не болит, радуюсь этому.
— Как это отремонтировал? — спросила она, и в голосе её прозвучала смесь любопытства и подозрительности. — Не колдовством ли каким басурманским?
Я рассмеялся, вспомнив, как и Машка крестилась при упоминании о «колдовстве» Ричарда.
— Нет, Анфиса, никакого колдовства. Просто у него свои способы лечения есть. Руками помял, где болело, в нужных местах нажал — и все как рукой сняло. Я теперь как новенький!
Анфиса покачала головой, но не стала развивать тему дальше. Вместо этого она деловито произнесла:
— Сейчас я, Егор Андреевич, быстренько завтрак приготовлю, сейчас позавтракаете, — и проскользнула мимо меня в дом, где уже хлопотала Машка.
— Ну хорошо, — ответил я ей вслед, а сам пошёл к колодцу, решив, что после ночи и перед завтраком неплохо бы освежиться.
Я опустил ведро, слушая, как оно стукнулось о водную гладь, потом медленно наполнилось и потяжелело. Поднимая ведро, достал воды, зачерпнул пригоршней и умылся.
— Хорошо-то как! — выдохнул я, чувствуя, как холодная вода окончательно прогоняет остатки сна, освежает кожу, бодрит.
Капли стекали по лицу, по шее, попадали за ворот рубахи, вызывая приятную дрожь. Я умылся еще раз, потом еще, фыркая и отплевываясь, как мальчишка. Странное дело — в прошлой жизни я бы ни за что не стал умываться ледяной водой из колодца, предпочитая горячий душ или хотя бы теплую воду из-под крана. А здесь… здесь все было иначе.
После завтрака я вышел на крыльцо, собираясь отправиться проверить, как идут работы в кузнице, но не успел сделать и шага, как увидел бегущего ко мне Петьку. Он несся со всех ног, размахивая руками, и на лице его сияла такая счастливая улыбка, что невольно улыбнулся и я.
— Егор Андреевич! Егор Андреевич! — кричал он еще издали, и голос его звенел от возбуждения.
Наконец он добежал до крыльца, остановился, переводя дух, весь довольный, сияет, как самовар начищенный.
— Ты чего счастливый-то такой, Петька? — спросил я, глядя на его раскрасневшееся от бега лицо.
А тот, не говоря ни слова, достаёт аккуратно перемотанные в тряпицу два фарфоровых блюдца, показывает, словно величайшее сокровище:
— Вот, Егор Андреевич, смотрите, что получилось! — выдохнул он, осторожно разворачивая тряпицу и протягивая мне блюдца. — Всё, как вы велели. Сделал форму, в неё бисквит засунули, обожгли, а потом уже глазурью покрыли. За ночь остыло. Вот смотрите, как получилось красиво!
В его голосе звучала такая гордость, такое нетерпеливое ожидание похвалы, что я невольно проникся его волнением. Да и действительно, было чем гордиться — блюдца выглядели превосходно.
Я взял блюдце в руку, посмотрел, повертел — да, почти идеально ровное. Не самой тонкой работы, конечно, по сравнению с настоящим китайским фарфором, но вполне хорошая.
Зашли в дом, я достал с полочки чашечку фарфоровую, которую мы сделали раньше, и поставил её аккуратно на блюдце, посмотрел с одной стороны, с другой.
— Машунь, — позвал я жену, которая в этот момент крутилась в сенях, — как тебе?
Та смотрела, не отрывая взгляда, и в глазах её читалось искреннее восхищение.
— Ой, Егорушка, так красиво, так красиво! — причитала она, протягивая руку, чтобы коснуться блюдца, но не решаясь, словно боялась, что оно рассыпется от прикосновения. — Как в сказке! Как у царей!
Я же согласился — действительно, чашка и блюдце как будто друг для друга были сделаны. Одного стиля, одной фактуры, одного цвета. Изящный комплект, который не стыдно и на стол поставить, и гостям показать.
— Ну что ж, Петь, молодец, — похвалил я. — Продолжай в том же духе. В следующий раз будем такими комплектами пробовать продавать. Думаю, пойдут нарасхват.
Петька аж засветился от похвалы, бережно завернул блюдца обратно в тряпицу, словно самое дорогое сокровище и протянул мне.
— Ступай, работай, — отпустил я его. — И спасибо, что показал. Хорошая работа, я доволен.
Он поклонился, прижав к груди руку и убежал, также быстро, как и прибежал.
Тут со двора раздался громкий голос:
— Егор Андреевич! А, Егор Андреевич! Вы дома?
Я узнал голос Степана. Он стоял у ворот, переминаясь с ноги на ногу, явно с какими-то новостями.
— Да, дома, дома, — сказал я, выходя ему навстречу. — Что случилось?
Подошёл к нему, поздоровался. Тот поклонился и заговорил:
— Всё зерно обмолотили, собрали, в ангаре разместили, — доложил он, а потом голос его стал тише и печальнее. — Мало в этом году зерна, Егор Андреевич.
Я слегка приподнял бровь, показывая удивление:
— Как так? Отчего же мало?
Степан вздохнул, почесал затылок:
— Дак потому что посеяно было мало, Егор Андреевич, — наконец ответил он, глядя куда-то в сторону. — Староста-то прошлый зажал, не давал на посев, вот и остались без зерна на зиму.
Я нахмурился, вспоминая прежнего старосту.
— Если бы вы запасы не делали, да с города не привозили, — продолжал Степан, — то зимой вообще голодно было бы. Так что спасибо вам большое, Егор Андреевич, что закупились и что о крестьянах думаете как о детях родных.
Я отмахнулся на похвалу, хоть и было приятно, что Степан осознает, что я забочусь о них. Да и как иначе? Без этих людей, без их труда и умений, все мои «прогрессивные» затеи так и остались бы не реализованы.
— До зимы ещё время есть, — сказал я. — Пару десятков мешков еще привезут: и зерна, и муки. Как за досками будут ездить, так и будут возить до самой распутицы.
Степан снова низко поклонился, благодаря, что забочусь о деревне.
А тем временем у меня вокруг дома кипела работа. К обеду мужики уже заканчивали утеплять третью стену, осталась только передняя часть, чтобы обшить.
Тут ко мне подбежал Илья. Он был весь перепачкан глиной, но глаза горели таким энтузиазмом, что сразу было ясно — случилось что-то хорошее.
— Егор Андреевич, Егор Андреевич! — выпалил он, едва переводя дух. — Пойдемте, покажу, как у нас с Петькой печь в общей бане получилась! Завтра уже хотим протопить первый раз!
Я не смог сдержать улыбку — его радость была заразительной.
— Пойдем, посмотрим, — согласился я, и мы с Ильей направились через деревню к новой постройке.
Мы дошли до бани, которую строили для деревенских. Она стояла на небольшом пригорке, чтобы не подтапливало весной, когда тает снег. Сруб был сложен из добротных бревен, крыша покрыта дранкой — все как полагается.
Я зашел внутрь и сразу отметил, что предбанник большой, просторный. Здесь стояла длинная лавка вдоль стены, пара деревянных крючков для одежды. Все продумано, все на своих местах.
Помывочная с двумя лавками у стен была тоже довольно большая. Я с удовольствием заметил, что тазы деревянные уже приготовили, сделали. Молодцы, предусмотрительно.
— Вот, Егор Андреевич, — гордо показывал Илья, — тут лавки пониже, чтоб удобнее было мыться. А тут полок сделали, можно лежать, если кто захочет.
Я кивал, отмечая, что все сделано с умом, по-хозяйски. Но главный сюрприз ждал меня в парной.
Когда я зашел в парную, чуть не ахнул — она была не маленькой, где-то чуть ли не три на три метра. Для деревенской бани — настоящий дворец.
— Это ж зачем такую большую-то сделали? — удивился я. — Сколько ж её топить-то придется?
Но тут мои глаза упали на печь, и я понял, что мужики все продумали. Печь соответствовала размерам парилки — внушительная, основательная. Они выложили её из глины, а сверху уложили металлическую пластину. Точно так же, как и у меня дома, вывели трубу, и все это дело обложили речными камнями сверху.
А рядом сделали небольшую выемку, такую полукругом из глины, чтоб аккурат туда ведро деревянное с водой вставало и было рядом, возле печи.
— Смотрите, Егор Андреевич, — с гордостью показывал Илья, — мы тут камни особые подобрали, чтоб долго жар держали. А вода в ведре будет греться от печки, не надо будет каждый раз бегать домой за горячей.
— Вот здесь, — продолжал Илья, показывая на небольшое отверстие в стене, — мы отдушину сделали, чтоб пар выпускать, если уж совсем жарко станет. А тут поддувало, чтоб огонь регулировать.
Я похвалил их за хорошее решение:
— Молодцы, додумались с выемкой для ведра — вода действительно будет быстрее нагреваться, всем мыться будет лучше.
Еще раз оглядев баню, я подвел итог:
— Хорошо сделали, молодцы!
Илья просиял от похвалы.
— Спасибо за науку, Егор Андреевич, — сказал он искренне. — А так, да, для себя старались. Всем ведь баня нужна — дело то хорошее. Особливо когда видели как вы выходили с бани весь довольный и распаренный.
— Ну и здорово, — ответил я и пошел обратно к дому.
Мужики тут уже заканчивали работу — последняя стена была почти полностью обшита, оставались только верхние венцы.
— Здорово получается, — сказал я, обращаясь к Прохору. — К вечеру закончите?
— Должны управиться, Егор Андреевич, — кивнул тот. — Еще часок-другой, и будет как надо. Зимой в тепле будете, не сомневайтесь.
После обеда я вышел на крыльцо и, прищурившись от яркого солнца, окинул взглядом деревню.
Мой взгляд остановился на Ричарде, который неспешно прогуливался вдоль домов, рассматривая их с неподдельным интересом. Он то и дело останавливался, делал какие-то заметки в небольшой книжице, которую доставал из внутреннего кармана своего добротного английского камзола. Иногда он подходил к Степану, который возился с телегой у своего дома, видать, продолжает спрашивать про то или иное слово, а потом отходит и что-то бубнит сам себе под нос, словно пытаясь запомнить новые русские выражения.
Я невольно улыбнулся, наблюдая за этой картиной. Было что-то трогательное в том, как этот чопорный англичанин, привыкший к каменным особнякам и мощеным улицам Лондона, с таким детским любопытством изучал наш крестьянский быт. Степан, кажется, тоже проникся симпатией к иностранцу — отвечал ему обстоятельно, даже показывал что-то на телеге, объясняя, видимо, устройство и назначение.
— Ричард! — окликнул я его, решив, что самое время поговорить о деле. — Можно тебя на минуту?
Англичанин обернулся, приветственно поднял руку и, что-то сказав Степану, направился ко мне.
— Добрый день, мистер Егор, — произнес он с легким акцентом, подойдя к крыльцу. — Чудесная погода сегодня, не правда ли?
— Да, повезло с деньком, — согласился я. — Присядем?
Я указал на лавку, стоявшую у стены дома. Ричард кивнул и устроился рядом со мной. Некоторое время мы молчали, просто наблюдая за деревенской жизнью.
— Я хотел обсудить с тобой один вопрос, — начал я, повернувшись к Ричарду. — Раз ты будешь как минимум до следующего лета у нас, может, имеет смысл… — я на миг задумался, подбирая правильные слова, — может, тебе стоит составить список и написать, что нужно из инструмента. Как для врача, как для лекаря.
Ричард вопросительно приподнял бровь, явно не ожидав такого поворота разговора.
— И каких, может быть, трав лечебных нужно, лекарств, мазей, чтобы ты мог оказывать врачебную помощь? — продолжил я, видя его замешательство. — Видишь ли, во-первых, скоро осень, и простудные заболевания будут обычным явлением, без них никуда. Ну и мало ли что может случиться — вывих там, перелом, не дай Бог. А я пошлю кого-нибудь из мальцов по соседним деревням, — продолжил я, воодушевленный его реакцией. — Пускай скажут, что у нас есть врач с высокой квалификацией. Мало ли какие болезни могут быть, а ты все-таки с опытом, может, какую жизнь и спасём.
Ричард кивнул, лицо его стало серьезным, деловым. Он выпрямился на лавке, словно уже представлял себя в роли деревенского лекаря.
— Да, это разумная мысль, — сказал он после паузы.
— Вот и я о том же, — подхватил я. — Так что подумай, составь список всего, что может пригодиться.
Тот кивнул, задумался и сказал:
— Да, обязательно напишу. Хотя, боюсь, некоторые инструменты и лекарства будет сложно найти в ваших краях…
— Не беспокойся об этом, — отмахнулся я. — Что сможем достать — достанем. Чего не сможем — придумаем замену.
Я на миг задумался, вспоминая, когда должен прибыть очередной обоз из города.
— Особо не спеши, но за пару дней сделай список, — добавил я. — Как приедет следующий обоз за досками, так и сделаем им заказ. А через седмицу или дней десять в следующий раз приедут, и как раз привезут то, что ты закажешь.
Ричард снова кивнул, и достав свою записную книжицу и карандаш, начал что-то быстро набрасывать — видимо, уже составлял в уме список необходимого.
А потом вдруг поднял голову и спросил:
— А как, в принципе, с лихоманкой тут борются?
— В основном народными методами, — ответил я. — Травяные отвары, растирания… Но лично я использую отвар из коры ивы. В ней присутствует салициловая кислота, она жар сбивает, да и боль убирает.
Глаза Ричарда загорелись искренним интересом. Он даже подался вперед, как будто не хотел пропустить ни слова.
— Да, — ответил он с воодушевлением, — про свойства салициловой кислоты я знаю. Не подозревал, что она есть в коре ивы, а так это известный препарат, который действительно сбивает жар.
— Я еще могу рассказать про уксус, — сменил я тему, видя его замешательство. — Если его смешать с водой и потом растирать тело, то экстренно можно сбить температуру вплоть до полутора градусов.
Ричард кивнул, но по его лицу было видно, что он не совсем представляет, как это применить на практике.
— А насчёт салициловой кислоты, — продолжил я, возвращаясь к теме, которая явно его заинтересовала, — я уже вчера подумывал сделать себе такой отвар перед тем, как ты предложил массаж. Но твоё средство эффективнее оказалось.
Ричард очень заинтересовался этим моментом про салициловую кислоту и отвар из коры ивы и попросил, чтобы при возможности всё наглядно показать. Его глаза горели тем особым огнем, который бывает у настоящих ученых, когда они натыкаются на что-то новое и интересное.
Я же пообещал, что обязательно покажу, как готовить отвар из ивовой коры, когда возникнет такая нужда.