Понимая, что прямо сейчас моего участия собственно нигде не требуется, я решил вернуться в Уваровку и посмотреть, как там дела с проросшим зерном. Не пора ли его уже сушить на солод.
День выдался жаркий, солнце припекало с самого утра, и к полудню на небе не было ни облачка. Пока шагал по узкой тропинке между полями, вдыхал пряный аромат трав, наслаждаясь минутами одиночества. Мысли крутились вокруг новых затей.
Деревня встретила меня привычной суетой: бабы с вёдрами сновали к колодцу, ребятишки гоняли кур, старики сидели на завалинках, щурясь на солнце. Прошёл мимо крайних изб, кивая встречным и отвечая на приветствия. Кажется, уваровцы уже привыкли к моим чудачествам — глядели с уважением, а не с опаской, как раньше.
Добравшись до своего двора, я первым делом направился к сараю, где Степан соорудил поддоны для проращивания зерна. Отодвинул тяжёлую дверь, и прохладный полумрак обволок меня. Пахло сыростью и чем-то кисловато-сладким — запах проросшего зерна ни с чем не спутаешь.
Наклонился к поддонам, разгрёб рукой влажные зёрна. Ростки уже вытянулись миллиметра на два с половиной, а то и на все три. Взял несколько зёрен, растёр между пальцами, понюхал — идеально. Пора сушить.
— Эй, есть кто? — крикнул я, выходя из сарая.
На зов из избы выбежала Настасья, вытирая руки о передник. Румяная, с выбившимися из-под платка прядями волос, она улыбнулась мне так открыто, что невольно улыбнулся в ответ.
— Чего изволите, барин? — присела она в лёгком поклоне.
— Зерно проросло как надо, — сказал я. — Пора его сушить.
Настасья просияла, будто я ей праздник объявил.
— Так я мигом! Девок кликну, живо управимся!
— Погоди, — остановил я её. — Не спеши. Зерно нужно брать аккуратно, чтобы ростки не повредить, и выставлять в печь. Но печь должна быть только приоткрыта, понимаешь? Не жарко, а чтоб томилось медленно.
Она внимательно слушала, кивая в такт моим словам, а потом сказала с неожиданной твёрдостью:
— Всё сделаю, барин. Сама лично буду смотреть, чтоб всё как вы сказали.
— Точно справишься? — решил пошутить я. — Может, Дарье вторую часть работы отдать?
Настасья так всплеснула руками, что я даже отшатнулся.
— Что вы, барин! Я сама всё сделаю! — в голосе прозвучала такая обида, что я едва сдержал смех. — Не нужна мне никакая Дарья!
Другие бабы, возившиеся неподалёку у колодца, поняли шутку и дружно прыснули. Настасья мгновенно раскраснелась, щёки её заалели, как маков цвет.
— Ладно-ладно, — примирительно поднял я руки. — Верю, что справишься лучше всех. Только следи, чтоб зерно равномерно сохло и не пересушилось.
Она гордо выпрямилась, поправила платок и с достоинством ответила:
— Будет исполнено в лучшем виде, барин. Можете не сомневаться.
Только Настасья развернулась и направилась со двора, как вдруг до моего слуха донёсся частый топот копыт. Звук быстро нарастал, и через мгновение я увидел, как по дороге к деревне на полном скаку мчится всадник одвуконь. Он гнал лошадей безжалостно — видно было, как с боков животных срывается пена.
— Кого это нелёгкая несёт? — пробормотал кто-то из мужиков, вышедших поглазеть.
Всадник, заметив скопление народа у моего двора, направил коней прямо к нам. Не доскакав несколько саженей, он резко осадил лошадей, поднимая клубы пыли, и соскочил на землю одним плавным движением. Даже по тому, как он это сделал, чувствовалась привычка к верховой езде и некая порода.
Передо мной стоял худощавый парень в добротной, хоть и запылённой одежде. Сапоги из хорошей кожи, кафтан тонкого сукна, только всё измято и в дорожной пыли. На голове шляпа с небольшими полями, из-под которой были видны светлые пряди волос.
Я разглядел его лицо. Черты были настолько тонкими, что казались почти женственными: длинные ресницы, изящный нос, чётко очерченные губы. Но в глазах светился недетский ум и какая-то настороженность.
— Барин или староста есть? — спросил он высоким голосом, важно, ни с кем не здороваясь.
— Ну предположим, я барин, — ответил я, скрестив руки на груди.
Тот окинул меня взглядом и тут же сказал:
— Именем императрицы прошу укрыть от преследователей.
Что-то в его голосе, в осанке было странным, но времени разбираться не было.
— Да ты заходи да толком расскажи, что случилось, — кивнул я в сторону избы.
— Некогда, погоня за мной, — ответил он, нервно оглядываясь на дорогу.
Я кивнул Ивану и второму молодому служивому. Те, всё поняв, метнулись, накидывая подоспешники и беря в руки оружие.
— Сколько за тобой гонится? — спросил я, прикидывая наши силы.
— Четверо, — ответил гонец, утирая пот с лица. — Опережаю минуты на четыре.
Я кивнул Степану, тот взял под узды обе лошади и повел к себе во двор, выхаживая их после изнурительной скачки. Кони тяжело дышали, бока их ходили ходуном — загнал их путник крепко.
Парень проводил взглядом лошадей, потом повернулся ко мне, сказал:
— Веди.
Было в его манере что-то неуловимое, странное. Движения слишком мягкие для простого солдата, взгляд цепкий, но не грубый.
Заведя его в избу, сказал Машке, чтоб накормила путника, который до сих пор не представился. Она засуетилась у печи, доставая миску щей. Я присел напротив гостя, разглядывая его лицо — гладкое, без бороды, с тонкими чертами.
— Я протянул руку, представляясь:
— Воронцов Егор Андреевич.
Тот, встав и пожимая протянутую руку, тоже представился:
— Поручик Александров.
Я призадумался. И тут же всплыли в памяти знания со школьной скамьи — да это же Надежда Андреевна Дурова! Она же была ординарцем у Кутузова! Вот так номер. Что забыла-то в наших краях? Женщина в мужском обличье, да ещё и на службе у самого фельдмаршала! Потом чуть не прыснул со смеху, мол, бабу с мужиком спутал, надо же.
Она же, вскинув бровь, спросила:
— Что-то не так, Егор Андреевич?
В голосе звучала настороженность — видно, привыкла к разным реакциям на свою персону.
— Всё так, Надежда Андреевна. Кушайте, скоро приду, — сказал я, стараясь не выдать своего удивления. А вот она не смогла скрыть своего — брови поползли вверх.
В этот момент Машка поставила перед гостьей миску горячих щей и краюху хлеба. Дурова схватила ложку с жадностью человека, долго бывшего в пути.
Сам я развернулся и вышел во двор, позвал к себе Ивана. Тот подошёл, сжимая в руках бердыш.
— За царским человеком гонятся четверо, — тихо сказал я, склонившись к его уху. — Нужно отбиться, желательно взять живыми.
Тот кивнул, и они разошлись, спрятавшись за разными домами так, чтобы их не было видно с дороги. Молодой служивый, Пахом, забрался на крышу сарая, положив рядом с собой бердыш. Я же остался посреди двора, как будто занимаясь обычными делами.
Небо затянуло тучами, грозя скорым дождём. Ветер усилился, раскачивая ветви деревьев. Где-то вдалеке прокатился гром. Я посмотрел на дорогу, вглядываясь в пыльную даль.
В этот же момент по той же дороге, где только что скакала Надежда Андреевна, выскочили четверо человек, тоже каждый одвуконь. Они двигались быстро, но осторожно, всматриваясь в следы на пыльной дороге. Заметив наше селение, переглянулись и прямиком направились к нам.
Спешились у моего дома. Один из них, видимо старший, в тёмно-зелёном кафтане с серебряными нашивками, обратился ко мне:
— Кто таков?
Голос у него был низкий, властный. За поясом пистолет, на боку — сабля. Лицо красное, усы торчком, глаза злые.
— Да крестьянин я, — ответил я, разводя руками, как бы показывая свою простоту. — Чем могу служить?
— Всадника видел? — спросил он, внимательно наблюдая за моим лицом.
— Да, проскакал вон по той дороге, — указал я чуть в сторону, на тропинку, ведущую к лесу.
Он прищурился, оглядывая двор, избу, меня. Остальные трое держались чуть поодаль. Один, самый молодой, всё время облизывал губы — нервничал.
— Врёшь! Крепостной! — крикнул мужик, выхватывая из-за пояса плетку. Остальные трое с перекошенными от злобы лицами сделали шаг в мою сторону.
Я же, не дожидаясь развития событий, перехватил уже замахнувшегося на меня плёткой мужика, рванул его на себя и швырнул через бедро. Да так, что из того весь дух вышел — грохнулся на землю и захрипел, пытаясь вдохнуть.
Те трое, увидев, что их человека бьют, чуть было не набросились на меня, но в этот момент с двух сторон с бердышами на них напали Иван и Пахом, словно из-под земли выросли.
— Стоять! — рыкнул Иван, упирая острие бердыша в грудь самого бойкого из троицы.
Они даже не успели сабли достать, как бердыши упёрлись им в горло и грудь. В глазах мужиков мелькнул страх — такого отпора они явно не ожидали.
— Сабли доставай, только медленно, — скомандовал я, выпрямляясь и отряхивая руки. — Двумя пальцами, вот так.
Первый, тот что повыше, с рассечённой бровью, медленно потянул саблю из ножен, но дёрнул рукой, пытаясь рубануть Пахома.
— Дурень! — только и успел выкрикнуть я, как Пахом, словно предвидя это движение, отскочил и рубанул бердышом по руке нападавшего.
Сабля упала на землю, а мужик взвыл от боли.
— Ещё дурить будете? — прорычал Иван, сильнее прижимая остриё к горлу второго. — Али по-хорошему оружие отдадите?
Оставшиеся двое переглянулись и, видя решимость в наших глазах, медленно достали и бросили сабли на землю. Первый, которого я уложил, уже поднялся на четвереньки, судорожно хватая ртом воздух. Я же забрал у него пистолет.
— Вяжите их, — скомандовал я. — Да покрепче.
Степан, наблюдавший за схваткой со стороны, быстро принёс верёвки. Мы споро связали мужиков, попутно обыскав и изъяв ножи, кошели.
Мы оттащили связанных от лошадей, усадив их под раскидистой липой. Лошади их, почуяв свободу, переминались с ноги на ногу, фыркая и мотая головами.
Буквально тут же из дома вышла Надежда Андреевна. Глаза её ярко блестели, а щёки раскраснелись — то ли от волнения, то ли от нашей быстрой расправы над преследователями.
— Ну, вы, барин, и выдали, — покачала она головой, окидывая взглядом связанных мужиков. — Не ожидала. Спасибо за помощь государству.
— Где там мои лошади? — продолжила она, поправляя простую, но добротную одежду. — У меня каждый миг на счету.
— Степан, лошадей веди! — крикнул я ему, и тот метнулся к себе.
— Может, этих возьмёте? — предложил я ей, кивая на восемь лошадей, оставшихся без хозяев.
Та посмотрела на лошадей оценивающим взглядом, словно прикидывая что-то в уме, но решительно мотнула головой:
— Нет, мне с моими привычней. Чужие кони в дороге подвести могут, а мои не подведут.
Пока Степан вёл её лошадей, я приблизился и спросил:
— Что с этими делать? — кивнул на связанных мужиков, сидевших чуть поодаль. Один из них смотрел на меня с такой ненавистью, что будь его взгляд кинжалом, я бы уже истекал кровью.
— По возможности в город, полиции сдай, — ответила она, поправляя ремень на поясе. — Я письмо напишу. Есть пергамент? — спросила она, глядя на меня испытующе.
— Есть, — кивнул я. — Машка, вынеси пергамент и чернила! — крикнул я в сторону дома.
Машка, словно только этого и ждала, пулей забежала в дом и спустя мгновения выскочила с двумя листами пергамента и чернильницей с пером. Я показал жестом за стол под яблоней, где мы обычно обедали в хорошую погоду.
Надежда Андреевна села, достала из рукава маленький нож и заточила перо несколькими точными движениями. Быстро что-то написала, явно дав понять своей позой и взглядом, что мне не стоит заглядывать. Закончив, она тут же свернула лист, вопросительно подняв взгляд.
Машка, словно читая её мысли, подала сургуч, а сама метнулась домой за свечой. Через минуту она уже вернулась с горящей свечой в руке. Ординарец дождалась, пока воск расплавится, и, расплавив сургуч, приложила перстень с печатью, оставивший на красном пятне какой-то замысловатый узор.
— Вот, полиции отдашь, — протянула она мне запечатанное письмо.
— Так что случилось, Надежда Андреевна? — не выдержал я, принимая конверт. — Кто эти люди? Почему они за вами гнались?
— Ты уж прости, барин, но не твоего ума дело, — отрезала она, но без злобы, скорее устало. — Послание у меня важное от Кутузова императрице, а эти, — она кивнула на связанных преследователей, — препятствуют.
Один из связанных что-то прошипел сквозь зубы, но Иван ткнул его древком бердыша в бок, и тот замолчал.
— Советую шибко беседы с ними не водить, — добавила она тише, — а то они понарассказывают такого, что потом не рад будешь, что услышал.
Я понимающе кивнул и показал пантомиму застегивания молнии на рту, сам понимая, что молний тут еще не знают, но Надежда Андреевна усмехнулась — она поняла, что я пообещал молчать.
— Благодарю вас за содействие, — произнесла она, глядя мне прямо в глаза. — Воронцов, говоришь, да? — переспросила она?
— Он самый, Надежда Андреевна.
— Запомню, боярин Воронцов, — она уважительно склонила голову. — Хорошо, когда в трудную минуту встречаешь человека, готового помочь государственному делу. Ваше имя не останется забытым.
Она удовлетворённо кивнула и решительно пошла к лошадям. Стремительные, уверенные движения выдавали в ней человека, привыкшего к опасностям и быстрым решениям.
— Благодарю за помощь, боярин, — произнесла она, запрыгивая в седло одним плавным движением.
И с места сорвалась в галоп, только пыль взметнулась из-под копыт её лошадей. Через мгновение она уже скрылась за поворотом дороги, ведущей к сторону города.
Мы с Иваном переглянулись, а потом перевели взгляд на связанных пленников. Теперь предстояло решить, что с ними делать до передачи городской полиции.
— Ну что, голубчики, — я подошёл ближе, разглядывая их, — придётся вам у нас погостить немного. Но не думайте, что мы гостеприимству не обучены.
Человек с рассеченной бровью сплюнул в мою сторону, но плевок не долетел до цели.
— В погреб их, — коротко распорядился я. — И караул поставьте. Чую, не простые это разбойники.
Иван кивнул и подозвал мужиков, помогавших нам связывать этих молодцов. Они грубо подняли пленников на ноги и повели к погребу, расположенному на краю двора.
— Вот незадача, Егор Андреевич, — почесал затылок Иван, когда мы остались одни. — Как их в город-то доставить теперь?
Я задумчиво повертел в руках конверт, запечатанный сургучной печатью.
— Торговцы скоро должны прибыть, — предложил Иван. — Можно с ними отправить. Под охраной, конечно.
Я покачал головой.
— Нет, Иван. Ты слышал, что Надежда Андреевна сказала? С этими людьми лучше беседы не заводить. Значит, они могут быть опасны даже будучи связанными. А торговцам такой риск ни к чему.
— Это верно, — согласился Иван. — Что же делать тогда?
— Да и письмо, — я указал на конверт, — не хотелось бы кому попало в руки давать. Мало ли что там написано и кому предназначено.
Иван нахмурился, обдумывая ситуацию.
— А что если мы сами…
— Нет, — перебил я его. — Нам всем покидать усадьбу нельзя.
— Вот что, — решил я наконец. — Как только Фома вернется с Захаром, ты с Пахомом отправитесь в город. Доставите и пленников, и письмо. Заодно расскажете, что тут произошло.
— Разумно, — кивнул Иван.
— Ты погреб-то проверь, — сменил я тему. — Чтобы крепко заперт был. А я пойду посмотрю, не оставили ли наши гости что интересное в своих вещах.
Иван кивнул и направился к погребу, а я задумчиво посмотрел на дорогу, по которой умчалась Надежда Андреевна. Интересно, что за дело государственной важности привело её в наши края? Впрочем, как говорится, меньше знаешь — крепче спишь. А сейчас нам предстояло позаботиться о незваных гостях и подготовиться к их отправке в город.
Я перевел взгляд на конверт в своей руке. Что бы там ни было написано, это явно стоило жизни нескольких человек. И, возможно, скоро будет стоить ещё нескольких, если я правильно понял холодный взгляд этой необычной женщины.