Воронцов. Перезагрузка. Книга 3

Глава 16

К венчику мы вернулись не скоро.

После всех дневных хлопот и разговоров с мужиками, я решил отвлечься и порадовать Машку новым кулинарным чудом.

— Смотри, — сказал я, доставая венчик.

Машка с интересом наблюдала, как я расставляю на столе миски, кувшины и прочую утварь, необходимую для задуманного. Её глаза блестели от любопытства, а руки нетерпеливо поправляли передник — верный знак того, что она готова к новым открытиям.

— Берем яица, — начал я, разбивая десяток яиц в миску. — Добавляем на каждое яйцо по ложке сахара.

Я кивнул на мешочек с сахаром, который вчера Фома принес.

Машка с недоумением наблюдала за моими действиями.

Разбивая яйца одно за другим в миску, я старался действовать аккуратно, чтобы ни кусочка скорлупы не попало в нашу смесь. Машка внимательно следила за каждым моим движением, порой наклоняясь так близко, что я чувствовал тепло её дыхания на своей щеке.

Когда все яйца оказались в миске, я добавил отмеренный сахар и принялся интенсивно взбивать смесь венчиком. Быстрыми, круговыми движениями. Взбивал долго, не останавливаясь, зная, какого эффекта нужно добиться.

Машка не могла усидеть на месте от любопытства. Она крутилась вокруг, заглядывая в миску, и наконец не выдержала:

— Дай я попробую! — попросила она, протягивая руку к венчику.

Я с улыбкой передал ей орудие труда, и Машка с энтузиазмом принялась за дело. Поначалу её движения были неуверенными, венчик то и дело цеплялся за края миски, но постепенно она приноровилась.

— Вот так, кругами, — подсказывал я, иногда направляя её руку. — И не останавливайся, иначе всё опадёт.

Машка взбивала, взбивала, и тут вдруг смесь начала меняться на глазах. Жидкая субстанция стала вспениваться и увеличиваться в объёме, превращаясь в пышную, воздушную массу.

— Ой, а это как? — воскликнула Машка, на секунду останавливая венчик от удивления. — А почему оно так?

— Не останавливайся, — напомнил я. — Вот, говорю — взбивается. Продолжай.

В её глазах читалось настоящее изумление, смешанное с восторгом.

Когда масса стала устойчивой и увеличилась почти втрое, я кивнул, показывая, что достаточно. Машка с гордостью отставила миску, рассматривая результат своих трудов.

— Теперь следующий шаг, — сказал я. — Возьми ту сковородку, на которой картошку жарили, и поставь в печь, чтоб та нагрелась.

Машка послушно метнулась, достала указанную сковороду — чугунную, с высокими бортиками — и поставила её в печь.

— Пока она греется, — продолжил я, — берем муку. Тоже по ложке на яйцо.

Я аккуратно отмерил муку и начал медленно добавлять в яичную смесь.

— Теперь перемешиваем ложкой, — пояснил я, — но уже медленно и аккуратно, чтоб то, что сбили, сохранилось, но мука при этом растворилась и была без комочков.

Машка наблюдала, затаив дыхание, как я осторожными движениями вмешиваю муку в пышную массу.

— Дай я попробую, — снова не выдержала она, и я с улыбкой уступил ей место.

Машка старательно повторяла мои движения, иногда останавливаясь и вопросительно глядя на меня, проверяя, всё ли правильно делает. Я кивал, подбадривая её, и она продолжала с ещё большим рвением.

Когда тесто было готово — однородное, без комочков, но при этом не потерявшее своей воздушности, — я проверил сковороду. Она уже достаточно нагрелась.

— Теперь смажем её маслом, — сказал я.

Мы смазали внутреннюю поверхность сковороды тонким слоем масла, используя чистую тряпицу, и аккуратно вылили получившееся тесто в ёмкость.

— Всё — ставь в печь, — скомандовал я. — На минут сорок-пятьдесят.

Машка осторожно, используя холщовые рукавицы, поставила сковороду с тестом в печь, в место, где жар был ровным, не слишком сильным.

— А теперь займемся другим, — продолжил я, не давая ей времени на расспросы. — Возьми литр сметаны.

Машка достала глиняный горшок со сметаной.

— Добавь пол кружки мёда, и взбивай венчиком, точно так же, как до этого яйца взбивали.

Машка замерла, держа в руках горшок со сметаной и глядя на меня с нескрываемым любопытством.

— Егорушка, а это что будет-то⁈ — не выдержала она наконец.

— Увидишь, — ответил я с загадочной улыбкой. — Давай, начинай взбивать, а то тесто уже печётся.

Машка, сгорая от любопытства, но доверяя мне полностью, принялась усердно сбивать будущий крем. Вскоре медово-сметанная смесь начала приобретать нужную консистенцию — густую, но при этом воздушную.

Я поглядывал на тесто через приоткрытую заслонку. Оно постепенно поднималось, становясь всё пышнее и золотистее.

Запах, распространявшийся по избе, был божественным — сладкий, тёплый, уютный. Даже Бусинка, обычно дремавшая где-нибудь в уголке, подошла ближе, принюхиваясь и с интересом наблюдая за нашими действиями.

Когда тесто поднялось и зарумянилось, приобретя красивый золотисто-коричневый цвет, а крем был доведён до нужной консистенции, я аккуратно, используя тряпицы, достал сковороду из печи и поставил её на стол.

Испечённый бисквит выглядел великолепно — высокий, пышный, с аппетитной корочкой. Машка смотрела на него, как на восьмое чудо света, не решаясь прикоснуться.

— Теперь дадим ему немного остыть, — сказал я, — а потом будем делать коржи.

Через некоторое время, когда бисквит остыл настолько, что можно было с ним работать, я взял острый нож и аккуратно разрезал его горизонтально на четыре ровных коржа.

— Вот так, — пояснял я, действуя неторопливо и методично. — Важно, чтобы коржи были одинаковой толщины.

Машка наблюдала за процессом, затаив дыхание. Когда все четыре коржа были готовы и аккуратно выложены на стол, я взял глубокую миску с кремом.

— Теперь будем собирать, — сказал я. — Смотри внимательно.

Я взял нижний корж и положил его на большое деревянное блюдо. Затем, используя деревянную лопаточку, нанёс на него ровный слой крема. Сверху положил второй корж, снова слой крема, и так далее, пока все коржи не оказались уложены друг на друга, промазанные кремом.

— Последний штрих, — сказал я, нанося оставшийся крем на верх и бока собранного пирога, создавая ровное, гладкое покрытие.

— Ну вот, — удовлетворённо произнёс я, отступая на шаг и любуясь своим творением. — Теперь пусть пропитается.

Машка недоуменно смотрела на всё это. Её лицо выражало смесь восторга, удивления и некоторого непонимания.

— И что теперь? — спросила она наконец.

— Теперь ждём, — ответил я. — Часа два, не меньше. Коржи должны пропитаться кремом, стать мягкими. Тогда будет самое то.

— А как это есть потом? — поинтересовалась Машка, не сводя глаз с необычного творения.

— Нарежем ломтиками, как хлеб, только тоньше, — пояснил я. — Вот увидишь, какая это вкуснота будет.

— И как это называется? — Машка обошла стол, разглядывая нашу выпечку со всех сторон.

— Торт, — ответил я. — Бисквитный торт с медово-сметанным кремом.

— Торт, — повторила она, словно пробуя слово на вкус. — Чудно как…

Закончив с кулинарными делами, я оставил Машку дома готовить ужин, сам же вышел во двор. Летнее солнце припекало немилосердно, и я невольно прищурился. Нужно было посмотреть, как там строительство нового дома продвигается.

Еще издалека услышал стук топоров, звонкий смех и громкие голоса — работа кипела вовсю. Подходя ближе, различил среди прочих голос Михаила, нового человека в нашей деревне. Судя по всему, он очень гармонично вписался в коллектив. Возможно, еще и из-за того, что был давним приятелем Захара, конечно, но подходя к стройке, я слышал шутки, подколки — мужики явно сладили между собой. И это радовало меня.

— А ну, держи ровнее! — командовал Захар, направляя очередное бревно. — Не перекашивай!

— Да куда ж я его перекошу, — отозвался Михаил, напрягаясь от тяжести. — Оно ж прямое как стрела!

— Это ты так думаешь, — усмехнулся Захар. — А я уже третий дом ставлю, мне виднее!

Мужики, державшие бревно с другой стороны, заухмылялись.

Дом рос на глазах. За несколько дней сруб поднялся уже до крыши, и теперь из горбыля уже делали стропила. Я невольно покачал головой — у меня там, в будущем, такую стройку бы на месяцы растянули. А тут за неделю почти готово.

— Здорово, мужики! — поприветствовал я строителей, подходя ближе.

— И вам не хворать, Егор Андреич, — отозвался Захар, вытирая пот со лба. — Глядите, как поднимаемся! Еще пара дней, и крышу закончим.

Я обошел стройку, внимательно осматривая углы, проверяя, как подогнаны бревна друг к другу. Работа была сделана на совесть — щелей почти не было, сруб стоял ровно, как по линейке.

— Добрая работа, — похвалил я, и заметил, как у мужиков расправились плечи от гордости. — А пол когда стелить будете?

— Да вот, уже начали, — Захар указал на дальний угол дома, где уже были уложены первые доски. — К вечеру завтрашнего дня, даст Бог, закончим.

Кивнув, я пошел дальше, осматривая хозяйство. Тут увидел Митяя, который что-то помогал мужикам. В голове тут же созрел план.

— Митяй! — окликнул я его. — Поди-ка сюда.

Тот тут же бросил свое занятие и подошел ко мне.

— Чего изволите, Егор Андреич?

— Слушай, надо бы рыбы наловить, — сказал я, прикидывая в уме. — Возьми завтра ребятню, да сходите на реку с утра пораньше. Снова закоптим рыбки.

Лицо Митяя просветлело — он любил рыбалку больше всех в деревне и всегда охотно брался за это дело.

— Сделаем, барин! Как не сделать! — радостно закивал он. — А это, барин — крючок то прошлый раз оборвал…

— Подойди к Петьке, — посоветовал я. — У него еще пару прутов из проволоки осталось, чтоб с крючками помог. И чтоб завтра с утра пораньше рыбы наловил, понял?

— Понял, Егор Андреич, все сделаем в лучшем виде!

Мужики, что работали неподалеку и услышали мое поручение, заулыбались — понравилась им рыбка горячего копчения, что мы готовили на прошлой неделе. Один даже причмокнул, предвкушая завтрашнее угощение.

Тут меня осенила еще одна мысль. Подумав, я позвал Степана, который тоже крутился на стройке, подавая доски.

— Степан! На минутку!

Тот тут же подбежал, вытянувшись по струнке.

— Слушаю, Егор Андреич!

— Достань, — говорю, — свинины с ледника, ребрышки и хрящики. Пересыпь немного солью и перцем, и пусть ночь постоит так — тоже закоптим.

Глаза у Степана загорелись.

— Сделаем, барин! А когда коптить будем?

— Завтра, вместе с рыбой, — ответил я. — Только вот что: сделай тогда вторую коптилку, чтоб запах рыбы не отдавал в мясе. А то будет свинина с душком речным — не дело это.

Степан задумался на мгновение, представляя конструкцию новой коптилки, потом кивнул:

— Понял, Егор Андреич. Сделаю как надо. Досок в достатке — из них смастерю, самое то будет.

— Вот и ладно, — одобрил я. — Действуй.

Тот внимательно выслушал, еще раз кивнул, и побежал выполнять поручение.

Я же, отдав все распоряжения, неспешным шагом вернулся домой. В избе было прохладно и пахло сдобой — Машка колдовала над очагом, готовя ужин.

— Как там мужики? — спросила она, не отрываясь от своих дел.

— Работают споро, — ответил я, присаживаясь к столу. — Дом уже почти готов, крышу делают.

Машка довольно кивнула:

— Хорошо это. Чем больше домов, тем крепче деревня.

Я посмотрел на торт, что стоял на столе.

— Хм, а пропитался, — отметил я, осторожно потрогав корж пальцем.

Машка с любопытством глянула на непривычное лакомство:

— А он точно вкусный будет? Я таких никогда не пробовала.

— Еще какой вкусный, — усмехнулся я. — Солнце моё, ставь в печь воду, вскипяти к вечеру, — добавил я, вспомнив, что самовара-то не было.

«Нужно будет в городе купить», — подумал я мимоходом. — Будем торт с чаем кушать.

Я показал, сколько чаю взять из мешочка, что привезли из города.

— Позовем родителей твоих, да мужиков, кто поближе, — предложил я. — Пусть тоже попробуют, что за чудо такое — торт.

Машка лишь кивнула, улыбнувшись. Она любила, когда собирались гости, и всегда радушно всех встречала.

Я потянулся, разминая плечи. День выдался хлопотный, но приятный — дела шли своим чередом, деревня жила и развивалась. Что может быть лучше для хозяина?

За окном послышались голоса — первые работники возвращались со стройки. Скоро начнут собираться гости на наше чаепитие.

— Ну, — сказал я, поднимаясь, — пойду встречать наших строителей. А ты, солнце моё, готовь стол. Да позови родителей. Сегодня будем пировать!

Машка кивнула, и я вышел на крыльцо, встречая уставших, но довольных мужиков.

Первыми шли Петька с Ильёй. Они громко переговаривались и смеялись, явно довольные проделанной работой. Я подозвал Петьку, не дожидаясь, пока они подойдут сами.

— Петька, бери семью да приходите вечером на чай, — сказал я.

Тот замер на секунду, нахмурив брови, видно было, что не совсем понял мое предложение. Но спорить не стал, просто кивнул, принимая приглашение.

— Да Илюху тоже бери с семьей, — добавил я, кивнув в сторону его товарища.

Петька снова кивнул, переглянувшись с Ильёй, который тоже слышал мои слова и теперь вопросительно смотрел на брата.

— А пока, пойдемте, что покажу.

Я направился к своему дому, мужики молча последовали за мной. Во дворе, под навесом, где у меня была устроена небольшая мастерская, я достал кусок парусины, на котором ранее сделал схему и разложил его на столе. Петька с Ильёй с любопытством склонились над ней.

— Слушайте внимательно, — начал я, показывая на рисунок. — Нужно сделать форму из дерева под бутылку, чтоб потом отвезти кузнецу, чтобы такую же сделал из металла.

Я нарисовал как мог, объясняя пальцем каждую деталь. Решил сделать в виде пельменницы — это было проще всего объяснить мужикам.

— Только под две части, — продолжал я. — Выямка, что гладкая должна быть, — я показал на вогнутую часть рисунка, — а с другой стороны выпуклость, чтоб входила в эту выямку так, чтоб между ними зазор был миллиметра в два.

Петька почесал затылок:

— Это чтоб стекло там было, что ли?

— Именно, — кивнул я. — Причём — две такие на одном «устройстве», чтоб одинаково придавливались.

Я показал, как форма должна складываться, чтобы получались две одинаковые полубутылки одновременно.

— А потом ещё и чтоб обе части соединялись так, чтоб края ещё не остывшей заготовки спаялись между собой. Нужно будет сделать, чтоб форма складывалась, соединяя обе части.

Мужики переглянулись. Илья вытер пот со лба и неуверенно спросил:

— А это… чтоб что получилось-то?

— Бутылки, — ответил я просто. — Стеклянные. Для наливки и прочего.

— А-а-а, — протянул Петька, и в глазах его загорелось понимание. — Чтоб в них жидкость хранить, значит.

— Именно, — улыбнулся я. — Разное можно будет хранить.

Илья всё ещё выглядел озадаченным:

— А из чего делать-то форму эту?

— Да из любого дерева, — ответил я. — Нам же только как шаблон. Только выбирайте без сучков, чтоб ровнее было.

Петька кивнул, уже прикидывая, откуда взять подходящий кусок дерева:

— У меня кусок остался от того, что на бочку пошёл. Думаю, хватит.

— Отлично, — одобрил я. — Завтра и займёмся. Можно будет на глине опробовать, чтоб всё было чётко и ровно.

Мужики ушли, обсуждая предстоящую работу, а я остался во дворе, размышляя о том, как лучше организовать производство стеклянных бутылок. Дело новое, непривычное для деревни, но если всё получится, это будет большой шаг вперёд. Наливку можно будет не только пить самим, но и на ярмарку возить, продавать. Да и для других жидкостей стеклянная тара подойдёт лучше, чем глиняная или деревянная.

Вечером устроили чаепитие под яблоней. День выдался тёплый, но не жаркий, и вечерняя прохлада была особенно приятна. Машка расставила кружки, разложила ложки. В центре стола красовался торт — пышный и высокий.

Семьи Петьки и Ильи пришли почти одновременно. Петькина жена Дарья, принесла с собой варенье из лесной земляники — баночку совсем небольшую, видно, приберегала для особого случая. Илья пришёл с женой и двумя сыновьями-погодками, лет восьми и девяти. Мальчишки держались скованно, оглядываясь по сторонам и явно робея в присутствии барина.

— Садитесь, не стесняйтесь, — пригласил я, указывая на лавки. — Чай у нас сегодня особенный, да и угощение тоже.

Все расселись, поглядывая на торт с любопытством. Такого в деревне ещё не видали — пироги пекли, блины, оладьи, но торт был в новинку.

Машка разлила чай по чашкам — ароматный, китайский. Потом взяла большой нож и стала разрезать торт на аккуратные куски (так, как я ей сказал сделать накануне). Гости следили за каждым её движением, затаив дыхание.

— Это что же такое? — не выдержала Дарья. — Как вы это называете?

— Торт, — ответила Машка с гордостью. — Егор Андреич придумал. Там мука, яйца, масло, сахар, а между коржами сметана, взбитая с мёдом.

Она положила по куску каждому и сама села рядом со мной, с нетерпением ожидая, когда гости попробуют наше творение.

Первой рискнула жена Ильи. Она осторожно отломила кусочек ложкой и положила в рот. Глаза её расширились от удивления, а потом она закрыла их, наслаждаясь вкусом.

— Господи, что же это такое вкусное! — выдохнула она. — Как же это… Нет, не могу даже описать!

Все принялись пробовать торт, и вскоре над столом повисла та особенная тишина, которая бывает только тогда, когда люди наслаждаются по-настоящему вкусной едой.

— Какая же ты у меня умница, — сказала Прасковья, радуясь дочери. А Фома уплетая свой торт за обе щеки, тоже улыбнулся.

Машка попробовала свой кусок и аж застонала от удовольствия, так ей понравилось. Она перевела сияющий взгляд на меня:

— Боже, какая же вкуснотища! — воскликнула она.

Я довольно улыбнулся.

Петька, уплетая уже второй кусок, кивал, соглашаясь:

— Машка, да ты чародейка! Как это так можно из простых продуктов такое сотворить?

Илюшкины сыновья, забыв о смущении, уплетали торт за обе щёки, измазав лица в креме. Его жена пыталась их утихомирить, но я махнул рукой:

— Пусть едят на здоровье. Для того и делали.

Пока все наслаждались угощением, я поинтересовался у Петьки:

— А что там со стеклом? Как продвигается?

Петька, прожевав кусок торта, вытер рот и ответил:

— Семён расплавил следующую порцию и залил на камне. Сейчас остывает до завтра.

— А Прохор с ребятнёй камень нашли и шлифуют, — добавил Илья. — Хороший такой камень, ровный, для формы как раз подойдёт.

— Ну и отлично, — кивнул я, довольный новостями. — Значит, всё идёт как надо.

Машка, слушая наш разговор, вдруг спросила:

— А можно я завтра ещё торт сделаю? — и, заметив мой удивлённый взгляд, добавила: — Он мне так понравился, да и всем по вкусу пришлось.

— Конечно можно, — улыбнулся я. — Ты же видела, как и что — вот и сделай.

Дарья, сидевшая напротив, внимательно слушала наш разговор:

— А может, вместе испечём? — предложила она Машке. — Я к тебе завтра приду, ты меня научишь, и вместе сделаем?

Машка просияла:

— Конечно! Приходи пораньше, чтоб успеть всё сделать.

Мужчины тем временем перешли на обсуждение завтрашних дел. Петька рассказывал Илье, что завтра будет делать форму, а тот предлагал, как лучше выточить нужные детали.

— А как вы думаете, барин, — обратился ко мне Илья, — сколько таких бутылок нам понадобится?

Я задумался на мгновение:

— Для начала хотя бы дюжину. А там посмотрим, как пойдёт дело. Если всё получится, можно будет и больше делать.

Петька кивнул, соглашаясь:

— Дюжину осилим. Главное, чтоб форма удачная вышла.

— Выйдет, — уверенно сказал я. — Завтра покажу, как точнее выстругать, чтоб зазор правильный был.

Чаепитие продолжалось до самых сумерек. Торт был съеден до последней крошки, чайник опустел, а разговоры не стихали. Обсуждали и новую форму для бутылок, и стекло, и урожай, и планы на будущее. Дети Ильи и Петра, наигравшись во дворе, заснули прямо на лавке, прижавшись друг к другу.

Когда стало совсем темно, гости начали собираться домой. Дарья ещё раз поблагодарила Машку за угощение и пообещала прийти завтра пораньше. Илья подхватил сонных сыновей на руки и они отправились к себе.

— Спасибо за угощение, барин, — сказал на прощание Петька. — Такого вкусного отродясь не едал.

— Машку благодари, — улыбнулся я.

Фома с Прасковьей обняли дочь, что-то ей тихо сказав.

Когда гости ушли, мы с Машкой остались вдвоём под яблоней. Она прижалась ко мне, положив голову на плечо:

— Хорошо посидели, правда?

— Правда, — согласился я, обнимая её.

— А знаешь, что самое приятное? — спросила она тихо.

— Что?

— Видеть, как людям нравится то, что ты делаешь. Как они радуются новому вкусу, новым вещам. Это… это как будто маленькое чудо творишь.

Я улыбнулся, понимая, что она имеет в виду. Действительно, видеть, как жизнь в деревне меняется к лучшему, как люди узнают что-то новое, пробуют, учатся — это давало особое удовлетворение.

— Завтра большой день, — сказал я, глядя на звёзды. — И форму для бутылок начнём делать, и стекло проверим, как остыло.

— И торт ещё испечём, — добавила Машка с улыбкой.

Мы ещё немного посидели под яблоней, наслаждаясь тишиной и прохладой, а потом пошли в дом.