Воронцов. Перезагрузка. Книга 3

Глава 15

— Ставьте на подставку, — указал я на заранее подготовленное место, выложенное кирпичами.

Реторта с грохотом опустилась на подставку. Теперь предстояло самое сложное — перелить расплавленное стекло на подготовленный камень.

— Все отойдите, — скомандовал я. — Брызги могут разлететься.

Используя длинные щипцы, мы с Прохором осторожно наклонили реторту.

Раздались восхищенные возгласы — зрелище действительно было впечатляющим. В сгущающихся сумерках расплавленное стекло светилось оранжево-красным светом.

— Смотри, как тянется, — прошептал с восхищением Петька, выглядывавший из-за плеча Ильи.

И действительно, стеклянная масса тянулась, словно густой мёд, переливаясь в свете огня всеми оттенками янтаря. В этот момент кузня словно замерла — все затаили дыхание, наблюдая за завораживающим действом.

Я начал выливать на камень стеклянную массу. Она растекалась медленно, заполняя пространство, слегка пузырясь от соприкосновения с более холодной поверхностью.

— А теперь самое главное, — сказал я, снимая одну рукавицу. — Смотрите внимательно.

Я взял специальный инструмент — длинную металлическую полосу с деревянными ручками на концах, похожую на широкий нож, — и начал аккуратно растягивать стеклянную массу от центра к краям. Движения должны были быть плавными, но уверенными — слишком сильный нажим, и стекло станет слишком тонким, слишком слабый — и оно останется слишком толстым и непрозрачным.

— Вот так, видите? — говорил я, продолжая работу. — Не давите сильно, просто направляйте массу. Она сама знает, куда течь.

Раскалённая стеклянная масса поддавалась неохотно, словно живое существо, упрямилась, но постепенно уступала, растягиваясь в тонкий лист. В некоторых местах она оставалась чуть толще, в других — тоньше, образуя причудливые переливы и неровности, которые позже, когда стекло остынет, создадут тот особый эффект, за который это стекло и называют «лунным».

— Как вода на морозе, — прошептал Петька, зачарованно глядя на процесс.

И действительно, было в этом что-то от замерзающей воды — та же плавность линий, те же случайные узоры, та же красота природной стихии, укрощённой, но не покорённой полностью.

Семён подошёл ближе, разглядывая образующийся лист:

— А почему оно такое неровное выходит? Нельзя ровнее сделать?

— Можно, — ответил я, не прерывая работы, — но это уже другая технология. А это — лунное стекло. Оно и должно быть таким — с переливами, с неровностями. Через такое стекло мир кажется волшебным, словно сквозь воду смотришь.

Пока я растягивал стекло, Илья завороженно смотрел на процесс.

— А теперь последний штрих, — сказал я, закончив растягивание. — Нужно убрать пузыри.

Я взял длинную тонкую металлическую спицу и начал аккуратно прокалывать пузырьки воздуха, застрявшие в стеклянной массе. Каждый проколотый пузырь с тихим шипением выпускал воздух, оставляя после себя почти незаметный след.

— Вот и всё, — сказал я наконец, выпрямляясь и отступая от плиты. — Теперь самое главное — не трогать. Пусть остывает до утра.

Мы все отошли от камня, на котором теперь лежал тонкий стеклянный лист. Он всё ещё светился изнутри тёплым янтарным светом, но постепенно этот свет тускнел, уступая место прозрачности.

— И это будет стекло? — с сомнением спросил Петька, разглядывая неровную поверхность.

— Будет, — кивнул я. — К утру остынет полностью, и мы сможем его достать. Только остывать должно медленно, иначе потрескается.

Семён задумчиво почесал бороду:

— А на окна годится такое?

— Ещё как годится, — усмехнулся я. — В богатых домах за такое стекло большие деньги платят. Обычное, ровное — оно, конечно, лучше свет пропускает, но это… это красота.

Илья осторожно обошёл камень, разглядывая наше творение со всех сторон:

— А много таких листов надо для одного окна?

— Смотря какое окно, — ответил я. — На маленькое и одного хватит. А на большое штук шесть-семь понадобится. Я потом покажу как их в оконную раму вставлять.

Мы ещё некоторое время стояли вокруг камня, наблюдая, как постепенно остывает наше творение. Стеклянный лист медленно терял свое янтарное свечение, становясь всё более прозрачным, но сохраняя все те неровности и переливы, которые делали его таким особенным.

— Ну, на сегодня хватит, — сказал я наконец, снимая фартук. — Завтра утром придём, посмотрим, что получилось.

Семён прикрыл заслонку печи, Илья обошёл кузню, проверяя, всё ли в порядке, не осталось ли где искры, которая могла бы привести к пожару. Петька уже помогал убирать инструменты.

— Ничего не трогайте, — предупредил я ещё раз, указывая на стеклянный лист. — Пусть лежит до утра.

Мы потушили все свечи, оставив только одну масляную плошку подальше от плиты со стеклом — чтобы, если кто зайдёт ночью проверить, не наткнулся в темноте на раскалённую печь. И вышли из кузни, тщательно закрыв за собой дверь.

Снаружи нас встретила прохладная ночь. Небо было усыпано звёздами, а полная луна заливала деревню серебристым светом, удивительно похожим на тот эффект, который даёт лунное стекло.

— Смотрите, — сказал я, указывая на луну. — Вот почему такое стекло называют лунным. Через него мир выглядит так же, как сейчас, словно сквозь застывшую воду.

Мужики задрали головы, разглядывая ночное небо и, кажется, только теперь по-настоящему понимая, о чём я говорю.

— Красота, — выдохнул Илья. — И мы такое же сделали?

— Такое же, — подтвердил я. — А может, даже лучше.

Мы разошлись по домам, уставшие, но довольные сделанной работой. Завтра нас ждало новое чудо — первое стекло, созданное в Уваровке. А пока оно лежало на камне, медленно остывая и затвердевая, превращаясь из жидкой массы в прозрачный материал, который будет служить нам долгие годы, пропуская солнечный свет в наши дома и защищая от непогоды.

Утром, когда завтракал, пришел Фома. Стоял у порога, переминаясь с ноги на ногу, вертя шапку в руках. Я кивнул ему — заходи, мол, чего там. Он робко вошел и, чуть замявшись, выдал:

— Барин, я тут вспомнил, когда покупки с города разбирали, что чай вы заказывали. Вот, привезли, — и достал из-за пазухи холщовый мешочек, перевязанный бечевкой.

— Ну, давай сюда, — махнул я рукой, откладывая в сторону ломоть хлеба.

Взял мешочек, потянул за конец бечевки, развязывая узел. Внутри оказался черный чай — мелкие листочки распространяли такой аромат, что аж голова закружилась. Я невольно зажмурился от удовольствия, втягивая носом терпкий запах.

— Ну спасибо, уважил, — искренне поблагодарил я Фому. — Хороший чай.

— Это купцы торговали наряду с шелками китайскими, — пояснил Фома, явно довольный моей реакцией. — Говорили, прямо из самого Китая привезен.

— Да, и тут китайцы рынок захватывают, — хмыкнул я, разглядывая чайные листья. — Скоро, глядишь, и до нашей Уваровки доберутся, будут нам объяснять, как лесопилку правильно ставить.

Машка, услышав мою шутку, тихонько рассмеялась, накрывая на стол. Фома тоже улыбнулся.

— А еще сахара мешочек привез, — добавил он, выкладывая на стол еще один сверток, поменьше. — Купцы сказали, что к чаю его добавляют.

— Да, есть такое, — кивнул я, разглядывая крупные коричневатые кристаллы.

После, я вышел во двор и направился к сарайчику, где хранились различные инструменты и материалы. Смотрю — Петька с Ильей уже тут, крутятся возле забора. Увидев меня, оба расплылись в улыбках.

— Барин, когда на лесопилку пойдем⁈ — выпалил Петька, не успел я и рта раскрыть. — Там же стекло…

— Пойдем, — кивнул я. — Обязательно пойдем. Сейчас, дело одно сделаю и пойдем.

— А что за дело? — полюбопытствовал Илья, заглядывая мне через плечо, когда я открывал дверь сарайчика.

— Ну пошли, поможете, — махнул я рукой, пропуская их вперед.

Мы зашли в пристрой, и я начал осматриваться, вспоминая, где видел нужную мне вещь. Полки были заставлены различными коробами, мешками, инструментами.

— Что ищете, барин? — спросил Петька, явно сгорая от любопытства.

— Да проволока была тонкая, — ответил я, перебирая содержимое одного из ящиков. — Помню же, что видел.

— Да, была, — подтвердил Петр, оживившись. — Видел в ящике, вон том, в углу.

— Ну так бери, — кивнул я в указанном направлении.

Петька быстро подскочил к ящику, порылся в нем и выудил пять прутков длиной по сантиметров сорок каждый. Проволока была тонкая — в два миллиметра толщиной, но для моей задумки требовалось еще тоньше.

— Ну, надо бы потоньше, конечно… — задумчиво протянул я, вертя в руках один из прутов. — Петь, а ты можешь проковать, чтоб тоньше была?

Петька даже обиделся на такой вопрос:

— Могу, конечно! Это ж просто!

— Вот и сделай. Давайте на лесопилке и займемся.

— Хорошо, — кивнул Петр. — Беру тогда с собой.

Он собрал проволоку, обернул куском холстины и заткнул за пояс.

Взяв с собой снеди, что Машка собрала мы двинулись к Быстрянке.

День выдался ясный, солнечный. По дороге Петька с Ильей забрасывали меня вопросами о стекле — что я собираюсь делать, зачем проволока, что это за идея такая. Я отшучивался, говоря, что сами всё увидят.

На лесопилке уже были Семён и Прохор. Они обхаживали большой плоский камень, на котором уже остыло наше первое стекло. Оба были настолько увлечены, что даже не заметили нашего прихода.

— Ну что, мастера, как вам творение? — спросил я, подходя ближе.

Оба вздрогнули от неожиданности и обернулись.

— Барин! — воскликнул Семён, расплываясь в широченной улыбке. — Гляньте, какая красота получилась!

Я подошел к камню и наклонился, разглядывая наше первое стекло. Оно лежало ровным пластом, прозрачное, лишь с небольшими разводами, но в целом — идеальное для первой попытки.

— А ведь вышло, — пробормотал я, чувствуя, как внутри разливается тепло от хорошо выполненной работы. — Действительно вышло!

Взял стамеску и аккуратно подсунул под край стекла. Оно легко отделилось от камня — всё-таки хорошо его заполировали. Я осторожно поднял стеклянный лист и поставил его на доску, которую тут же подсунул Прохор.

— Гляди-ка, — выдохнул Илья, — прозрачное, почитай как вода!

— Только твердое, — добавил Петька, осторожно касаясь пальцем стекла. — И холодное.

Я взял стекло и поднял его, рассматривая на свет. Оно действительно вышло почти без дефектов — лишь несколько пузырьков воздуха застыли внутри, да небольшие разводы шли от краёв. Но для первого раза — просто отлично.

— Это, мужики, только начало, — сказал я, бережно возвращая стекло на доску. — Будем делать оконницы в домах. Представляете? Зимой в доме светло, а холод не проникает.

— Это ж надо, — покачал головой Прохор. — Как в боярских хоромах будем жить.

— Лучше, — подмигнул я ему. — Потому что сами всё сделаем.

Мужики стояли молча, завороженные необычным зрелищем. Семён, казалось, даже забыл, как дышать.

— Вот так-то, — сказал я с гордостью. — Это только начало, друзья мои. Только начало.

И глядя на их изумленные лица, озаренные разноцветными бликами, я подумал, что не зря затеял всё это.

Спросил Семёна, мол все запомнил как вчера делали? Он выпрямился и кивнул:

— Да, барин, запомнил. Всё до мелочи.

— Ну тогда сегодня делай еще, чтоб завтра было еще одно готово, — сказал я, оглядывая вчерашнюю работу. — И так каждый день.

Семён довольно крякнул, видно было, что ему нравится новое дело.

— Будет сделано, Егор Андреич!

Я повернулся к Прохору, который стоял рядом, внимательно прислушиваясь к нашему разговору:

— Прохор, еще один камень подготовь. Только чтоб размер был точно такой же — будем сразу стандарт делать, чтоб потом проще было.

Тот кивнул, почесывая бороду:

— Понятное дело, барин. Чтоб как по мерке все вышло, да?

— Именно, — подтвердил я. — Один размер, одна форма. Так и работать сподручнее, и результат лучше.

Прохор понимающе хмыкнул и пошел собирать ребятню.

Я повернулся к стоявшему неподалеку Илье:

— Илья, еще одну реторту сделать нужно. Поташ будем делать и сразу чтоб газ светильный использовать на очистку песка.

Илья почесал затылок, слегка нахмурившись:

— Сделаем, барин, — уверенно кивнул он. — Я уже и глину подходящую присмотрел. Дня за два управлюсь, коли дождя не будет.

— Хорошо, — я похлопал его по плечу и повернулся к Петру, который терпеливо ждал своих указаний: — Петь, песок покажи где мы брали — пусть потихоньку начинают собирать. Не знаю там — тачанки пусть соорудят, чтоб легче было доставлять. Не воз же переправлять на эту сторону.

Петр расплылся в улыбке:

— Дык я уже придумал, барин! Можно лодку большую на канате пустить. Груженую — вниз по течению, порожнюю — обратно. И быстрее будет, и лошадей зря не гонять.

Я удивленно приподнял брови — решение было действительно неплохое.

— Молодец, Петр! Так и сделай. Только канат крепкий возьми, чтоб не порвался на течении.

Тот кивнул:

— Сделаем, барин. Не сумлевайтесь.

Потом мы с Петькой направились к ангару. Нужно было еще одну задумку воплотить, а для этого требовалось поработать молотком.

— Так, Петь — сказал я, — проволоку выковать нужно. Тонкую, но прочную. Сможешь?

— А какой толщины надобно, Егор Андреич?

Я показал пальцами:

— Примерно вот такой. Чтоб гнулась хорошо, но не ломалась.

Петька прищурился, оценивая размер, потом кивнул:

— Можно сделать. А сколько надо?

— Да делай все, что есть. А там посмотрим.

— Хорошо, Егор Андреевич, — отозвался он, подходя к наковальне. — Тут и мудрить особо нечего.

Буквально за час тот справился с задачей.

Наконец, он протянул мне готовую проволоку — ровную, гладкую, именно такой толщины, как я просил.

— Вот, барин, как заказывали, — с гордостью произнес он, вытирая пот со лба. — Гнется хорошо, не ломается. Сами проверьте.

Я взял проволоку, согнул ее несколько раз и одобрительно кивнул:

— Отличная работа, Петр! Именно то, что нужно.

Петька довольно крякнул, а потом, не выдержав любопытства, спросил:

— А что это будет, Егор Андреевич? Для чего такая штуковина?

Вместо ответа я присел и нарисовал на земле схематичный венчик — спираль, соединенную перемычками.

Петька подошел ближе, наклонился, разглядывая рисунок. Потом почесал затылок, хмыкнул и, выпрямившись, кивнул:

— Понял. Сейчас сделаем.

Он взял проволоку и принялся аккуратно гнуть ее, следуя моему рисунку. Работал сосредоточенно, то и дело сверяясь с чертежом на земле. Потом отложил получившуюся спираль и принялся вырезать из куска доски ручку — удобную, гладкую, как раз по руке.

В итоге еще через час у меня в руках был готовый венчик — такой, как в моем прошлом. Или будущем. Я сам порой путался в этих определениях.

— Вот, барин, — Петька протянул мне свое творение. — Как вы рисовали, так и сделал. А для чего эта штука, если не секрет?

Я покрутил венчик в руках — работа была отменной. Спираль ровная, прочная, ручка удобно ложилась в ладонь.

— Это венчик, Петь, — объяснил я. — Для взбивания яиц, сметаны, теста. Машке в хозяйстве пригодится.

— Тьфу ты, — разочарованно протянул кузнец. — А я-то думал, какая-нибудь хитрая штуковина для механизма.

Я рассмеялся:

— Не всё механизмам служить должно. Иногда и для хозяйства что-нибудь полезное нужно сделать.

Петька хмыкнул, но спорить не стал. Мужики остались работать — у каждого было свое задание на день, а я, попрощавшись, направился обратно в Уваровку, к дому.

Солнце уже поднялось высоко. По дороге я встретил нескольких баб, возвращавшихся с речки с бельем. Они поклонились, пропуская меня, и я услышал, как они шушукаются за спиной — видно, гадали, почему барин так рано возвращается домой.

Дойдя до двора, я увидел Машку — она развешивала на веревках какие-то травы для просушки. Заметив меня, она удивленно всплеснула руками:

— Ой, Егорушка, а ты почему так рано сегодня? — спросила она, подходя ближе.

Я притянул ее к себе, обнимая:

— Соскучился по тебе, солнце моё. Вот и пришел.

Машка прижалась ко мне, обвивая руками шею, но в глазах плясали озорные искорки:

— Так уж и соскучился? — подмигнула она, лукаво улыбаясь.

У меня внутри что-то перевернулось от этой улыбки. Вот же зараза такая — знает, как зацепить! Я почувствовал, как жар приливает к щекам, а сердце начинает биться чаще. Одно ее прикосновение, один взгляд этих зелёных глаз — и я готов на все.

— А то! — с напускной суровостью ответил я, крепче прижимая ее к себе. — Думаешь, легко там без тебя? Вот и сбежал при первой возможности.

— Ну-ну, — протянула Машка, явно не веря моим словам. — Признавайся, что задумал? Просто так ты с лесопилки не уходишь.

Я сделал таинственное лицо:

— Может, я сюрприз тебе принес?

Глаза Машки тут же загорелись любопытством:

— Правда? Какой?

Я достал венчик и торжественно протянул ей:

— Вот!

Машка недоуменно взяла странный предмет, повертела в руках:

— А что это?

— Это венчик, — пояснил я. — Для взбивания. Тесто там замешивать, яйца взбивать, сметану… Много для чего пригодится.

Машка с интересом разглядывала подарок:

— И как им работать?

— Пойдем в дом, покажу, — предложил я, беря ее за руку.

Мы направились к крыльцу, но на полпути Машка вдруг остановилась и посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом:

— А ты правда из-за этого с лесопилки ушел? Чтобы мне подарок принести?

Я немного смутился:

— Ну… не только. Правда соскучился. И подумал — чего я там торчу целыми днями, когда дома такая красавица ждет?

Машка рассмеялась — звонко, заразительно, запрокинув голову:

— Ох, Егорушка! Говорить ты горазд! Ладно, пойдем, показывай, как твоя штуковина работает. А потом, так и быть, покажу, как сильно я по тебе скучала.

Она подмигнула так откровенно, что у меня перехватило дыхание.